Бесценный символ - Хиллиард Нерина

— Я найду распятие, — сказала она, отказавшись от попытки защитить себя.

Он считал ее глупой, жадной, маленькой искательницей кладов, пусть остается при своем мнении. Она выдавила из себя улыбку.

— Тогда вы сможете позлорадствовать позднее на мой счет, не правда ли?

Он несколько минут глядел на нее, потом нетерпеливо тряхнул головой.

— Мне это не доставит удовольствия. Мне ненавистна сама мысль, что работа Джеймса пропадет впустую: вы растеряете его записи по листочкам между Америкой и Европой. Вам лучше продать их мне.

Ему даже не пришло в голову, что она может снять с них копию, а оригинал оставить себе, подумала Стефани. У нее не было намерения бросать ему вызов, но потому что превосходство было на его стороне с того момента, как она вошла в комнату, она потеряла контроль над своими чувствами и выпалила с холодной уверенностью:

— Нет, даже если бы вы остались последним живым человеком на Земле.

Он напрягся и побледнел, его глаза стали суровыми, а рот вытянулся в зловещую линию. Стефани не ощутила удовольствия от того, что так успешно нанесла ему ответный удар, хотя и была удивлена тем, что он достиг цели. Она чувствовала боль от того, что превратила этого мужчину в своего врага.

Энтони шагнул к пей. Она с трудом удержалась, чтобы не отскочить назад. Он был слишком близко. Ее охватил примитивный страх, имени которому она не знала. Она всегда чувствовала себя так, когда он оказывался рядом, — растерянной и испуганной.

Подойдя почти вплотную, он взял ее руки в свои, бросив быстрый взгляд на нежные ладони и тонкие пальчики. У. нее были длинные отполированные ногти с превосходным маникюром, а руки гладкие, без единой царапины.

— Да, вы и одного дня в своей жизни не работали, — сказал он, его глубокий голос теперь был не холодным, а язвительно-насмешливым. — Даже если бы вы точно знали, где распятие, неужели вы думаете, что оно лежит на самом виду, чтобы вы могли взять его своими изящными ручками?

— Я не такая дура, как вам кажется, — сказала она, безуспешно пытаясь вырвать у него свои руки.

Его прикосновение было теплым, легкая шероховатость его ладоней делала очевидным, что он привык работать руками, несмотря на свой элегантный внешний вид. Но не это нервировало ее. Она ощущала в нем силу, почти осязаемую ауру явной физической силы. Он показался ей более высоким, чем она помнила, плечи — более широкими, а весь он — более внушительным и подавляюще мужественным. Она чувствовала себя пойманной в ловушку.

— Мне кажется? — Он склонился к ней, глаза его сверкали. — Я думаю, что вы жадная беспринципная маленькая дура. Я думаю, что вы разбили сердце больному человеку, лежащему наверху, так же как разобьете любому мужчине, лишившемуся рассудка настолько, чтобы полюбить вас.

2

Она снова в отчаянии попыталась вырваться: его слова резали, как нож. Стефани чувствовала, что остатки самоконтроля покидают ее, ноги слабеют и что вот-вот, к его величайшему удовлетворению, она разразится слезами.

Неожиданно Энтони освободил ее, но до того, как она успела отпрянуть, он схватил ее обеими руками за плечи и посмотрел так, как раньше, раздевая своими дерзкими глазами и хладнокровно оценивая ее прелести.

— Но этого совсем не видно, — сказал он как будто самому себе. — Самое бесчестное в вас, милая, — прекрасная, чарующая внешность. Она может легко ослепить мужчину в такой степени, что он поверит, что наткнулся на золото, а не на жадность. Но я знаю правду, не так ли?

— Прекратите. — Каждое слово давалось ей с трудом. — Пожалуйста, Энтони…

— Пожалуйста, Энтони, — повторил он задумчиво, его глаза, прикованные теперь к ее лицу, сузились. — Мне нравится, как это звучит. Хотя окружение могло бы быть получше: спальня, например, и вы, лежа на спине, говорите: «Пожалуйста, Энтони».

Она застонала, как раненое животное, обе ее руки поднялись, чтобы оттолкнуть его. Маска слетела, но чувства, скрываемые в глубине ее потемневших глаз, все еще нельзя было прочесть, он лишь понял, что она в бешенстве… как и он сам.

Энтони знал, что она бессердечная стерва, и все, что она сказала в этой комнате, только утвердило его в этом мнении, но он все еще хотел ее. Чувство было настолько сильным, что он едва сдерживал себя с той минуты, как увидел ее. Борясь с самим собой, он дразнил ее, предпринимая дикие попытки заставить раскрыть свои истинное лицо, чтобы он мог наконец излечиться от горького неистового желания обладать ею.

