Стекло - Осип Бес

Его окликнули, Аня резко развернулась, подошла к двери и дернула ручку. На пороге она невольно обернулась еще раз, он уже спрыгнул и шагал в глубь сада. К их окнам…

***

Дин спустился с забора, в глубине сада Пицца отчаянно махал руками, подзывая остальных. Он стоял у торчащих из земли труб теплотрассы. Трубы выходили из-под земли во дворе сада где-то на метр и заворачивали за угол здания, огибая его. Покрытые жестью, широкие, они могли служить отличным сидением, тем более в такую погоду их теплота имела немаловажное значение.

Дин огляделся, прелесть «клевого места» была очевидна. Сад с одной стороны загораживала стена ДК, с двух других сторон – стена соседнего здания и какие-то гаражи. Место было тихое и спокойное, ветра здесь почти не было, деревья, хотя и облетели, но были довольно густы, надежно скрывая от посторонних глаз.

Пицца взгромоздился на трубы, Свинья и Тимон застыли рядом. Прямо напротив них находились большие, выходящие в сад окна. В них-то и таращились все трое.

Дин поспешил к ним; подходя, он взглянул в одно из окон. В окне виднелся средних размеров зал, с паркетным полом и большими зеркалами. По-видимому, класс танцев. Там шел урок.

Стоящий рядом Свинья сглотнул, не глядя, передал Дину бутылку портвейна.

Все молчали, зал отсюда отлично просматривался, было видно все, что в нем происходит. У противоположной стены преподавательница средних лет, улыбаясь, объясняла что-то ученицам, собравшимся в кружок возле нее. Кое-кто из девочек их уже заметил и, хихикая, поглядывал в окно.

Свинья зашевелился, медленно повернул голову и взглянул на Дина, потом поднял ладонь на уровень глаз и некоторое время разглядывал ее. Заклепанная кожаная перчатка с обрезанными пальцами, на самих пальцах краска и ржавчина от забора, грязь под ногтями. Он перевел взгляд на окно, потер руку о штаны и потянулся за портвейном.

– Неловко? – Дин отхлебнул еще раз и отдал бутылку.

Свинья утвердительно кивнул и сделал пару больших глотков.

– Как ты думаешь, они настоящие?

Вопрос был вполне серьезен. Сегодня ночью Свинья спал на лавочке, и это для всех было обычным делом. Тимон и Пицца постоянно горбатились на каких-то второсортных работах за мизерную зарплату, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Каждый привык рвать глотку в сырых переходах. Каждому приходилось очищать лицо и одежду от засыхающей крови. Каждый помнил, как корчился от боли на полу, на асфальте, на земле от ударов каких-нибудь ублюдков, многие – от передозировки или же от отравления дешевым алкоголем. Все это было нормой, каждый сталкивался с этим каждый день. Каждый знал, что такое боль, каждый знал, что такое смерть – и до этого момента каждый думал, что знает, что такое жизнь. Но там, за стеклом, жизнь была другая. Нет, конечно, они прекрасно знали, что где-то есть и такая, знали, что бывает и хуже, но как-то никто не обращал на это особого внимания. Может, это их просто не касалось или же за бесконечными рядами людей, у которых «на рубль больше», этого просто не было видно.

Однако сейчас разница была очевидна, все вдруг остро почувствовали это, даже Пицца, который, по-видимому, околачивался здесь в прошлое воскресенье, и руководствуясь своей природной наглостью, притащил их просто поглазеть на симпатичных девчонок. Там, за стеклом, были юные беззаботные лица, тепло и радость. Дин внезапно поежился, почему-то вспомнилось детство и… воздушные шарики! Он попытался вспомнить, как он держал их в ладошках. Руки невольно сжались в карманах, пытаясь поймать это воспоминание, показалось, что пальцы вот-вот скрипнут по тонкой резине. Он вздрогнул, тряхнул головой: какие, к черту, шарики!

В этот момент в класс вбежала еще одна девочка. Стройная, с высоко поднятой головой, золотистые, вьющиеся волосы, это ее он видел у входа в ДК. Она направилась к учительнице, та улыбнулась ей, они недолго о чем-то разговаривали, затем она подошла к зеркалу и стала собирать волосы в хвост. Вдруг она резко обернулась, отчего ее волосы снова рассыпались по плечам, взгляд ясных голубых глаз скользнул по лицу Дина. Он тут же уставился в землю.

– Не уверен, – пробормотал он и протянул Свинье сигарету.

Тот закурил и понимающе кивнул.

