Роковая страсть короля Миндовга - Юрий Татаринов

Пройдя целый ряд помещений, хозяин и слуга наконец оказались в небольшой проходной комнате — сенцах. Далее, за массивной дверью, располагалась опочивальня королевы. Мончук закрепил факел на стойке и осторожно постучал в дверь.

— Я, — смиренным голосом объявил король и сделал знак рабу, чтобы тот больше о нем не беспокоился.

Пропев дискантом, дверь открылась, и перед государем предстала в чепце и балахоне дородная Рукша.

— Душа моя, — тряся бородкой, заискивающе обратился к ней государь и скользнул в палату.

Дверь тут же закрылась. Мончук постоял, послушал, потом зевнул и с удовольствием разлегся на полу...

Тем временем парочка приблизилась к кровати. Первым На высокое ложе взобрался светлейший. За ним, сбросив балахон, взгромоздилась толстуха. Через минуту оба оказались под увесистым, широким, как парус пинки, одеялом...

Когда через несколько минут раздался храп, старшая дочь князя Герденя, нервы которой в эти мгновения были уже на пределе, со злостью повернулась на бок... Король открыл глаза, но тут же опять захрапел, на этот раз глубоко, с распевом... Толстуха простонала.

— Попей чего-нибудь, уже сквозь сон посоветовал заботливый супруг.

Ему ответило суровое молчание. «Ничего, — подумал хозяин Варуты, — покряхтит, попыхтит и успокоится!»

И действительно, когда в ту ночь он проснулся в очередной раз, жена спала сном праведницы. От пышного тела ее веяло жаром. «Боги! — мысленно возопил светлейший. — Даруйте мне сил вынести все это! Ведь... я не люблю ее!» В ту ночь государь лежал в постели со своей женой и предавался мыслям... о деве, которую пока что не знал, но видеть которую с некоторых пор сделалось для него потребностью. Он даже думать не желал о том, чтобы свояченица покинула его дом. Выходило, что отныне интерес к жизни подогревался в нем исключительно младшей дочерью князя Герденя. «Душа моя! Краса моя!» — шептал несчастный и, забывшись, гладил шершавой ладонью по влажному, массивному бедру своей благоверной...

Слухи о том, что светлейший подыскивает свояченице мужа, разлетелись по всей Литве. В Варуту потянулись женихи, в их числе самозванцы, истинную личину каковых еще следовало выявить. И так продолжалось три месяца. Наконец государь понял, что забава затянулась. Он видел два пути завершить ее: либо отправить гостью обратно к отцу, либо выдать ее замуж...

В это самое время в Варуту прибыл племянник короля Миндовга князь Росислав.

Это был молодой человек с красивым лицом, хранившим выражение приветливости. Произошедший от русской женщины, вдобавок унаследовавший от нее христианское вероисповедание, красавчик пользовался успехом у представительниц слабого пола. Он покорял их галантностью. Даже пожилые женщины, замужние и многодетные, отзывались о нем лестно. Они называли его Цветком. Сам же молодец величал себя Менестрелем, хотя, по сути, являлся обыкновенным бесталанным лентяем. Впрочем, следовало отдать должное ему и признать, что, имея выдающиеся внешние данные, молодой князь не кичился этим. В прошлом король Миндовг брал его в разные свои посольства. На приемах заграничные вельможи косились на красавца и невольно пересматривали свои представлении о «диком» литовском народе. В походы же князь его не брал, говорил: «Куклам не место на войне!»

Знакомство княжны Липы и князя Росислава состоялось в полдень на сияющем в лучах мартовского солнца замковом дворе. Повелитель свел молодых и незамедлительно вернулся к своим делам... Гость предстал перед девой одетым со строгим великолепием — в черный бархат. На левой щеке его темнела родинка. Голову красавца украшал берет — убор, который в то время уже носили на западе Европы, но который считался непрактичным и вычурным здесь, в Литве. Блеснув массивным перстнем на среднем пальце левой руки, князь взял ручку красавицы и, склонившись, поцеловал, на что не приученная к подобному обхождению дева не замедлила ответить хихиканьем и жеманным движением худеньких плеч. При этом круглые щечки ее стали пунцовыми.

— Безмерно восхищен! — тем временем, переступая с ноги на ногу, начал свое воркование гость. — Не ожидал увидеть такой перл!

Опьяненные встречей, молодые люди, не сговариваясь, направились в сторону уже сбросившей ледяное одеяние Сервечи.

Тем временем государь слушал чтеца в судебной палате и пытался вникнуть в суть одного расследуемого дела. Неожиданно он встал, подошел к окну и тотчас увидел парочку, направлявшуюся теперь в сторону рощи. Странное беспокойство охватило хозяина Варуты...

