В объятиях бабочки - Каншаем Карисовна Айтмухамбетова

голосом. Когда Кабжан переносил из машины в сарай каких-то девочек, накрыв их этими покрывалами, Айгуль подумала, что она скоро проснется и, как всегда, будет вспоминать подробности своего неприятного сна.

Кабжан умылся, переоделся, дважды подошел к машине, что-то высматривая в ней, словно что-то искал. Но его чистая и опрятная одежда не могла скрыть искаженное испугом лицо и едкий запах алкогольного перегара.

– Если кто-нибудь спросит, скажешь, что я привез баранов, – было объяснение мужа, который прилежно пошел на работу.

Айгуль вошла в дом, в комнате ее девочек было тихо и уютно, в каждой детали чувствовались любовь и забота, которыми она окружала своих маленьких принцесс. Айгуль провела пальцем по нежной ладони Маржан, подошла к кровати Гаухар, и долго вслушиваясь в ровное дыхание младшей дочери, рассматривала нежные, мягкие черты ее лица. Вдруг ноги повели Айгуль к сараю, она с опаской заглянула в щель двери, но ничего не увидев, приоткрыла дверь. В углу сарая она заметила кучу сена, которой не было раньше на этом месте. Ей захотелось, раскидать эту кучу сена, провести по нежной, теплой ладони этих девочек, услышать их ровное дыхание. Вдруг до нее донесся глухой стон, который обжог ее слух раскаленным железом. Айгуль захлопнула дверь, тошнотворный страх, густой тяжестью ртути разливаясь по всему телу, подчинял сознание. Она поспешила в свой уютный мирок, в котором тихо тикали часы, с прилежной точностью расставлены предметы, сверкало стекло люстр, отражая искусственный свет в зеркалах. Но слово «счастье» рассеивалось, как мираж, во всём этом прилежном порядке.

А маленькая Ботагоз превратилась в птичку, похожую на маленький зеленый самолетик, ее маленькое тело обвила бабочка, с переливающимися синим отливом, крыльями. Большие черные с перламутром крылья душили ее, тяжесть этих крыльев вдавливала ее в темноту. Бота кричала: "НЕ ХОЧУ КНИГУ", но слова не выходили из нее, а черные крылья тугим обручем сковывали ее тело, не давая дышать, кричать и ЖИТЬ....

4

В немой тишине дома, всматриваясь близорукими глазами в блики солнечного света, настойчиво пробивающиеся сквозь щели плотной ткани штор, лежала бабушка, плотно натянув одеяло на подбородок. Она давно не спала. К ее не здоровью примешалось назойливое чувство беспокойства, которое она связывала с неохотой Айгерим вставать с постели. «Лучше бы я потихоньку сама пошла, выгонять коров – дело привычное, ничего со мной не случилось бы», – с этими мыслями она стала засыпать, видимо подействовало лекарство, которое Карлыгаш дала выпить, уходя на работу. Бабушку разбудил заговорческий шепот Ботагоз, звучащий в ее ухе какофонией слов перемешанных со стонами. Когда бабушка окончательно проснулась, то поняла, что в комнате никого нет, разбудила ее боль и собственный вырвавшийся во сне стон. Она поднялась, превозмогая боль, за окном было далеко не раннее утро, в доме тревожная тишина, она скорее вышла из дома, на веранде спали внуки, их лица были безмятежны и спокойны. Во дворе она также никого не обнаружила, лишь за забором кто-то хлопотал.

– Ляззат, это ты там?

– Да, анам4, как ты себя чувствуешь? – ответила ей дочь соседка.

– Зашла бы да спросила. Чувствую, лучше бы ничего уже не чувствовать, – огрызнулась старушка. – Где девочки Ботагоз с Айгерим?

– Не знаю, анам, утром я их попросила забрать нашу скотину, Максат с Динарой еще ведь не приехали.

– И ты туда же, нет бы, наоборот, помочь девочкам. Что-то их не видно, тревожно мне очень.

– Да заигрались где-то по дороге, вот и бегают. Проголодаются – придут, никуда не денутся, – успокаивала дочь свою больную престарелую мать.

Солнце быстро набирало высоту, передавая земле свое игривое настроение, своими яркими лучами оно грело и обнимало, своим дыханием оно шептало «ЖИВИ! ЖИВИ!». «Какой прекрасный день», – подумала старушка, подставляя лицо и руки под ласковые лучи, словно впитывая старой, дряблой кожей саму жизнь. Сквозь тонкую, полупрозрачную кожу век она рассматривала яркое красное полотно, по которому разливался мерцающий узор орнамента. «Ботагоз!!! Она должна это увидеть!». В это мгновение ей больше всего на свете хотелось держать за руку свою маленькую Боту, слышать ее смех, вместе с ней ощущать эту неподдельную красоту жизни. Вдруг старушка встрепенулась, словно вспомнила что-то очень важное, забежав на веранду дома, начала теребить внука:

– Ербол, вставай скорее, девочек до сих пор нет, иди, поищи их! Вставай – говорю тебе! Скорее же, ленивец!

– Әже5, что с тобой??? Горим что ли???

– Иди, ищи Ботагоз с Айгерим. Они как ушли на рассвете, так их и нет.

– Да играют они на соседней улице. Вон слышны их взвизги, – стойко сопротивлялся сонный юноша, растягивая рот в зевоте.

– Так иди и приведи их, раз тебе слышны! – на требовательный окрик бабушки проснулся Болат.

– Болат, иди, поищи девчонок, где-то лазают, а бабушка сирену врубила, – снисходительно перевел бабушкины требования с себя на младшего брата Ербол.

Когда Болат вышел за ворота своего двора и не услышал вездесущий звонкий голос сестренки Айгерим, которой по обыкновению были присущи споры с девочками и командные распоряжения, у него появилось желание вернуться в дом, застать в укромном уголке Ботагоз с карандашом в руках, а за зеркальной дверью шифоньера Айгерим, примеряющую мамины платья и представляющую себя артисткой на сцене в длинном, красивом платье. Он повернул налево, покосился на свежевыкрашенные ворота родственников, подумал: «Хоть бы они игрались с Динарой» и зашел в соседний двор.

– Ляззат апа, день добрый. Как ваши дела? А Динара дома?

– Ой, Болатик, как ты дорогой? У нас всё хорошо. А Динара с Максатом ещё в городе. Они должны на следующей неделе приехать. Ты проходи.

– Я Айкон с Ботой вышел искать, подумал, может у вас с Динарой играют, – разочарованно и досадливо сказал Болат.

– Ну, пойдем вместе, я иду в магазин, может, где там ходят, поспрашиваю у знакомых, – уже с сочувствием и с некоторым беспокойством отвечала Ляззат.

Часть пути они шли вместе, то и дело, спрашивая всех встречных о девочках. С каждым отрицательным ответом прохожих, у Болата усиливалось желание бежать домой. Видя отчаянье своего родственника, Ляззат сказала:

– Я пойду дальше, поспрашиваю, поищу, а вы с Ерболом найдите пастуха Базарбая с выпасом, может статься, что девочки с ним ушли в помощники. Айкон и не такое выдумает.

Болат повернул назад и, свернув на другую дорогу, чтобы расширить географию поиска, пошел домой. Весь свой путь он выкрикивал имена своих сестер, но ему в ответ так никто и не ответил…

Не обращая внимания на устремленные на него встревоженные взгляды родных, которые собрались за обеденным столом, Болат зачерпнул ковш воды из бидона,