Но это ему не удалось. Как только он взял ее руки в свои, ответная реакция его тела на прикосновение к ней была такой сильной, что ему пришлось забыть обо всем, чтобы побороть ее. Ее нелепый план найти распятие Габсбургов и категоричный отказ продать записки Джеймса тут же вылетели у него из головы.

— Отойдите от меня, — хрипло сказала Стефани, толкая его в грудь. — Убирайтесь вон из этого дома.

Он резко рассмеялся:

— Вы забыли сказать «пожалуйста». А вам следовало бы знать, что у вас больше шансов получить желаемое, если вы произнесете это слово. Мне нравится слышать, как вы умоляете меня, Стефани. Это почти компенсирует то, что я пережил, когда вы обманули меня.

Он все еще ничего не мог прочесть в ее громадных с поволокой глазах.

— Это было десять лет назад, — сказала она все еще хриплым голосом. — Простите меня за то, что случилось тогда между нами…

— Между нами? Между нами ничего, ничего не случилось. У вас даже не хватило мужества встретиться со мной лицом к лицу, когда в ваш хваткий маленький ум пришла идея сбежать с Харди. Полагаю, мне следует быть благодарным за то, что вы по крайней мере вернули мне мое кольцо, поскольку это фамильная драгоценность, но мне трудно простить вас за то, что вы заставили Джеймса обрушить эту новость на меня.

Она заметно вздрогнула, и он слегка встряхнул ее, потому что боль и сожаление в ее взгляде были такими подлинными, что он почти поверил им.

— Мне было только восемнадцать, — проговорила она с отчаянием в голосе. — Я боялась встретиться с вами лицом к лицу.

— Боялась, черт побери. Вы просто избрали легчайший выход, милочка, и оставили папочку разбираться с неприятностями. Но вы допустили грубую ошибку, не так ли? Харди можно было одурачить, но не его семью, они не потратили много времени на то, чтобы вышвырнуть вас без гроша в кармане. Я часто спрашивал себя — знали ли вы тогда, что я являлся лучшей добычей? Или были просто убеждены, что им будет легче управлять?

Стефани безмолвно смотрела на него не в состоянии отрицать сказанное им, потому что это было частично правдой. Не то чтобы она хотела управлять Льюисом, но он казался проще, чем Энтони, все его чувства были на поверхности, и его любовь казалась такой настоящей. Она чувствовала себя увереннее с ним, по меньшей мере, тогда, в начале. Пылкие чувства Льюиса убедили ее, что гораздо лучше и менее болезненно быть любимой, чем любить мужчину, которого не понимаешь и наполовину боишься.

Энтони цинично ухмыльнулся в ответ на ее молчание.

— Знаете, вам следовало выйти замуж за меня. Я мог бы развестись с вами так же быстро, как Харди, но, вероятно, заплатил бы за привилегию отделаться от вас.

Он почувствовал, как она чуть осела, и увидел, как ее бескровные губы задрожали на белом как мел лице, но серые глаза по-прежнему оставались затуманенными и были так же вызывающе непроницаемы.

— Ваше счастье, что я вышла замуж за другого, — прошептала она, ее руки соскользнули с его груди и бессильно упали. — Подумайте, сколько денег вы сэкономили.

Странное чувство охватило Энтони. Бесчисленное количество раз он испытывал подобное, когда в его руках оказывался предмет, в возрасте или аутентичности которого сомневались, как будто внутри звонил какой-то колокольчик, дающий знать Энтони, настоящая это вещь или фальшивая.

И сейчас этот колокольчик звонил так громко, что его невозможно было игнорировать: она не такая, как ты думаешь, ты в чем-то ошибаешься.

Он научился доверять своим инстинктам, когда дело касалось предметов, но сейчас перед ним был живой человек. Он не помнил, что когда-либо подобную реакцию вызывали у него одушевленные «предметы», и не поверил ей. Его ум и чувства говорили ему, какова она на самом деле, и он слишком долго верил в это, чтобы легко забыть. Она обманула его, вот и все.

Она была хороша, признал он, глядя на ее бледное прекрасное лицо. Она была так хороша, что на мгновение ему показалось, что он ударил беззащитное и легкоранимое существо. Но тотчас же почувствовал бешенство, что ей удалось опять провести его. Больше он не допустит подобной ошибки, не позволит одурачить себя дважды.

Годы он считал, что ее предательство излечило его от чувственного голода, который он испытывал к ней. Теперь он знал, что это неправда, знал, что это может погубить его, если не избавиться от отравляющего желания обладать ею.