Приключения чёрной таксы - Никольская Олеговна

«Надо обязательно купить такой для Франи», — подумала Лада.

Тем временем под барабанную дробь господин Аглик торжественно объявлял:

— «Спасателем года» становится… Становится… Метис колли Франт фон Маркбис!

— Браво ареопагу! — одобрительно зашумели в зале.

На экране появилась сконфуженная морда: решение жюри застало Франта врасплох.

— Просим, просим, не смущайтесь! — подбодрил его господин Аглик.

Наступая на лапы присутствующим, Франт неуклюже вышел к трибуне. Мадам Кортни собственнолапно повесила на шею победителя медаль в форме косточки и лизнула героя в нос.

— Слово предоставляется победителю, господину Франту фон Маркбису!

В пещере стало тихо. С замиранием сердца присутствующие ждали пламенной речи героя. И только Лада была не в силах больше ждать:

— Наконец-то я нашла тебя, родной! — раздался человеческий крик.

Чернышёва кинулась на шею любимцу.

— Девочка! Живая девочка!! Спасайся, кто может! — пронзительно заорал Аглик.

В панике, толкая и покусывая друг друга, словно спасаясь от гигантского корейца-собакоеда, псы бросились к выходу.

ГЛАВА 5

Колдуй, баба, колдуй, дед

— Стоя-ять! — грянул повелительный рёв.

Беглецы замерли и притихли. Самые храбрые подняли морды и оглянулись.

Мадам Кортни было не узнать. Шерсть встала дыбом, прищуренные глаза сверкали неистово! Доселе интеллигентную морду искажал безобразный оскал. Меньше всего эта Фурия напоминала сейчас доктора экологических наук.

— По местам, трусливые щенки! Испугались какого-то человечишки! — Кортни была в бешенстве.

Зажав между лап хвосты, собаки понуро потрусили назад.

— Так, так… — прошипела мадам Кортни, хищно уставившись на девочку. — И давно ты за нами шпионишь?

— Я не шпионю! — произнёс за Ладу незнакомый дрожащий голос. — Я искала Франю и оказалась здесь совершенно случайно, — её сердце колотилось, как у перепуганного зайца.

Мадам Кортни пристально всматривалась в «человечишку». Хвост размеренно стегал слева направо. Чернышёва несколько смутилась:

— И вообще мне кажется довольно странным то, что я сейчас разговариваю с собакой.

— Как ты смеешь, наглая девчонка, говорить с мадам Кортни в таком тоне? — окрысился господин Аглик, предусмотрительно наблюдавший за происходящим из-за трибуны.

— Погоди, Аглей, — перебила его Кортни. — Как тебя зовут, девочка? — она сменила вдруг гнев на милость. Теперь мадам была сама благожелательность.

— Лада, — Чернышёва рискнула поднять глаза и стала с любопытством разглядывать собаку, точно муха, изучающая мухобойку. Казалось, крошка видит девочку насквозь и понимает всё, что та чувствует.

— И давно ты здесь?

— Около часа, я только… — Лада снова стушевалась, как уличённый преступник.

— Значит, ты всё видела и слышала? Нехорошо, очень нехорошо… — мадам Кортни помрачнела. — Придётся тебя ликвидировать.

— Как это «ликвидировать»?

Аглик кисленько улыбнулся:

— Мадам Кортни, разрешите позаботиться об этом мне.

— Точно ещё не знаю как, — проигнорировала его рвение Кортни. — По правде говоря, это лишь второй случай в моей практике, когда на Соборе присутствует человек. В прошлый раз это был сумасшедший Прокопофф, который прокручивал собак на колбасу. Но, как у русских говорится, не рой другому яму, сам в неё попадёшь.

«Была однажды такая история, — вспомнила Лада. — В прошлом году печально известный в городе магнат Прокопов, владелец завода, выпускающего сосиски под маркой „Прокопофф“, неожиданно исчез. Поднялся шум, милиция с ног сбилась, разыскивая пропавшего без вести магната. Но поиски не увенчались успехом. А где-то через месяц в местной газете вышла заметка, в которой сообщалось, что некто Соплюк О. В. попал в больницу с острым желудочно-кишечным отравлением. Каково же было удивление врачей, когда из желудка травмированного извлекли брильянтовый перстень с изящным вензелем „Прокопофф“. Пострадавший утверждал, что на завтрак в тот злополучный день он ел сосиски с горошком, но ничего подозрительного не заметил. Поднявшийся скандал быстро замяли, дело о розыске магната положили на полку, а завод прикрыли».

— Ты, я вижу, девчонка смелая, — собачка беспардонно разглядывала Чернышёву. — Ну перестань дуться и не сверкай на меня глазами! Впрочем, ты и не сверкаешь. Что же с тобою делать?

