Жизнь с переводом - Илья Райх

Класс удивленно смотрел на них, но Таисия Венгеровна знала, что делала. Она не могла быть осведомлена о каждом отличнике в школе, поэтому, сопоставив оценки по другим предметам, сделала для себя вывод, что именно по математике у этих пятерых, стабильно учившихся на «отлично», не выходят необходимые им пятерки. Они больше всех пострадали от ответных мер Надежды Васильевны. А о том, что класс прогулял ее урок, завуч по воспитательной работе была чересчур осведомлена, но не вмешивалась в ситуацию до сего момента, так как недолюбливала прямолинейную Надежду Васильевну – две стервы с трудом уживались в одном педагогическом коллективе.

Но теперь Таисия Венгеровна посчитала, что вызов брошен ей лично, ведь ученики класса не собирались сдаваться без боя, все молчали, хоть и испытывали страх, который в этот момент объединял всех без исключения. Отличники плечом к плечу стояли с двоечниками, ребята, которых всегда ставили за отличное поведение в пример нерадивым ученикам, уравнялись с ними в правах. Теперь они также не имели права на ошибку, за которой последовал бы вызов в школу родителей и исключение со школьной «доски почета».

Если Равиль Мустаев иногда и участвовал в заварушках на переменах, то Павел Белобородов вообще являлся образцом для учеников школы. Правильное, серьезное лицо, учился только на «отлично». Даже когда все решили пойти в кино вместо урока математики, он долго и упорно отговаривал класс от недальновидного поступка, но в итоге пошел со всеми, так как не хотел выглядеть в глазах всего класса «белой вороной». Одним словом – человек будущего.

Антоша, которую на какое-то время Таисия Венгеровна оставила без внимания, проявила поползновения подойти к своему месту. Но была одернута завучем: «Анна, милая моя, встань на место, я верю, что это не ты». Другие отличники выворачивали карманы, высыпали содержимое своих ранцев на парты. Первым управился Равиль. Таисия Венгеровна без особого интереса рассмотрела его вещи – у отличников ничего лишнего, только аккуратно сложенные тетради и учебники – потом приказала сложить их обратно в портфель, даже не заглянув под его парту.

То же самое проделал Павел, сидевший на первом ряду на второй парте, следом за Равилем. Его лицо покрылось багровыми пятнами. Такого морального унижения он еще не испытывал, он представить не мог, что его, вот так, как самого отъявленного бездаря будут «раздевать» на глазах всего класса. Ему казалось, что его авторитет рухнул, карьера отличника подошла к концу… что он скажет дома родителям! Одно дело – четверка, другое – публичная экзекуция на глазах класса, и главное – он не желал сливаться с безликой толпой, он привык быть первым во всем и всегда считал себя выше других. «Вся жизнь наперекосяк», – думал он, когда неохотно выворачивал карманы брюк под неусыпным взором Таисии Венгеровны.

Слезы подступили к глазам, вот-вот польются безудержным потоком, рванут во все стороны… Но плакать нельзя, нужно выдержать. Мальчик не должен рыдать на глазах всего класса. Такого позора он точно не смог бы вынести.

– Ты еще и рыдаешь? – процедила Таисия Венгеровна. – Дома будешь плакать, – с укором произнесла она. Она смотрела в сторону Павла, тот опустил глаза, первая соленая слеза предательски скатилась по щеке.

Таисия Венгеровна двинулась в его сторону, но прошла мимо него – она обращалась не к Павлу, а к Анфисе Жарковой, которая сидела на среднем ряду за второй партой. Девочка зарыдала, поочередно вынимая дрожащими руками предметы из ранца.

– Быстрее, быстрее! – громко и твердо скомандовала Таисия Венгеровна. От голоса завуча у Анфисы руки затряслись еще сильнее. Выпал пенал, посыпались тетради…

Вдруг прозвенел звонок, класс выдохнул.

– Рано радуетесь, – отреагировала Таисия Венгеровна, – я никого не отпускала. Я же сказала вам: вы не выйдете из класса, пока я не закончу.

Так она сбила наш порыв к свободе, когда многие уже начали собирать вещи с парт в тяжелые портфели. А за дверью поднялся веселый гомон, все спешили домой, радуясь наступившим каникулам.

– Анфиса, ну, давай смелей, что там еще у тебя осталось! – Таисия Венгеровна попыталась заглянуть ей в ранец.

– Это я сделал! – послышался голос за спиной Таисии Венгеровны.

– Что?! – она повернулась.

Класс встрепенулся.

– Что? – повторила Таисия Венгеровна, она с удивлением, как и весь класс, взглянула на Федора.

– Это сделал я, – волнуясь, повторил Федор.

– Ты?! – все сильнее удивлялась Таисия Венгеровна.

