Шерас - Дмитрий Стародубцев

— Я буду верен тебе, Хавруш. Приказывай что угодно.

— Хорошо, — ответил Хавруш.

Он вынул ногу из стремени и слегка оттолкнул воина.

— Солнце еще не успеет подняться, когда наши славные воины скинут авидронов со стен и распахнут городские ворота. Тогда не медли! Возьми этот богатый город, который когда-то принадлежал нашим предкам. Он твой. Сожги его дотла, разграбь и поступи с жителями так, как тебе заблагорассудится.

— Я всё сделаю, как велишь, — хладнокровно отвечал Дэвастас.

— Хорошо. Возьми это славное оружие и носи его, не снимая. Оно придаст тебе силы. Не забывай, кто ты теперь есть!

И Хавруш протянул воину кинжал, рукоять которого венчал полупрозрачный зеленый камень. Дэвастас сразу узнал и этот камень, и эти ножны из витой серебряной проволоки, и глаза его радостно вспыхнули. Такими кинжалами Верховный военачальник награждал самых отважных воинов, отмечая их личную преданность и беспримерную отвагу. Каждый в иргамовской армии мечтал стать владельцем такого бесценного оружия.

Дэвастас бережно, двумя руками, принял кинжал и, чуть выдвинув лезвие из ножен, прикоснулся губами к его холодной тверди.

Хавруш удовлетворенно кивнул, ударил ногами в бока лошади и помчался прочь. За ним последовала вся его свита.

Дэвастас проводил глазами кавалькаду, потом прикрепил к поясу ножны кинжала и вернулся к своему скакуну. Схватившись одной рукой за холку, он, несмотря на тяжелые доспехи, легким движением вскочил на коня.

Все атаки иргамов были отбиты. Наконец штурмовые отряды отступили, оставив у городских стен несколько тысяч убитых собратьев. После небольшой передышки иргамы вновь пошли на штурм — на этот раз одновременно с разных сторон. В их рядах было теперь больше порядка. На стенах, сразу во многих местах, завязался рукопашный бой, но теперь ослабевшим защитникам города не удавалось скинуть противника. В яростной рубке авидроны гибли один за другим. Превосходство иргамов становилось всё очевиднее. Поскольку опрокидывать штурмовые лестницы было больше некому, циниты Хавруша беспрепятственно взбирались наверх, подбадривая друг друга победными криками…

Вскоре главные городские ворота распахнулись. Всадники Дэвастаса, подгоняя лошадей громкими восклицаниями, влетели в город и, не задерживаясь у стен, помчались по главным улицам, размахивая клинками и сметая всё на своем пути. Один поднял на копье попавшегося под руку горожанина, другой на полном скаку ударом меча снес голову авидронскому воину, кто-то выпустил стрелу в мальчишку с пращей и пронзил его насквозь. На перекрестках от конницы отделялись мелкие группы, заполоняя темные узкие улочки города. Всех, кто встречался, убивали на месте.

Дэвастас с несколькими сотнями всадников сразу проследовал к зданию Липримарии. Спешившись, иргамы ворвались на территорию дворца. Их атаковали стражники в тяжелых пластинчатых доспехах. Завязался бой.

Неудержимый Дэвастас сражался впереди всех. Он опрокидывал наземь тяжеловооруженных авидронов и добивал их длинным кинжалом с волнистым клинком. Его воины едва поспевали за ним, многие из них падали смертельно раненные, другие пятились под сокрушительными ударами тяжелых авидронских мечей; и, казалось, только Дэвастаса не смущало исступленное сопротивление авидронов. Лишь благодаря ему иргамы шаг за шагом теснили противника.

Дэвастас, ни на мгновение не ослабляя натиска, продолжал прорубать себе путь, оставляя за спиной широкую просеку из лежащих друг на друге окровавленных тел. Наконечник авидронской стрелы расплющился о его массивное оплечье, свинцовая пуля, выпущенная из пращи, сбила султан на его шлеме… Но вскоре последний авидронский стражник рухнул на гранитные плиты дворцовой лестницы, и иргамы устремились по ее широким ступеням к громадному порталу в виде солнца, ведущему внутрь Липримарии.

Тем временем сопротивление защитников на стенах было сломлено. Иргамы добивали остатки гарнизона, поджигали или сбрасывали вниз метательные механизмы. В город хлынули тысячи пеших воинов, опьяненных жарким боем и кровью. Началась резня. И никто не мог избежать расправы…

Когда стемнело, город озарился огнями пожаров. Разъяренные языки пламени рвались к небу, отбрасывая в стороны фонтаны искр. А на улицах, под стенами домов, на мостовых лежали тысячи обезображенных трупов.

Глава 2. В кратемарье

И длилась ночь бесконечно. И освещала небосвод Хомея, а с ней мириады звезд. Теплыми струями проникали в дома густые влажные сумерки, обволакивали безмятежно спящих, шептали над ними молитвы предков.

А потом был рассвет. Упорхнули прочь ночные бабочки. Река Анкона, клубясь в утренней истоме, наполнила улицы розовым туманом.

Из-за зубцов далеких башен, из-за золотых вершин дворцов уверенно поднимался огромный, неистово яркий солнечный диск. Его первые лучи, еще холодные и робкие, отогнали мрак, погасили звезды, окрасили пурпуром тонкую пелену облаков; потом, словно набрав силы, прибили туман к земле, увлажнив камни мощения, залили улицы радостными бликами, проникли сквозь окна в жилища, наполнив их мягким светом.

Город стал оживать, заполняться звуками. Скрипели повозки, ржали лошади, громко спорили торговцы, стучали в кузницах молоты, перекликались утренними сигналами гарнизонные трубачи.

Уличный шум нарастал, но в убранных роскошью покоях акелины, где стены были затянуты тканями, а пол устлан коврами и усыпан расшитыми подушками, было по-прежнему тихо. И только громкий оклик под самым окном разбудил юную девушку.

Андэль (так ее звали), стараясь не нарушить сон седовласого мужчины, соскользнула с высокого ложа, встала и с удовольствием потянулась. Легко ступая по мягким коврам, она приблизилась к окну и, ничуть не стыдясь наготы, выглянула наружу.

Посреди площади, рядом с Дорожным камнем, стоял в величественной позе виновник пробуждения девушки — немолодой гиоз с граненой дубинкой в руке. Голову воина прикрывал железный полушлем со сверкающими бронзовыми накладками, на шее красовался белый наградной платок; под синим коротким плащом, скрепленным на правом плече серебряной фибулой, угадывались пластинчатые оплечья и ножны меча. Рыбак, закутанный в старый плащ, с тяжелой корзиной на плечах, остановился, услышав оклик стража порядка, заметил на мостовой трепыхающуюся рыбешку, выпавшую из его корзины, подобрал ее, благодарно кивнул и продолжил свой путь…

Подняв белокурую головку к небу, Андэль вздохнула полной грудью чудесный воздух — сладковатый, с привкусом барбариса, и еще раз беззаботно потянулась.