— Отпустите меня, я никому ничего не скажу!

Собаки смотрели на девочку с молчаливым неодобрением, а некоторые даже с презрением. Лада чувствовала себя одинокой зимней мухой с оторванными крыльями. Этого они и добивались.

— Придумала! — возликовала мадам Кортни, улыбнувшись безупречными зубами. — Я тебя в собаку превращу!

— Не надо! — из толпы выскочил «Спасатель года». — Я один во всём виноват! Не делайте этого с девочкой! Накажите меня! — от его застенчивости не осталось и следа.

— Вот оно что? Значит, это ты привёл за собой девчонку! Ты, кажется, не знаком с правилом № 44 «Собачьего кодекса чести»? Знаешь ли, дорогой мой Франт фон Маркбис, какое наказание следует применить к тебе за эту глупость?

— Меня следует превратить в… КОШКУ! — Франина морда исказилась от ужаса.

Лада бросилась на мохнатую шею друга, словно пытаясь защитить его.

— Стража, взять! — ястребиное выражение появилось на морде мадам.

Медленно, обнажив клыки, к Ладе приближались четыре ротвейлера.

— Беги! — крикнул Франя, кидаясь стражникам наперерез.

Не помня себя от страха, Чернышёва бросилась вон из пещеры.

— Кольдюй, баба, кольдюй, дед, кольдюй, серенький медвед! — дребезжащим голосом завопила мадам Кортни.

Продираясь сквозь заиндевелую прошлогоднюю траву, Чернышёва бежала туда, где в темноте слышался плеск ручья. Ночь была тихой и светлой. В небе стояла луна.

Ладе казалось, никто и не пытался её преследовать. Остановившись у воды и отдышавшись, Чернышёва бросила взгляд на тёмную гладь между льдинками и оторопела.

Отражаясь в неярком свете луны, на девочку испуганно смотрела маленькая собачья морда. Длинный нос, впалые щёки, широченная грудь… Только глаза казались живыми — чёрные и огромные, — они расширились резко, как от боли.

Ладу скрутило — судорога прошла от затылка до самых пяток. Чернышёва тряхнула головой: видение не исчезло. В горле застрял крик, сил не было даже на то, чтобы пошевелиться. Вокруг всё поплыло, а на душе вдруг сделалось легко и радостно.

«И всё-таки я определённо сошла с ума…»

ГЛАВА 6

В собачьей шкуре

— Очнись! — ледяные брызги мгновенно привели Ладу в чувство. — А я уж, грешным делом, думала, что ты померла, — отфыркиваясь, ворчливо сказала Юлька.

«Это был сон», — подумала Лада и открыла глаза, но тут же зажмурилась снова.

— Ты чего? Это ж я, Юля! — покачиваясь на худеньких лапах-ходулях, над Чернышёвой возвышалась долговязая левретка. — Ясно. Ты себя ещё не видела, — гробовым тоном сказала собака.

— Неужели это ты?! — Лада вглядывалась в неузнаваемое лицо. Точнее, морду. — Значит, это… это всё правда?

— К сожалению…

Собаки помолчали, испытывая взаимную неловкость.

— Подожди, а как ты здесь оказалась? Да ещё в таком виде? Ты ведь домой пошла!

— Хорошего же ты мнения о лучшей подруге! — обиделась Собакевич. — Вставай, приведём тебя в порядок.

Как умела, Юлька помогла Ладе подняться.

— Полюбуйся, какую красавицу из тебя сделали!

С замиранием сердца Лада снова посмотрелась в ручей. Теперь она смогла разглядеть себя с головы до ног. Хотя лучше сказать, до кончика хвоста. Кривые короткие культяпки с несоразмерно огромными, хищно загнутыми когтями нельзя было назвать ногами при всём желании. На длинном чёрном тельце, напоминавшем копчёную сосиску, напрочь отсутствовала шея. Голова, увенчанная большими ушами, плавно переходила в узкий рыжий нос с кудрявыми усишками.

— Кто я такая?! — шерсть на загривке встала дыбом.

— Гладкошёрстая такса, причём, судя по экстерьеру, весьма породистая, — вещала Юлька со знанием дела.

Голос её был деловым, под стать внешности. Лада глянула на высокую, изящно сложённую подругу и немножко позавидовала. Хотя собственная морда показалась ей намного смышленей: в ней появилась даже некоторая задумчивость и интеллигентность.

— Н-да… Три раза н-да…

— Зато чувствуешь, сколько новых запахов?

Действительно, нос её улавливал теперь сотни тончайших нюансов. От воды тянуло сыростью, рыбой и песчаником, от земли шёл дух прошлогодней листвы, червяков и где-то затаившегося ежового семейства. Со стороны города несло бензином и жареной картошкой с луком.