За что боролись… - Марина Серова

Пышное словечко «концерн» пристроил к названию фирмы Лейсман (конечно, «Атлант-Росс» до концерна не дотягивал), он же предложил второе наименование «Росс», чтобы придать фирме хоть какой-то русский налет. Особенно если учесть, что в трио основателей и отцов фирмы не было ни одного русского: Анкутдинов — татарин, Новаченко — украинец, Лейсман — сами понимаете, еврей.

Двухэтажный центральный офис находился на пересечении двух главных улиц города.

Когда я вошла в приемную президента фирмы, то первое, что бросилось в глаза, была огромная фигура главы секьюрити господина Новаченко. Его оперный бас грохотал прямо в ухо хорошенькой длинноногой секретарше в мини-юбке, которая мелодично смеялась, то и дело страдальчески морщась, — наверно, когда децибелы новаченковского баса зашкаливали за все пределы возможного.

Увидя меня, Новаченко крякнул и обратился со следующим приветствием:

— Здоровеньки булы, Танюха! Як живешь, якими витрами занесло?

— Добрый день, Тимофей Леонидович. Спасибо, ничего. Анкутдинов здесь?

— Где ж ему быть-то? Вроде здесь, а, Светочка?

Хорошенькая секретарша взмахнула длиннейшими ресницами и нежным голоском прощебетала, что Тимур Ильич здесь, но он очень занят и не принимает.

— Меня зовут Татьяна Иванова, и я условилась с ним о встрече, — напористо проговорила я. — Как это занят?

Светочка исчезла за дверью анкутдиновского кабинета, робко косясь на монументальную фигуру начальника охраны. Через несколько секунд она выпорхнула, изящно переставляя умопомрачительными нижними конечностями, и взор Новаченко вспыхнул хищным блеском, а край торчащего из кармана мобильника еще выше задрался к потолку.

— Проходите, Тимур Ильич ждет вас.

Анкутдинов сидел в огромном кожаном кресле и перебирал какие-то бумажки. Увидев меня, он вяло улыбнулся и, явно без удовольствия встав, сделал два шага навстречу.

— Прекрасно выглядишь, — произнес он. Тон этого заявления никак не вязался с его приятным и по сути правдивым содержанием. — Ну, присаживайся.

— Ты тоже не похож на человека, безнадежно замученного работой.

Да уж, добавила я про себя, чтобы замучить Тимура Ильича работой, надо спустить его в каменоломню на выработку тройной дневной нормы в течение этак полугода.

Анкутдинов выглядел в самом деле очень мужественно и внушительно. Атлетическая фигура под два метра, ничем не хуже, чем у Новаченко, только гораздо стройнее. Мастер спорта по плаванию. Вместо тупой лысой башки с кабаньими глазками — в комплекте с подобным телосложением — на плечах Анкутдинова была удивительно интеллигентная голова. Аккуратная стрижка, тщательно уложенная, тонкие, почти аристократические черты смуглого нерусского лица. Красивые темные восточные глаза за стеклами очков в изящной, дорогущей, наверное, оправе.

Ленивое, неимоверно грациозное, холеное животное. И все-таки я знала, что, будь Анкутдинов таким, каким он представлялся с первого взгляда, он никогда бы не стал в свои двадцать восемь Тимуром Ильичом, президентом фирмы «Атлант-Росс».

— Конечно, по делу? — Он прищурил свои и без того довольно узкие глаза.

— А разве с тобой можно иначе?

Он словно нехотя полыхнул снисходительной белозубой улыбкой.

— Это с какой стороны посмотреть. Ты ведь тоже непростая, Таня. Вот, например, сейчас — о какой пакости ты хочешь мне поведать?

— У тебя на эти пакости чутье, — принужденно улыбнулась я.

— Ну тогда валяй.

— Помнишь, я звонила тебе дня три назад и интересовалась твоей командой в «Брейн-ринге»? Ты еще сказал, чтобы я позвонила Лейсману.

— Помню, конечно. И что, ты позвонила ему?

— Нет, не позвонила. А теперь придется.

— Что-то серьезное?

— Ага, куда уж серьезнее. Вишневский, капитан команды, умер сегодня утром от передозировки наркотика.

Он нервно сцепил пальцы и глянул на меня поверх очков почти с досадой.

— Очень жаль, — сказал он. — Ты из-за этого и пришла ко мне? Я не понимаю.

— Я говорила с его отцом, и он подозревает, что это убийство.

Я наскоро пересказала Тимуру содержание нашего разговора с Вишневским-старшим. Он слушал меня, не перебивая, рассеянно раскачивая в пальцах очки на одной дужке, что означало у него высшую степень внимания.