Тот погожий день был просто создан для соединения молодых сердец. Кроны сосен отливали на фоне графического пейзажа салатным цветом. Князь и княжна дошли до первых деревьев рощи и направились обратно... Светлейший продолжал следить за ними. Выражением лица в те мгновения он напоминал сосредоточившегося на своей жертве ястреба: серповидный нос его изогнулся, а в глазах блистала ярость. Неожиданно государь развернулся и устремился вон из палаты...

Все трое сошлись на крыльце замка. Гость поклонился королю и сказал:

— Дядя, прошу у вас встречи с глазу на глаз.

Князь Миндовг даже не оглянулся в его сторону — все его внимание было сосредоточено на лице девы.

Своей улыбкой и блеском ясных очей княжна напоминала в эти мгновения девочку, которая только что съехала на санках с крутой горки.

Король сделал знак, чтобы она следовала за ним.

Стоило обоим войти в покои государя, как светлейший повернулся к ней и спросил:

— Скажи, радость моя, тебе понравился мой племянник? — от быстрого ли перехода, а может быть, из-за боязни услышать неподходящий для себя ответ, несчастный испытывал нехватку воздуха.

Дева грациозно, одним движением плеч, сбросила шубку и присела на краешек обитой красным бархатом лавы.

И тут случилось что-то необъяснимое: король шагнул к лаве, взял красавицу за плечи и крепко прижал к своей груди...

Княжна перестала дышать. Глаза ее сделались большими, а узкий лоб покрылся испариной.

Тем временем государь, не выпуская из рук свою добычу, присел рядом, после чего потребовал:

— Отвечай! — при этом он так сдавил в объятиях несчастную, что та даже при всем своем желании не смогла бы вымолвить ни слова.

Впрочем, особого дискомфорта хитрунья не испытывала. Напротив, ей отчасти было приятно. За показной строгостью светлейшего красавица чувствовала беспредельную нежность. Неожиданно ее заинтересовала бородка короля. Дева тонкими пальчиками пощупала ее и искренне заметила:

— У, какая жесткая!

— Не увиливай! — осадил ее государь. — Отвечай!

— О чем вы спросили, ваше величество?

— Понравился тебе мой племянник?..

— А, — княжна Липа наморщила лоб, сделала вид, что задумалась. Наконец она ответила: — Он напомнил мне заводного китайского болванчика! В детстве папенька дарил мне такого!

Светлейший вытаращил глаза.

— Ты согласна стать его женой? — грозно спросил он.

Дева дала понять, что желает освободиться от объятий.

— А что, это необходимо? — не без страха в голосе поинтересовалась бедняжка. И, соскочив на пол, остановилась возле лавы.

Повелитель рявкнул:

— Я задал тебе вопрос!..

— Как скажете, — смиренно ответила княжна. И неожиданно хихикнула.

— Что такое? — настороженно спросил король и услышал:

— Вспомнила, как ветер сорвал берет с вашего родственника. Бедный князь, он был похож на человека, с которого свалились штаны!..

Часом позже в той же палате светлейший встретился с князем Росиславом.

Молодой с порога начал о том, о чем только что возмечтал: «Дядя, позвольте жениться!»

На сухощавом лице хозяина Варуты тут же возникло выражение разочарования. Повелитель ответил:

— Я говорил тебе, мой мальчик: твой удел — молчать и знать свое настоящее место! — и неожиданно вспылил: — Ты — никто! Понимаешь? Вошь!..

— Но дядя!..

— Знать свое место! — громко повторил государь. И после паузы добавил чуточку спокойнее, хотя и с не меньшей проникновенностью: — Голова, поднятая слишком высоко, должна слететь с плеч!

— Вы хотите сказать, что меня опередили?

— Нет, я хочу сказать, что она тебе не достанется!

— Но я люблю ее!

— Что ты смыслишь в любви, мальчишка! — с нотками явного презрения ответил светлейший. Впрочем, подумал о другом: «Что позволяет себе эта чертовка! Успела вскружить голову первейшему из женихов!..» Он не испытывал ни зависти, ни ревности. Просто чувствовал, был уверен, что эти двое не подходят друг другу. Наконец, успокоившись, он не без сарказма спросил: — Что, неужто так забрало?

Вместо ответа горемыка обхватил руками голову и замер.

И тогда, желая «исцелить» несчастного, король сказал:

— Всему виною чары, мой мальчик. Да-да! Должен открыть тебе одну тайну: сия девица — колдунья!