Разминка началась. Стоя лицом к зеркалу, Аня в нем могла легко рассмотреть сидящих во дворе ребят. Они изредка, не глядя друга на друга, переговаривались, но все больше молчали, передавая из рук в руки какую-то бутылку. Иногда кто-нибудь копался в карманах, доставал сигарету, медленно курил. Они не были похожи на знакомых Ане мальчиков, ни на одноклассников, ни на ребят со двора, хотя были с ними примерно одного возраста. Дело было даже не в их странном виде, не в прическах, не в их одежде. Скорее, что-то чужое, непонятное было в них самих. Что-то холодное, что-то, отчего они вдруг показались ей какой-то неотъемлемой частью этой осени. Это и отталкивало, и привлекало ее. Аня вглядывалась в лица, обычные мальчишеские лица, ничего особенного, задумчивые, слегка забавные от появляющейся в них иногда мечтательности. Но было в них и что-то другое, как будто какая-то тень лежала на этих лицах, закрывая их, искажая улыбки, оставляя только глаза. И глаза эти были полны чего-то, что никогда не попадалось ей в глазах окружавших ее людей.

Первым ушел Свинья, сославшись на то, что, мол, есть ему хочется неимоверно, а купленный, вместе с портвейном, батон нисколько его не спас.

Осенняя ночь опустилась, как всегда, незаметно. Занятия в студии уже закончились, окна погасли, и в саду стало совсем темно. Говорить не хотелось, все молча допивали оставшееся в бутылках.

– Пицца, я к тебе сегодня. Можно? – нарушил тишину Тимон.

В темноте Пицца согласно кивнул.

– А ты? – спросил он у Дина.

– Не, я домой, пожалуй. На работу надо завтра заехать, уволить-то меня уволили, а вот зарплату еще не всю отдали, денег в кассе не было.

– Понятно… – протянул Тимон, вставая, – ну че, двинем тогда?

Все поднялись и направились к забору.

– А ты как это место нашел? – поинтересовался Дин, когда они уже подходили к остановке.

– Мы в прошлое воскресенье здесь со Студентом лазили, пытались ходы халявные на концерт найти, – Пицца остановился и прикурил. – Ходов нет, только вот… сами видели.

– И Студент, значит, собирается… пройти бы всем…

– А я в детстве в художественной школе учился, – вдруг, непонятно зачем, сказал Тимон.

Дин и Пицца неуверенно переглянулись. Не получалось представить его сидящим за каким-нибудь натюрмортом.

– Чего? – разом спросили оба, но Тимон уже замолчал, сделав вид, что не расслышал.

Ехать отсюда им было в одну сторону. Забираясь в автобус, Пицца при входе показал проездной билет и незаметно сунул его Дину. Проездной был один, обычный школьный проездной, которые по тридцатке продавались на всех остановках, и во многих местах их можно было купить безо всяких проблем, типа справок с места учебы, а поскольку документов не требовалось, наивные старушки частенько выводили в графе имя, скажем, Егор Летов или Костя Кинчев. Муниципальный транспорт был набит звездами. Когда проездные кончались, а на новые денег не было, исправлялись даты, нанесенные на бумажку ручкой, и тут уж кто во что горазд! Исправляли просто поверху, стирали надпись ластиком и писали заново, карябали бритвочкой, кто-то вообще изобретал какие-то чудо-растворы, утверждая, что чернила они стирают, но бумагу не портят! Пицца полгода так и проездил, пока проездной до дырки не протер.

Дин сунул заветный листочек Тимону, в этот раз проездной вообще был один на всех, но тот замешкался, и толстая, закутанная в шарф тетка-кондуктор заподозрила неладное.

– А теперь вместе покажите! – устало сказала она.

Пицца стал копаться в карманах, отчаянно делая вид, что проездной у него есть и он, как добросовестный молодой человек, сейчас его предъявит, Дин тоже потянулся к карману в надежде, что тетка все же отстанет, один Тимон решительно ткнул бумажку ей под нос.

– Один билет на всех, да и тот не ваш! – Друзья переглянулись – Яна Дягилева! – прочитала вслух кондукторша. Тимон недобро глянул на Пиццу.

– Девчонка знакомая дала, – пожал тот плечами.

– Ладно, садитесь, – проворчала тетка, – контроля уже не будет, поздно уже.

Мимо проносились замершие улицы, витрины, редкие прохожие.

Дин поднялся.

– Ты завтра не пропадай, – Пицца протянул ему руку, – вечером словимся!

– Я вас найду, – он поднял воротник, – бывай, Тимон, не грузись, родина тебя не забудет.

Загрустивший Тимон салютанул ему в ответ.

Замершие улицы, витрины, редкие прохожие. У соседнего киоска стояла стайка подвыпивших гопников. Дин напрягся.

– Эй, нифер!

Он уставился в землю, не реагируя на оклик, прошел мимо.