Тротиловый звон - Виктор Голков

Сливаясь с темнотой.

Сквозь шум имен и отчеств

Сейчас в меня проник

Загадочных пророчеств

Таинственный язык.

«Каменное чрево Тель-Авива…»

Каменное чрево Тель-Авива

Мусором пропахло и мочой.

Жарко, скучно, тесно, суетливо,

И звезда не теплится свечой.

Здесь творец угрюмый иудейский

В клочковатой рыжей бороде

Говорить велел по-арамейски

И чужой не кланяться звезде.

Если враг пополз из Вавилона,

Из-под черных мертвых пирамид,

Золотая древняя колонна,

Как осенний ливень, прошумит.

«Есть такая страна – Словоблудье…»

Есть такая страна – Словоблудье:

Я там жил до глубоких седин.

Как на рынке, толкаются люди,

Но известно, что ты – не один.

А теперь я лишился гражданства,

Потому что слова не блудят.

И задавлено трезвостью пьянство,

Лишь во сне невидимки галдят.

«Вот и время прощаться…»

Вот и время прощаться,

Засвистел ветерок.

Мне пора возвращаться

В этот странный мирок,

Где уже не каштаны,

И не тополи, но

Кипарис домотканный

Тянет ветку в окно.

Вы, горящие дали,

Ты, сухая трава,

Частью так и не стали

Моего естества.

«Так случилось – нарвался на пулю…»

Так случилось – нарвался на пулю

Незадачливый этот солдат.

После стычки в каком-то ауле

Он лежал, уронив автомат.

И поношенный выцветший хаки,

Пропитавшийся кровью, обмяк.

Он лежал, и скулили собаки,

Легион азиатских собак.

Призывник, рядовой, автоматчик,

Просто парень, как всякий другой,

Здесь он был иноземный захватчик,

И убил его нищий изгой.

И еще для невесты солдата

И для всех был живым он, когда

Наклонилась, светясь синевато,

Над немым его телом звезда.

И, не ведая чувства потери,

За какой-то далекой чертой,

Эта жизнь, затворившая двери,

Становилась ночной темнотой.

«Воздух в час рассвета…»

Воздух в час рассвета

Холоден и чист.

Умирает лето,

Как кленовый лист,

Что застыл, увядший,

И летит, кружась,

Одинокий, падший

На дорогу в грязь.

Лишь кусты теснятся

Около стены.

Запоздало снятся

Летние им сны.

Только сиротливо

Над водой склонясь,

Покачнулась ива,

И звезда зажглась.

«Итак, бестелесность сильней, чем тело…»

Итак, бестелесность сильней, чем тело,

Но память – сильней всего.

Живешь на земле ты, такое дело.

Безлично твое родство.

Ведь даже во сне окружают стены

Светящийся сад в цвету.

По эту сторону ты, несомненно,

А вся твоя жизнь – по ту.

«В груди таинственное жженье…»

В груди таинственное жженье.

Становится понятно мне,

Что это – рукоположенье

В сан сердца – нового вполне.

Как духи на краю иголки

Надежды больше не стоят.

И все сметает кривотолки

Судьба, горючая как яд.

«Отлаженный организм…»

Отлаженный организм –

источник моего спокойствия.

Ничего не болит,

и чувства подконтрольны.

Но и в этой идеальной конструкции

есть место для тревог и страхов,

Так как нервная система и мозг

безусловно доказывают,

что тело – не навсегда.

«Одноклассник Серега…»

Одноклассник Серега

сидит в подмосковной берлоге.

Ни друзей, ни семьи,

лишь галдит телевизор,

Чей экран полыхает синюшно.

Хочешь верь, хочешь нет –

он к нему прикипел до конца.

Смысл жизни,

о чем ты бормочешь:

Что ты существуешь, не так ли?

Эту жалкую ложь

опровергнуть нетрудно.

Напрягаться не стоит –

Достаточно с ним посидеть.

«Липы и каштаны…»

Липы и каштаны –

Давние деньки.

Более, чем странно,

Как они легки.

Дед мой с бабкой жили

В этой стороне.

Это правда, или

Все приснилось мне?

Исчезают в яме

Шепот твой и крик.

Тянешь руки к маме –

Сам уже старик.

Только ветер гонит

Рваные листы.

А когда хоронят,

То глаза пусты.

«Если в рифму не пишется…»

Если в рифму не пишется,

просто пиши.

