Актуальные проблемы Европы №3 / 2012 - Ольга Новикова

Крайне негативное влияние на деятельность EUROMED оказала война в Ираке, начатая в 2003 г. США при поддержке многонациональной коалиции. На юбилейном саммите 2005 г. из арабских лидеров присутствовал только глава Палестинской национальной автономии Махмуд Аббас.

Вдохнуть жизнь в затухающее сотрудничество был призван проект нового союза, который ограничил бы число участников партнерства средиземноморскими странами. Выдвинутый Николя Саркози во время президентской кампании 2007 г., он нес четыре основные идеи: пересмотр прежней неэффективной политики; усиление роли Франции как главного игрока в Средиземноморье; повышение роли региона в глобальной экономике (что подразумевало прямой доступ ЕС к газовым месторождениям Северной Африки); решение проблемы нестабильности южных рубежей. Однако французская инициатива встретила сильное противодействие со стороны Германии, воспринявшей ее как продвижение национальных интересов Франции за счет ЕС. В итоге проект Средиземноморского союза (UfM) был представлен как естественное продолжение Барселонского процесса и региональное дополнение Европейской политики соседства. Его стратегическими целями остались экономическая интеграция и демократические реформы, хотя приоритетные направления были «приземлены» и конкретизированы. Это борьба с загрязнением Средиземного моря, развитие транспортной инфраструктуры, открытие совместного университета, содействие малому и среднему бизнесу и др. [см.: Euro-Mediterranean…].

Размышляя о не слишком эффективной политике ЕС по «европеизации» Восточного и Южного Средиземноморья, следует учитывать деятельность других внешних акторов, в том числе с «европейской компонентой», – НАТО, «группы восьми», финансовых институтов ООН и, конечно, США, которые в качестве своей внешнеполитической цели стали рассматривать продвижение реформ на Арабском Востоке.

В 1994 г. был запущен Средиземноморский диалог, мыслившийся как форум сотрудничества в целях содействия региональной безопасности и лучшему взаимопониманию между НАТО, Израилем и шестью арабскими странами8. По оценке специалистов, эта структура объективно была обречена на достаточно ограниченную роль из-за политических разногласий между участниками, и ее скорее можно назвать инструментом укрепления доверия и превентивной дипломатии [Orfy M.M., 2011, p. 28–29]. В 2004 г. она была дополнена Стамбульской инициативой сотрудничества9, принятой в целях развития практического двустороннего сотрудничества с заинтересованными странами региона [см.: NATO elevates…].

В 2004 г., после вторжения в Ирак, США на саммите G8 выдвинули мегаплан «Расширенного Ближнего Востока»10, предусматривающий ускоренное продвижение политических и экономических реформ на огромной территории от Мавритании до Пакистана11. Он был критически воспринят – и не только в арабском мире – по целому ряду причин: безапелляционного тона, игнорирования разнообразия региона, отсутствия каких-либо консультаций, в том числе с европейскими партнерами, замалчивания арабо-израильского конфликта и др. «Мы не заинтересованы в продолжающихся разговорах о “расширенном Ближнем Востоке”. Мы заинтересованы в нашем арабском регионе… Арабский путь к реформе будет осуществляться в соответствии с арабскими приоритетами», – так выразил отношение к этому плану бывший египетский президент Хосни Мубарак [Al-Ahram, 2004]. Одновременно у администрации Джорджа Буша не возникло обоснованных идей относительно того, как можно добиться поставленных задач, если не считать предложения работать над соглашением о зоне свободной торговли (по аналогии с EUROMED) и специализированных программ Госдепартамента в рамках Инициативы ближневосточного партнерства (MEPI) [см.: Alterman J.B., 2004, p. 84–85]. Основным каналом «продвижения демократии» стали постоянное внешнеполитическое давление и деятельность различных правительственных и неправительственных организаций (Агентство США по международному развитию (USAID), Национальный фонд поддержки демократии (NED) и др.) по развитию гражданского общества. С приходом к власти Барака Обамы и началом мирового экономического кризиса финансирование подобных политических структур и программ было значительно сокращено.

По нашему мнению, США придавали и придают огромное значение «построению демократии» в Ираке, рассматривая его как своего рода «пилотный проект» мегаплана. Однако в 2006 г. из-за истощения финансовых и военно-технических ресурсов началась пробуксовка «войн за демократизацию», да и вся политика «принуждения к партнерству», как охарактеризовал ее Алексей Богатуров [Богатуров А.], оказалась в подвешенном состоянии. Двойственный характер имела известная речь Обамы в Каире (2009), где он много говорил об уважении к исламу, воле народов и суверенитете Ирака, но также о приверженности демократии и готовности повсюду поддерживать права человека [Obama B.].

