За ним бесшумно я летела - Мацей Сломчинский

сад. Огонек горел по-прежнему. Тени двух огромных фигур скользили вокруг экрана. Роберт быстро отвел глаза и посмотрел на Сильвию. Этот аргумент о матери и о сестре пришел ему на ум в последнюю минуту. Он вздохнул с облегчением. Этого довода надо держаться.

— Хорошо… — сказала она после некоторого раздумья. — Возможно, ты прав. Мы должны все спокойно обдумать, но…

— Слушай… — Рютт снова бросил быстрый взгляд в окно. — Они ведь могли заметить оттуда, что свет погас. Ведь профессор… я хотел сказать — твой муж знает, что я сижу сейчас над текстом и должен отнести рукопись ему, как только кончу. Уже почти два часа, и они сейчас перестанут ловить бабочек. Профессор никогда не остается позже на свежем воздухе… Сама ведь знаешь… Я сейчас спущусь к ним и спрошу его о чем-нибудь… Этим можно объяснить, почему здесь погас свет. А поговорим мы утром, или, еще лучше, когда ты вернешься из Америки. Нам ведь нужно время. Позволь мне все обдумать… А теперь я пойду…

Он сделал шаг, но остановился. Сильвия стояла неподвижно, всматриваясь в него в темноте. Потом подошла, обняла его и, прижимаясь головой к его груди, проговорила почти с отчаянием:

— Господи… Господи… Как я, глупая, сильно тебя люблю. А ведь должна бы презирать тебя, труса… Но не могу, не могу, не могу…

— Кто-то идет из дома, — сказал сэр Гордон Бедфорд и, прикрыв глаза ладонью; повернулся спиной к экрану, стараясь рассмотреть фигуру человека, обходящего клумбу и приближающегося к ним.

— Я не помешал? — Рютт остановился в нескольких шагах от братьев.

— Вы мне никогда не мешаете, Роберт, — усмехнулся Гордон. — Что случилось? Какие-то вопросы по корректуре?

— Нет, господин профессор. Несколько замечаний по пунктуации, но это я сам сделал ошибки, когда переписывал. Я пришёл спросить, принести ли вам рукопись, как только я кончу проверку, чтобы вы ее просмотрели до отъезда?

— Да, конечно. Как раз я только что просил брата сказать вам, что жду рукопись не к семи часам, как мы договаривались, а к шести. Мы просмотрим иллюстрации и разместим их в тексте. Их надо будет наклеить на отдельные листы и цветным карандашом пометить, в какие места рукописи они должны быть вставлены. Это займет у нас два часа. Потом вам надо будет поехать в издательство. Я обещал им, что сдам рукопись с полным иллюстративным материалом завтра до полудня. Стало быть, с плеч долой… — Он подошел к своему секретарю и скептически оглядел его при неверном свете фонаря. — Боюсь только, не упадете ли вы от усталости? К сожалению, я не умею работать днем…

— Я себя замечательно чувствую, господин профессор… — горячо запротестовал Рютт. — Сразу по возвращении из редакции я просмотрю, если вы позволите, текст доклада.

— Я собирался сделать это в самолете… — сэр Гордон задумался. — Лучше всего будет, если вы вернетесь сейчас к себе, кончите читать корректуру и несколько часов поспите. У вас есть будильник?

— Конечно, господин профессор…

— Это хорошо… — Гордон подошел к экрану и внимательно посмотрел на двух маленьких бабочек, усевшихся на освещенной поверхности, потом повернулся к стоящим в молчании мужчинам. — Идемте отсюда. У тебя, наверно, есть еще работа с ретушью… — сказал он Сирилу. — И кроме того, не нужно искушать судьбу… Знаете ли вы, Роберт, что у нас была сегодня сенсационная охота! Минуту назад мы поймали четвертую «мертвую голову» за эту ночь. Просто невозможно поверить, правда?

— Четыре? — Рютт искренне удивился. Потом лицо его просияло. — Но это может подтвердить вашу теорию об их стадном инстинкте и о том, что они мигрируют группами.

— Ну конечно! Мне кажется, что мы ловили их сегодня на трассе их полета. Интересно, какие выводы сделают из своих наблюдений немцы и французы. С половины мая они тоже изучают предполагаемые пути их миграции. Но ведь есть еще проблема того удивительного поколения бабочек, которое появляется на свет здесь и в Скандинавии. У меня, конечно, есть концепция, объясняющая, для чего это происходит, но… — Он умолк и машинально потер плечо. — Идемте отсюда. Боюсь, что уже очень поздно. А ночь для меня убийственна, Роберт… К тому же завтра вечером мы летим в Нью-Йорк. Скрутите, пожалуйста, экран… — Он снова потер плечо. — Мне кажется или действительно стало прохладней?

— Просто в воздухе висит гроза, — сказал Сирил Бедфорд, осторожно собирая со столика баночки и пробирки и укладывая их в ячейки специальной кожаной сумки. — Все ревматики ведь чувствуют приближение грозы, правда?

Рютт очистил экран от сидевших на нем насекомых, вытащил из земли два заостренных колышка и педантично скрутил полотно. Потом подошел к столику и сложил его.

— Дать вам лекарство?

— Зачем? У меня еще ничего не болит… Ведь в доме тепло, и надеюсь, что никто не устроил сквозняк в кабинете. Пошли. Все взяли?

— Все… — Сирил кивнул головой и пошел первым, держа фонарь в высоко поднятой руке и освещая дорогу тем, кто шел сзади. Они обошли клумбу.

Остановившись у входной двери, сэр Гордон посмотрел на часы.

— Сейчас почти два. Кончайте корректуру, Роберт, и хоть немного поспите… Впрочем, у меня нет угрызений совести, потому что вы сможете отоспаться за время, пока меня не будет. Мы вернемся только через десять дней… Но я прошу помнить: точно в шесть я хочу видеть вас обоих внизу, в кабинете. Тебя, Сирил, со всеми фотографиями, а вас, Роберт, с корректурой…

Они вошли в дом. Сирил погасил фонарь и ощупью нашарил выключатель. Роберт закрыл входные двери. Зажегся свет. Он поставил скрученный экран в подставку для зонтов и запер дверь на тяжелый, старинный засов, который бесшумно скользнул в пазах, видимо хорошо смазанный.

— Ну… — сказал Сирил Бедфорд и широко зевнул. — Пойду в фотолабораторию и посмотрю, не нужно ли еще какой-нибудь ретуши на отпечатках. И может, тоже потом вздремну…

— Спокойной ночи, господин профессор… — сказал Рютт и пошел к ведущей наверх лестнице. Сирил пошел за ним.

— Спокойной ночи… — сэр Гордон остановился у двери в кабинет. — Не забудьте: в шесть… Потом у меня будет масса дел до полудня, а затем мне хотелось бы поспать перед дорогой… К счастью, я хорошо сплю в самолете и, скорее всего, проснусь уже в Нью-Йорке.

Он нажал ручку двери и, слыша их удаляющиеся голоса, вошел в кабинет. Старательно закрыв дверь, он остановился на пороге и, нахмурившись, осмотрелся по сторонам. Затем медленно подошел к длинному лабораторному столу, протянувшемуся вдоль одной из стен. Поставил на него сумку с пробирками, положил рядом шапку и вытер вспотевший лоб. Вокруг, от дверей до окна, по всем