Будешь кем-то прочтен.

Остальное не важно.

Между формой и смыслом

имеется связь.

Будешь формы лишен.

Остальное не важно.

Проницающий ум

прикоснется к душе,

чтобы выявить смысл.

Остальное не важно.

«Ни заветного бреда…»

Ни заветного бреда,

Ни счастливого дня,

Даже если беседа

Чаще – просто грызня.

Что-то цедит сквозь зубы,

Волоча на правеж,

И витийствует грубо

Повседневности ложь.

Но грядут перемены –

Завернешься в песок.

Зазвенит незабвенный

И родной голосок.

«Он жил во время оно…»

Он жил во время оно,

Когда читали всех

Наивно и влюбленно,

И ждал его успех.

Известен, и оценен,

И даже знаменит

В стране, где слово «Ленин»

Еще в ушах звенит.

Но вел, как оказалось,

Тот путь в сплошную тьму.

И мертвая усталость

Простительна ему.

«Так о чем же я хотел сообщить?..»

Так о чем же я хотел сообщить?

Что устал я эту тяжесть тащить.

И морщины поползли по лицу,

Как примета приближенья к творцу.

Я, конечно, понимаю и так,

Что судьба моя – затертый пятак.

И, как сотни миллионов, я жду

Час отправки на ночную звезду.

Это, в общем-то, пустой разговор,

Но под занавес грядет приговор.

Не нужны мне больше хлеб и вода,

Если ждет меня ночная звезда.

«Жизнь окончена прежняя…»

Жизнь окончена прежняя,

И навстречу плывет

Незнакомая, нежная –

Пара крыльев вразлет.

Мимолетным свиданием

Насладясь на лету,

Под привычным страданием

Ты подводишь черту.

Бесконечно приближенный

К царству света и трав,

Над судьбой своей выжженной

Пролетаешь стремглав.

«Бред системы эндокринной…»

Бред системы эндокринной –

В мозге черные ручьи.

Плод фантазии старинной –

Годы долгие мои.

Вот судьба сгустилась в массу,

Источающую свет,

За которым вьется трасса

Всех шестидесяти лет.

Я страну покину скоро

Изувеченной мечты,

Где засохшие озера –

Как разинутые рты.

«Безнадежно память затвердела…»

Безнадежно память затвердела,

Не желает образы творить.

Ностальгия покидает тело,

Для чего о чувствах говорить?

Но пройтись по улице заветной,

Или только тенью проскользнуть,

Прикоснуться к тишине рассветной

Я б хотел, хоть детства не вернуть.

«Если ты раздерган на цитаты…»

Если ты раздерган на цитаты –

Значит, цель достигнута сполна.

И лежишь, ни в чем не виноватый,

Там, где только небо и весна.

А душа сбежала, бессловесна,

В сад, где бродят призраки толпой.

Ей с тобой уже не интересно,

Дикой и по-прежнему слепой.

«Так сбылось пророчество Жигулина…»

“… прощай, родная Палестина, Я не приеду никогда”

Так сбылось пророчество Жигулина –

В Палестине я торчу, как перст.

Здесь вопит любая загогулина

Оттого, что зев судьбы разверст.

Столько умных мыслей наворочено…

Но неясно лишь одно – зачем?

Если есть под сердцем червоточина,

Ты ее не вытравишь ничем.

«Если должен лечь под нож…»

Если должен лечь под нож,

Наскребешь последний грош.

И не по милу хорош,

Купишь черный макинтош.

Мне нельзя, а я тружусь,

Сам себе чужим кажусь,

Молча в зеркало гляжусь,

Худо мне, но я держусь.

Потому что мир такой,

Ты мне вслед махнешь рукой.

Нет надежды никакой,

До свиданья, дорогой.

«Человек, растянувшийся под простыней…»

Человек, растянувшийся под простыней,

Порождает абсурд, нарастающий волнообразно.

И впридачу – свет солнца, пронзающий мозг,

И машины, снующие, как тараканы.

Значит выхода нет – выдвигай миллион

Миллионов любых философских гипотез.

Тот, с кем был ты знаком, не воскликнет: привет!

Не вздохнет, не заплачет,

И руки он, конечно, тебе не подаст.

«Человеческая система с электронными связями…»

Человеческая система с электронными связями,

Реактивными двигателями

И атомной бомбой,

Безусловно, имеет какую-то цель.

Переселиться на звезды,