– Да, да, я, – дрожащим голосом отвечал Федор.

Завуч обошла ряд, подошла к нему и с усмешкой на лице произнесла:

– Ты хоть понимаешь, что ты наделал?

– Да, да, я же говорю, что это сделал я, – Федор бесстрашно смотрел ей в глаза.

Самое удивительное было то, что своим взглядом завуч по воспитательной работе не выражала ни гнева, ни ненависти. Зато самодовольная улыбка явно означала: «Я же говорила, что обличу негодника». Другой вопрос, что на роль негодника Федор никак не подходил. Но цель была достигнута, и было уже неважно, взял ли Федор на себя чью-то вину или нет, ведь учителя редко находят истину. Если бы Таисия Венгеровна не добилась своего, она все равно нашла бы выход, назначив виновного на свое усмотрение. Учитель в школе, как и судья, обладает редким правом – определять виновного.

Поступок Федора с трудом укладывался в моей голове, я не верил, что именно он залил кислотой стул Надежде Васильевне. Он был единственный, кого миновала кара математички, мало того, Надежда Васильевна постоянно, без длительных перерывов посещала его на дому. Остальные учителя из школы не могли похвастаться таким постоянством.

– Федор! – вскричала завуч, чтобы хоть как-то проявить строгость к мальчику-инвалиду. – Сегодня же придешь с мамой в школу!

– Она на работе, – уверенным голосом ответил Федор. Он хорошо держался.

– Ничего, мы ее вызовем с работы, – отреагировала Таисия Венгеровна и вышла из класса.

Мы тихонько упаковывали свои вещи. Один Федор сидел неподвижно. Мы все подглядывали за ним, также осторожно, когда увидели его в первый раз. Он не переставал нас удивлять.

К нему подошел Ролан и предложил довести его до дома. К ним присоединился Худо и Бес, – те ребята, которые в отличие от нас были свободны, которые никогда не заискивали перед учителями, ведь им не нужны были правильные оценки за учебу, за поведение. Они жили своей жизнью и редко замечали взрослых.

Глава четвертая

Началась новая четверть, новые будни. Дни стали короче, утренними сумерками мы пробирались по замерзшим дорожкам в направлении школы. Ноги скользили по ним, и однажды, не рассчитав свои силы, я даже навернулся и распластался на дороге, вызвав неподдельный смех у Анфисы Жарковой. Она жила в соседнем доме, и мы нередко встречались по пути в школу. Снега было немного, он выпадал небольшими порциями, но все пребывали в ожидании грандиозного снегопада. Большой снег всегда служил предвестником любимого праздника – Нового года. Но времени до всеобъемлющего торжества, зимних каникул и новогоднего пиршества в кругу родителей было еще предостаточно.

Про инцидент с Надеждой Васильевной никто в классе не вспоминал. Ребята иногда перешёптывались о ней, обсуждали слухи, урывками доходившие до нас. Одни утверждали, что она все еще лежит в больнице, что она больше никогда не сможет сидеть. Другие говорили, что она не может ходить, и что ее отправили на пенсию из-за полученной инвалидности.

От таких слухов у нас проснулось сочувствие к ненавистной учительнице, но одного мы не желали точно – ее скорейшего возвращения в школу. Математику вместо нее преподавала нам Галина Сергеевна, спокойная учительница, явная противоположность Надежде Васильевне. Она не донимала нас чересчур объемными заданиями на дом, всегда натягивала оценку, будь то пятерка или четверка, а двоек вообще никому не ставила. Даже Ролан, который никогда не утруждал себя занятиями, превратился у нее в «хорошиста».

Не ходил в школу и Федор. Его не было около месяца, и мы не знали – что с ним. Его долгое отсутствие тоже успело обрасти слухами: якобы его перевели в школу для трудных подростков или вообще запретили посещать любую школу в городе. Как все обстояло на самом деле, мы не знали и не интересовались, так как боялись правды.

Прошло еще немного времени, до окончания четверти оставалось три недели. Все пребывали в ожидании школьных каникул, новогоднего школьного маскарада – практически каждый день после школы мы шли на каток, играли в снежки, валялись в сугробах. Беззаботное детство било ключом…

Шел урок русского языка. Урок вела наша классная руководительница Антонина Робертовна. Мы изучали морфемы. Повторяя вместе с классом очередное правило, я открывал рот только для видимости, так как в этот момент все мое внимание было приковано к картине за окном. Там шел легкий пушистый снег, на фоне безветрия снежинки казались мне живыми существами, и я мечтательно пытался проводить каждую снежинку своим взглядом. Считал их, сбивался, потом все начинал сызнова. Я и не заметил, как ко мне подошла Антонина Робертовна: «Корень – это главная неизменяемая часть слова…» – строго произнесла она, повернув рукой мою голову в сторону доски.