Роковая страсть короля Миндовга - Юрий Татаринов

Наступила очередь сестер выразить свои эмоции: они так и заскакали от радости!..

Позже, за ужином, когда было выпито по первому кубку медовухи, заиграла музыка. Не мешкая, сестры взялись за руки и прошлись по зале. Обе успели забыть о том, что намечается на завтра... Тем временем родитель их все потягивал и потягивал из кубка. Сначала он хлопал в ладоши, подбадривая танцующих. Потом переключил свое внимание на слуг — принялся отвешивать оплеухи. Наконец, положил голову на стол и, сохраняя блаженную улыбку на лице, заснул... Как раз в это время, выполняя требование молодиц, музыканты заиграли быстрый танец...

В деле выбора жены чаще полагаются на интуицию и инстинкты, нежели на разум. Тот факт, что правитель Литвы начал этот выбор с дочерей князя Герденя, только подтверждает данную истину.

Хозяин Ольши не выделялся ни знатностью, ни заслугами. Сработанный из толстых тесаных бревен замок его, стоявший в центре селения на песчаном холме и охваченный рукавом ручья Карабель, не относился к образцам архитектурного искусства. Черные, покривившиеся от времени, подпертые валунами стены этого сооружения, казалось, должны были вот-вот рассыпаться...

Полгода не практиковавшийся в езде верхом, король Миндовг, тем не менее, сел в седло. В той поездке в Ольшу его сопровождали князь Довмонт с сотней своих и сотней варутинских дружинников. Как и было условлено, отряд прибыл в назначенное место к полудню...

Государь, наместник и сопровождавшие их лица были препровождены в просторную замковую залу, где в углу играли огненные блики большого камина. В центре помещения были выставлены два кресла с высокими спинками. Гости с удовольствием присели. Лифантий и другие шуты устроились у ног светлейшего. За спиной короля обосновался преданный Мончук. По правую сторону от князя Довмонта застыл, словно могучий дуб, богатырь Гесь.

Повелитель окинул взглядом покои и, не заметив ничего особенного, остановил взгляд на хозяине замка.

— Ну, как поживаешь, брат Гердень? — спросил он. Уже только по интонации его голоса можно было понять, что настроение у короля превосходное.

— Слава богам, мой господин! Да продлят они дни власти твоей над нами! — учтиво ответил толстяк и низко, насколько позволил живот, поклонился.

— А мы к тебе с важной миссией, — продолжил король. И оглянулся на нальшанского князя, как бы надеясь услышать от него подтверждение своим словам. Угадав, что все, кто находился в палате, превратились в слух, государь пояснил: — Ратуя о благополучии вверенного мне в опеку народа, к тому же потакая требованиям друзей моих, — тут он опять оглянулся на князя Довмонта, — задумал я, брат Гердень, обзавестись семьей. Хочу попытать счастья основать династию и тем самым укрепить как власть свою, так и саму Литву.

Светлейший неожиданно притих. Он был уверен, что хозяин спросит о чем-нибудь, на худой конец просто выкажет какую-то реакцию. Но толстяк будто воды в рот набрал — продолжал таращиться на него с удивлением и страхом. Желая подбодрить труса, король пошутил: — Не так уж и стар я, надеюсь еще послужить на благо державе. При этом бородка его шевельнулась, он улыбнулся. Впрочем, то был, скорее, оскал хищника.

— Ну, а если не справлюсь, — продолжал с многозначительной миной светлейший, — осечка какая случится, призову на помощь наместников. Благо, они у меня все люди молодые, не подведут! — и наконец заключил: — Словом, брат Гердень, твой товар — мой купец...

В больших, навыкате, глазах хозяина Ольши читалось ожидание чего-то невероятного. Толстяк по-прежнему не исключал возможности того, что визит сей может сулить ему гибель. Спохватившись, бедняга стал рассыпаться в лести:

— Приветствую решение твое, мой государь! И одобряю его всем сердцем! Всегда стоял на твоей стороне, стороне правды! Твоя воля для меня и моей семьи превыше всего! Готов выполнить любое твое указание!..

— Так выполняй! — прервал его гость. — Зови свою дочь! На то и смотрины, чтобы оценить друг друга! — И опять оскалился.

На этот раз его улыбку озвучили шуты — палату потревожил грубый мужской смех...

— Ну, что стоишь! — продолжая подталкивать толстяки, добавил светлейший. — Зови! — и снова пошутил: — Если кавалер проявляет нетерпение, значит, он еще годен на что-то!

Эта острота окончательно распоясала приезжих шутов.

