Заказчик - Натиг Расул-заде

Но машина уже растаяла вдали. Тогда он упал на колени посреди занесенного снегом пустыря и страшно, по звериному завыл, уже на середине этого воя почувствовав, что кажется, делает не то, что ему сейчас хочется. Он перестал кричать, встал, пошатываясь и, забыв про шапку, поплелся прочь от этого места. Мысли медленно возвращались к нему.

Драка, борьба за свою жизнь потрясла его, перевернула в нем все мысли. Что же это я хотел, что? Какой же я осел, подумал он. Конечно, слов нет, я тряпка, безвольная тряпка, вот что! Сам не мог решиться..

И к чему вообще все это? Глупо, глупо... Есть жизнь и есть смерть, и смерть приходит только тогда, когда жизнь кончается, и она все равно когда-нибудь кончается, зачем же торопить смерть, зачем она должна придти до поры, отведенной богом? Пусть все идет своим чередом, разве не в этом высшая мудрость, и не огромная ли ошибка и глубочайшая глупость торопить события? И разве каждая прожитая минута на земле это не счастье для человека в моем положении, разве теперь я не научился мудро распознавать каждую минуту и каждое мгновение и наполнять их смыслом, которого они не удостоятся ни в чьей другой жизни? Разве это не делает мою жизнь полнее, весомее?.. Все своим чередом, и каждая минута на земле -счастье, это значит - еще раз видеть снег, солнце, небо, звезды, родных, говорить, осязать, смотреть, чувствовать, даже боль чувствовать - все-равно это жизнь, все-равно это не смерть, потому что в смерти нет ничего, даже боли... Знать, что ты еще жив - вот счастье. Зачем же я хотел прекратить все? Пусть даже месяц...

В нем тридцать дней и бесчисленное множество минут, и все минуты и мгновения я могу, наполнить смыслом, то есть, прожить, прожить... Время - это Бог... Мысли обожгли, пронзили его. Он стал посреди пустыря, как вкопанный... Все, что отведено мне богом, все прожить до последней секунды, прожить! Слово-то какое долгое, ясное - прожить Какой же я осел, - подумал он опять, и как хорошо, что все так благополучно завершилось. Он прекрасно себя чувствовал сейчас, и вспомнил о боли, как о чем-то очень далеком, имевшем весьма отдаленное отношение к нему. И он даже не мог понять, какое именно отношение имеет к нему боль, что такое боль, к чему?... В голове после недавней драки шумело, будто молотом били, он все еще бурно переводил дыхание, в ухе запеклась кровь, он стоял посреди пустыря с разбитой головой, опухшим от ссадин лицом и улыбался, будто только что его, приговоренного к смерти, неожиданно помиловали, отменив казнь, к которой он уже был готов, и теперь впереди у него еще долгая, хорошая, насыщенная жизнь...

Он не слышал, как сзади в двух шагах от него остановилась машина, и мужчина в песцовой шапке, не выходя из своих "жигулей", выстрелил ему в спину. Боль, о которой он только что думал как о чем-то почти несуществующем, пронзила его, но падая, он еще не понимал, что случилось, так как плохо слышал и не понял хлопок выстрела, но когда возле себя, лежащего на снегу, орошая его кровью из своей раны, увидел ноги в сапогах, приподнял голову и увидел стоявшего над ним мужчину в шапке, он вмиг все понял, и хотел крикнуть, объяснить, что он передумал, что отменяет свой заказ, что принял другое решение, что прежде смалодушничал, а теперь... теперь он понял что такое жизнь, и что такое смерть тоже понял, прочувствовал продрогшими внутренностями, и как бы он ни умирал от приступов невыносимой боли, он все таки выбирает жизнь, предпочитает все отведенные ему минуты наполнить несравненным смыслом и великолепным, совсем далеким от смерти, содержанием; хотел все это объяснить, закричать, чтобы дошло до этой тупой песцовой шапки, как дорога ему жизнь даже теперь, когда он валяется еле дыша, на занесенном снегом ночном пустыре, хотел прокричать, но было поздно: вместо крика по губам его покатилась струйка крови, темная, почти черная, сгущаясь и твердея на крепком морозе.

Мужчина в шапке для верности еще раз выстрелил ему в голову, потом спокойно уселся в машину и уехал, оставив на пустыре остывающее тело заказчика.

Хорошая работа, - подумал мужчина, удовлетворенно потянувшись и хрустнув плечами за рулем. - Хоть и досталось мне... Что ж, везде свои издержки... А что брыкался - это само собой, это бывает, все же с жизнью человек прощается, не шутка. А наше дело довести до конца, честь по чести, как договорено было, думал он и знал, что в точности исполнит волю заказчика - устроит телефонный звонок, чтобы тело нашли родные и похоронили по-человечески. А то как же...