Экономические реалии, привнесенные капиталистической интернационализацией 1990-х годов, имели для арабского мира очень неоднозначные последствия. Либерализация экономики12 и сотрудничество с такими международными институтами, как МВФ и Всемирный банк, позволили ему подключиться к мировым хозяйственным связям, привлечь инвестиции, получить технологическую поддержку, осуществлять инфраструктурные программы и др., но вместе с тем сделали заложником мировой экономической конъюктуры. Страны, которые прибегали к помощи МВФ, были вынуждены соблюдать финансовую дисциплину и ограничивать социальную нагрузку бюджета. Особенно болезненно это было для тех, кто не входил в круг крупнейших экспортеров углеводородов и имел в силу прошлой «социалистической ориентации» значительный государственный сектор экономики (Египет, Тунис, Сирия). Реформа этого сектора помимо социально-экономических последствий была «идейно чувствительной» в силу его привязки к борьбе за независимость, арабскому социализму и принципам эгалитаризма.

В результате структурной перестройки экономики в соответствии с крайне консервативным (или, точнее, неолиберальным) Индексом экономической свободы13 2010 г. «преимущественно свободными» были признаны Бахрейн и Катар, «умеренно свободными» – Кувейт, Оман, ОАЭ, Иордания, Королевство Саудовская Аравия (КСА), «преимущественно несвободными» – Ливан, Марокко, Египет, Тунис, Алжир, «подавляемыми» – остальные14 [2010 Index…].

Мировой кризис 2008–2009 гг. по-разному, но очень значительно затронул Арабский Восток, увеличив социально-политическое давление на правящие элиты. Рост цен на продовольствие в первую очередь ударил по ненефтяным экономикам (регион является крупнейшим в мире импортером зерновых и продуктов питания). Прежде всего это коснулось Йемена, Магриба, Иордании, Ливана, а также Египта, осуществлявшего субсидирование основных продуктов питания. Наиболее диверсифицированные экономики (Египет, Иордания, Ливан, Морокко и Тунис) пострадали от сокращения внешнего спроса (снижения туристического потока, уменьшения перечислений рабочих-иммигрантов и прямых иностранных инвестиций). Нефтепроизводители выиграли от роста цен на сырье, но высокие цены поддерживались за счет существенного сокращения производства. Они также понесли большие потери от кризиса ликвидности и замораживания оптовых рынков [подробнее см.: Economic development..; 2010 Economic prospects…].

Как же оценить сотрудничество региона с Европой / Западом в 1990–2000-х годах? С одной стороны, оно вызвало распространение рыночных механизмов, рост ВВП, а также стандартов жизни, информационной открытости, уровня образования, способствовало появлению новых групп интересов, которые хотели бы влиять на принятие политических решений, с другой – не продвинуло демократические реформы, т. е. политическую инфраструктуру урегулирования будущих кризисов. Государственная бюрократия, военные и другие клики продолжали доминировать в политическом процессе. Ниже мы проанализируем его более подробно.

С началом постбиполярной эры и активного подключения к капиталистической интернационализации / глобализации арабские элиты были вынуждены задуматься о проведении политических реформ с целью укрепления легитимности на международной и внутренней арене. В той или иной степени реформы затронули как республиканские, так и монархические системы. Приведем лишь некоторые примеры: 1989 г. – после более чем двух десятилетий «каникул» возобновлены парламентские выборы в Иордании; 1990 г. – расширен состав сирийского парламента за счет увеличения квоты для независимых депутатов; 1992 г. – восстановлены регулярные выборы в Кувейте, принят «Основной закон о государственной власти» и образован Консультативный совет в КСА15; 1993 г. – первые многопартийные выборы в Йемене; 2002 г. – муниципальные выборы (с участием женщин) и выборы в Палату представителей в Бахрейне; 2003 г. – принятие Конституции в Катаре, провозгласившей принцип прямых выборов в будущую законодательную ассамблею; 2005 г. – частичные муниципальные выборы в КСА, первые альтернативные прямые президентские выборы в Египте и наделение женщин Кувейта пассивным и активным избирательным правом; 2006 г. – первые частичные (половины из 40 депутатов) непрямые выборы в Национальный федеративный совет ОАЭ16 при установленной квоте каждого из эмиратов и расширение состава Консультативного совета КСА до 150 членов. С 2003 г. в КСА (при формальном, как и в других аравийских монархиях, запрете политических партий) стал функционировать Центр национального диалога имени короля Абдель Азиза с целью создать «новую среду, способствующую диалогу между различными секторами общества во имя продвижения общественного интереса и консолидации национального единства на основе ислама». Ежегодные раунды диалога через организацию широких дискуссий и собраний последовательно на локальном, провинциальном и национальном уровнях посвящены актуальнейшим вопросам в жизни общества: от «террористического подполья» (обвиняющего короля в отходе от исламских норм) до прав и обязанностей женщин и взаимодействия с другими культурами и миром [см.: Марказ аль-малик…].