Смеясь, те принялись кататься по полу... Тем временем хозяин, растерянно мигая, спросил:

— Какую? — и не без гордости признался: — У меня их две!

После этого уточнения в зале вдруг сделалось опять тихо. Хозяин тут же воспользовался этим и пояснил:

— Старшая, ей двадцать годочков, и младшенькая, этой еще только будет весной семнадцать...

Сие известие, кажется, удивило светлейшего. Он почесал затылок. Потом махнул рукой и сказал:

— А, зови обеих! Какая приглянется — ту и возьму!

Князь Гердень собрался было шагнуть к занавеске, за которой стояли его дочери, но тут почувствовал, как преступное бессилие охватило его. «Только бы не испортить все! — подумал несчастный и мысленно возопил: — Боги! Если вы близко, поддержите меня, не дайте осрамиться!» И боги, которые по счастливой случайности оказались рядом, не замедлили прийти на помощь — уже через мгновение силы вернулись к толстяку и он с силой отдернул занавеску...

В палату вплыли два облака. Вплыли, впрочем, поспешнее, чем того требовал этикет.

Белое платье старшей из сестер своей коричневой расшивкой должно было подчеркивать цвет ее глаз. Но внимание собравшихся с первых же мгновений привлекли формы тела девы — ее полные плечи и крупная, как у образцовой кормилицы, грудь. На этот раз в палате воцарилась такая тишина, какая случается разве что в поле перед началом беспощадной сечи...

Младшая дочь хозяина Ольши вышла в платье из переливчатой ткани, стянутом в талии широким поясом из золота. Нарумяненная сверх всякой меры, со множеством косичек-болванчиков, она напоминала большую тряпичную куклу. Увидев ее, все тотчас подумали, что до жены короля ей еще следует дорасти.

Но государь выделил именно ее... Несчастный был уже в том возрасте, когда следовало жить не инстинктами, а опытностью. Собственно, он так и жил до той роковой поездки. Но в тот день с ним что-то случилось. Кажется, плоть взяла верх над разумом. Ему сразу, с первого же мгновения почудилось, что он уже видел когда-то эту деву. От княжны Липы исходило то, что его влекло к представительницам слабого пола, — некий завораживающий душу задор. Вроде бы и платье сидело на ней неуклюже, и руки ее были слишком тонкими, тем не менее именно она, младшая из сестер, вызвала в правителе Литвы отголоски тех сил, о которых он уже и думать забыл.

Чтобы не выдать своего настоящего впечатления, светлейший старался смотреть в сторону старшей дочери хозяина Ольши, а вскоре и вовсе дал знать, чтобы девиц отпустили.

Когда указание его было исполнено, князь Гердень подошел к креслу, на котором восседал государь, упал на колени и исторг с тем предельным чувством, на которое только был способен:

— О государь! Не погуби!..

Светлейший никак не отреагировал на это выражение искренних чувств. Казалось, невесты действительно разочаровали его...

Потом был ужин, за которым король выказал желание переночевать в замке. Ему, как он выразился, «хотелось бы проникнуться духом места», где родилась и жила по сей день его возможная избранница.

Когда слуги начали готовить ему ложе, он решил прогуляться и, сопровождаемый князем Довмонтом и дюжиной охранников, дошел до самого брода на реке... Быстрая Луста несла свои воды в сторону светящегося зарницами запада. Темень августовской ночи создавала иллюзию, словно на дне реки светятся тысячи огоньков, — это на ее поверхности сияли отражения звезд. С воды доносился плеск. Повелитель всматривался в огоньки, вслушивался и ночные звуки и невольно радовался, что рядом с ним в эти важные для него минуты тот, кто умеет молчать. Наконец он не выдержал, заговорил:

— Ты был прав, друг мой, мне не следовало обращаться к свахам. В таком деле стоит полагаться на свои собственные представления. Думаю, княжна Рукша — как раз та дева, которая и нужна мне. От нее веет покоем! Как от этой реки! Она не будет раздражать меня!

— Молю богов, чтобы предположение ваше сбылось, — тихо, как ветер, ответил нальшанский князь. И добавил: — Ваш замысел еще в самом начале осуществления. Впереди долгий и трудный путь. И надо собраться с духом, запастись терпением, чтобы одолеть его. Королю нужен сын, а государству и народу — династия, чтобы сохранить все то, что было создано с таким трудом. Надо соблюсти первейший из законов жизни — закон преемственности. Вы стояли у истоков становления нашей державы. Вы сделали Литву могущественной, известной, такой, что ее зауважал сам Рим. Теперь следует позаботиться о беспрерывности линии верховенства в ней. Надо закрепить эти завоевания!