Я/Или ад - Егор Радов

недостатки… Стабилизируя мозг по образу своему и подобию… То есть возвращая мир (а таковым является Егор Радов) в… если так можно выразиться, рай. Очень, по-моему, завлекательная идея, но, как мне кажется, — тут Главный шмыгнул носом, — вот что-то сомнительно, что, попадая в мозг, три этих нормальных человека будут отличать здоровые клетки от нездоровых… Но все же надо попробовать… А то ведь, — тут Главный шмыгнул носом, — крышка нашей больнице… ээ… извините, стране.

Главный был задет тем, что он так пошло проговорился, совсем как в фельетонных романах. После чего Главный сел.

Встал секретарь.

— Следующее слово, я думаю, надо предоставить нашему инженеру Иванову, который расскажет нам о проблеме уменьшения, нужного, чтобы решить важную задачу, поставленную в докладе товарища Иванова и в целом поддержанную товарищем Ивановым за смелое инициаторство.

Буря оваций была в ответ. Главный поморщился. Но он был неправ, потому что инженера Иванова считали сумасшедшим и овации были издевательскими.

Инженер Иванов поправил пиджак, чтобы выглядеть опрятным и приличным, и взошел на трибуну. Он развернул бумажку и надел очки.

— Товарищи! — зычно произнес он. — Проблема уменьшения уже рассматривалась в творчестве народов всего мира. Малое должно стать великим, великое — малым. Это переворачивание, вывертывание наизнанку лежит в основе всего. По древним поверьям, совершенный человек — это тот, кто достиг единения верха и низа, понятий “право” и “лево”, переда и зада… Достижение общей гармонии невозможно без слияния всех имеющихся у нас понятий, об этом еще Николай Кузанский писал. Бог как абсолютное единство вмещает в себя и максимум, и минимум. Поэтому, на этом основании, я делаю совершенно верный вывод…

В это время секретарь поднял руку.

— Я слушаю вас, — растерянно проговорил инженер Иванов.

— Извините, что я вас перебиваю, — сказал секретарь. — Дело в том, что сейчас по телевизору — последние известия, поэтому я обращаюсь в Президиум…

— Можно, — согласился Главный.

Телевизор включили. Все уселись в мягкие кресла и стали смотреть.

— Итак, я пришел к совершенно верному выводу… — говорил инженер Иванов, — что если единичное малое станет единичным большим, то общая гармония от этого не изменится, а значит, это возможно! Иными словами, друзья мои, возможно все, в том числе и наша задача. Ибо если одна возможность понятия станет другой возможностью другого понятия, то этим не изменить общую Бесконечность! Ведь понятий бесконечное число, и их возможностей бесконечное число, следовательно, если одна возможность станет другой, это все равно, словно как бы этого и не было. Все.

Инженер Иванов раскланялся и сел.

Встал Главный и, покосившись на инженера Иванова, сказал:

— Ну что, я думаю, что высказывания были. По-моему, стоит проголосовать.

— Ура!!! — раздалось мощное “ура”. Главный подошел к урне и демонстративно положил белый шар. Итак, решение о начале эксперимента было принято единогласно. Подскочили журналисты, Главный вышел в коридор покурить. Он зажег сигарету и стал смотреть в окно. Мысли его активизировались, и он не замечал, как шептал про себя:

— Закрою глаза — тук-тук-тук… Открою глаза — тук-тук-тук.

Потом медсестра вывела его из этого состояния.

— Иван Иваныч, — спросила она, — а Иванову вы завтра что назначили?

— Аминазин! — быстро ответил Главный, недовольный тем, что нарушили его умственный отдых. Потом, вспомнив, что он — нормальный, он посмеялся, сел в машину и уехал. Когда он приехал, стояло морозное утро.

Часть седьмая

Три Иванова

Наша страна, построенная по объективным законам, требовала от каждого участника жизни выполнения этих законов. Иногда это требование настолько въедалось в души, что когда законы менялись, многие не могли примириться с новым и считали, что их законы — самые главные.

Каждая же эпоха отличалась тем, что считала нормальной только саму себя и свои законы.

И когда я вышел под дождь, в лес, я забыл обо всем и стал умозрительным, как губка. Я впитывал окружающее одним чувством, не перерабатывая его, а лишь запечатлевая его прелесть… Впрочем, потом я ушел от природы и стал гулять по темным городам с мощеными улочками, где каждый стершийся камень смотрит словно столетний старик, и каждый дом, словно дерево, наполнен молодостью и первой любовью, и сквозь его окна проносятся воспоминания, и он с удовольствием дремлет в тишине.

Три Иванова — три нормальных человека, надежда нашего мира на спасение. Они шагали в кожаных коричневых куртках, словно капитаны из детских книжек. У каждого был бритый подбородок, будто высеченный из скалы, волосы, гладко зачесанные назад, и походка в ногу с остальными. Ивановы добродушно улыбались и кивали мальчишкам, мимо которых проходили. Они были готовы справиться с каждым заданием своей страны, они были горячо преданы своему делу и непримиримы ко всяким проявлениям “чего-то не того”.

Ивановы молодцевато позавтракали в рабочей столовой родного города. Город был молодой, строящийся. По всему горизонту были натыканы строительные краны, которые уныло уставились в небо, как аисты на одной ноге. Когда-то на месте этого города стоял старый город, но теперь он ушел в дымку времен и его могу представить лишь я да еще старые жители.

Ивановы вошли в столовую на большой площади и заказали себе по обеду. Обед был характерным. На первое подавали щи, на второе — котлету с картофельным пюре, на третье — компот. Ивановы сели за столик и начали неторопливо поглощать пищу.

Рядом завтракали рабочие, которые устало потирали глаза после очередной жизненной ночи, и судорожно пили пиво.

— Ну давай, давай! — говорил один краснолицый рабочий другому.

Ивановы поморщились от постоянного столовского шума, поскольку совершенно не выносили скандалов.

Стол был коричневый, со стершейся полировкой. В луже компота отражались дивные виды и моя физиономия. Солнышко светило из-под облака, и травка зеленела. Весна, весна — бегут ручьи.

Ивановы, поев, пересекли площадь и направились в здание горкома. Это был большой дом с колоннами, отражающий незыблемость нашего дела; Ивановых всегда пронзал трепет, когда они входили в это величественное здание; там было тихо, только в некоторых комнатах чуть-чуть слышно стучали машинки и иногда женщины с папками под мышкой ходили туда-сюда; все было важно, степенно и чинно, и все люди занимались важными делами. Ивановы постучались в комнату и услышали голос:

— Войдите.

Главный встретил их с распростертыми объятиями.

— По вашему приказанию явились! — отрапортовали Ивановы.

— Садитесь, садитесь… — сказал Главный. — Я думаю, вам уже сообщили о деле, по которому я вас вызвал?

— Так точно! — ответствовали Ивановы.

— Ну вот. Ну вот, — повторил Главный. — Дело это очень важное. На вас направлены надежды мира, то есть Егора Радова, как вы понимаете. Мы должны, мы обязаны укрепить и сделать нормальными мозги!!! Иначе что