— Неприятная история, — наконец произнес Анкутдинов. — Я даже могу рассказать кое-что еще. Примерно такие же случаи, правда, без смертельного исхода, уже были в юридическом, в университете, в «экономе». Кто-то продает студентам этот препарат, повышающий порог интеллекта и стимулирующий память и восприятие. У меня контрольный пакет акций одной компьютерной фирмы при Академии госслужбы, ну, ПКЦ бывшем. Так и у них были случаи, когда им предлагали перцептин. Посылали на пейджер: «Не желаете ли приобрести то-то по такой-то цене за грамм?» Н-да! Дело и вправду серьезное.

Прозвенел телефон.

— Анкутдинов! Да! Я слушаю. Что? Акции? Да какое, к черту? Идиоты! Немедленно. Сию минуту… Хорошо, я еду.

Тимур хлопнул меня по плечу и, мило улыбнувшись, сказал:

— Извини, Танечка, не могу больше с тобой говорить. Дела. Никак с этим нефтеперерабатывающим заводом не утрясу. Машину через минуту к выходу! — рявкнул он в аппарат. — Так что извини, — снова обернулся он ко мне, — еще раз говорю: позвони Лейсману. Если что раскопаешь или буду нужен — звони на мобильник. Все-таки капитан моей команды, черт возьми…

Визит к Анкутдинову ничего не прояснил. Выходило, что и он не мог сообщить ничего определенного и, как мне показалось, едва ли был причастен к этой истории. А я привыкла полагаться на свою интуицию.

Оставались Лейсман и члены брейн-ринговской команды. И — опять-таки Светлов… Что-то не позволяло мне вычеркнуть его из списка людей, способных пролить свет на эту ситуацию.

Лейсман говорил со мной подчеркнуто сухо и встретиться отказался, ссылаясь на занятость. Когда же я сказала ему, что звоню из приемной Анкутдинова и все попытки финдиректора уклониться от разговора со мной вызовут прямое неудовольствие главы фирмы, Аркадий Иосифович сменил гнев на милость:

— Хорошо, через час в ресторане «Лира». У меня там сейчас деловая встреча с иностранным партнером. После нее я смогу поговорить с вами. Но перед этим позвоню Тимуру Ильичу и проверю…

— Да ради бога, черт возьми! — облегченно выдохнула я в сторону.

По-видимому, Аркадий Иосифович все-таки что-то расслышал, и его не вдохновило забавное соседство в одной фразе бога и черта. Его голос стал совсем уж ледяным:

— Надеюсь, вы не станете отрывать меня от дел по пустякам, и ваш вопрос достаточно серьезен. До встречи, — и господин Лейсман соблаговолил дать отбой.

— Вот урод! — выругалась я.

— Это ты о ком? — поинтересовался все еще торчащий здесь Новаченко.

— Да так… А вы почему не охраняете президента, Тимофей Леонидович?

Глава 3

Зачет по высшей математике группы «Б» четвертого курса химфака университета подходил к концу. Настенные часы показывали половину четвертого, когда из-за угла длинного университетского коридора показались двое. К тому времени у двери аудитории, в которой шла сдача зачета, осталось три человека.

Из двоих вновь прибывших первый был коренастый молодой человек с бритым затылком, широким красным лицом и в сильном подпитии. Ноги его плохо слушались, а физиономия расплывалась в глупейшей довольной улыбке. Избрать путь по высокоамплитудной синусоиде ему не позволяла идущая рядом высокая девушка, крепко вцепившаяся в руку незадачливого выпивохи. Ее лицо, тонкое и миловидное, в настоящий момент было сильно озабочено.

— Что ж ты нажрался, кретин?

— М-м-м, — лаконично ответил тот.

— Опять с Казаковым «Анапу» жабали? Ты хоть бы сначала зачет сдал, а потом квасил, идиот!

— Да л-ладно тебе, Ленк, — наконец выдавил из себя что-то членораздельное любитель дешевых вин, — сейчас сдам…

— Тебя самого надо сдать — в «трезвяк», естественно! Горе ты мое!

Троица оставшихся у дверей аудитории при приближении парочки разразилась радостными приветственными воплями.

— Здорово, Кузнецов! Че это от тебя несет за километр?

— Пошел ты.

— А ты Светлова не видал?

— А че, его еще не было? — вмешалась в разговор Лена, не отпускавшая руки Кузнецова.

— Да нет. А что тут удивительного? Он в универ только по большим праздникам ходит.

— Куда уж больше — зачет у Смирнитского, — недовольно выговорила Лена. — Как, кстати, принимает?

— Да ниче, пидор сегодня добрый.

— Какой еще пидор?

— Смирнитский, конечно. Ты что, Бессонова, с дуба рухнула, что ли? Але, гараж!

— Кто следующий идет? — спросила Бессонова, равнодушно проигнорировав довольно нахальную фразу.

— Не знаю… Щас Мишка, потом Петров, потом я. А вообще он всех сейчас запустит, наверное.