Закон Моисея - Эми Хармон

голоса будто постепенно спускались вниз по скрипучим и хрупким ступенькам, пока наконец не оказывались в подвале. Моисей же, напротив, уже говорил басовито, его голос обволакивал меня теплом и вызвал легкий трепет в сердце.

– Вовсе нет. Сакетта вообще трудно заставить нервничать. Его ничего не пугает. Если бы ты захотел, он простоял бы тут весь день в твоих объятиях. Вот Лакки мог бы откусить тебе руку и лягнуть в лицо. Но Сакетт – ни в коем случае.

Я уже много месяцев пыталась расположить к себе Лакки – кто-то подарил его отцу в качестве платы за услуги, которые были им не по карману. У папы не было времени укрощать его норов, так что он отдал коня мне, предварительно напомнив, чтобы я была осторожной.

Я только посмеялась: осторожность – не мой метод.

У папы это тоже вызвало улыбку, но все же он предостерег:

«Я серьезно, Георг. Его не просто так зовут Лакки. Тебе очень повезет, если он когда-нибудь позволит оседлать его».

– Животные меня недолюбливают.

Моисей произнес это так тихо, что я почти его не расслышала. Отмахнувшись от мыслей о Лакки, я погладила своего верного спутника – коня, на котором я впервые прокатилась верхом.

– Сакетт всех любит.

– Я ему не понравлюсь. Хотя, возможно, дело не во мне, а в них.

Я недоуменно обвела взглядом амбар. Там были только мы с Моисеем и Сакетт.

– Ты о ком? Чувак, здесь только мы.

Моисей не ответил.

Я выжидающе уставилась на него, дерзко вскинув бровь. Затем погладила Сакетта по носу и шее. Он и ухом не повел.

– Видишь? Он как статуя. Сакетт обожает купаться в любви. Давай же, подойди.

Моисей приблизился на шаг и осторожно поднял к Сакетту руку. Тот нервно зафыркал.

Моисей тут же отошел.

Я напряженно хихикнула.

– Какого черта?

Наверное, мне стоило прислушаться к словам Моисея, но увы, я ему не поверила. И не в последний раз.

– Ты же не струсишь, правда? – подтрунивала я его. – Погладь его – он не кусается.

Моисей задумчиво посмотрел на меня своими золотисто-зелеными глазами и снова шагнул вперед, протягивая руку.

И в эту секунду Сакетт внезапно встал на дыбы, будто набрался дурного у Лакки. Подобное поведение было абсолютно нехарактерно для коня, которого я знала всю свою жизнь, коня, который ни разу не взбрыкнул за годы нашей взаимной любви. Но сейчас он даже не дал мне возможности вскрикнуть или потянуться к недоуздку. Сакетт ударил меня копытом в лоб, и я плюхнулась на пол, как мешок с картошкой.

Открыв глаза, пощипывавшие от крови, я уставилась на старые потолочные балки. Я лежала на спине, и голова раскалывалась так, будто меня лягнула лошадь – в эту секунду пришло озарение, что именно это и случилось. И не какая-нибудь там лошадь, а Сакетт! Мое удивление едва ли не превозмогало над болью.

– Джорджия?

Внезапно надо мной, перекрывая вид на пересекающиеся балки и пылинки, выплясывающие в лучах солнца, которое просачивалось сквозь трещины в стенах, возникло расплывчатое лицо.

Моисей положил мою голову себе на колени и прижал футболку ко лбу. Даже в полубессознательном состоянии я все равно не упустила из внимания его обнаженные плечи и грудь, а также почувствовала щекой гладкую кожу его живота.

– Я схожу за помощью, ладно?

Он переложил мою голову обратно на пол, продолжая прижимать футболку к ране. Я старалась игнорировать кровавое пятно, расцветающее на ткани.

– Нет! Стой! Где Сакетт?

Я попыталась сесть, но Моисей осторожно уложил меня обратно и растерянно посмотрел на дверь, будто не знал, что делать.

– Он… убежал.

Тогда я вспомнила, что Сакетт не был привязан. Раньше в этом никогда не появлялось необходимости. Даже сложно представить, что ему стукнуло в голову, чтобы он встал на дыбы и галопом помчал из конюшни. Мой взгляд вновь сосредоточился на Моисее.

– Ну что, все плохо? – Я пыталась говорить, как Клинт Иствуд – кто-то, кто может получить жуткую травму головы и сохранить хладнокровие. Однако мой голос все равно предательски задрожал.

Моисей сглотнул, пытаясь не выдать свою жалость, его кадык забавно подскочил под смуглой кожей. У него тоже дрожали руки. Ситуация расстроила его не меньше меня – это было видно невооруженным глазом.

– Не знаю. Рана вроде и небольшая, но сильно кровоточит.

– А животные и вправду тебя не любят, да? – прошептала я.

Он не стал делать вид, что не понимает, о чем я, и помотал головой.

– Я заставляю их нервничать. Не только Сакетта – всех зверей.

Он и меня заставлял нервничать. Но в хорошем, чарующем смысле. Несмотря на то, что у меня дико пульсировала голова и кровь затекала в глаза, я хотела, чтобы Моисей остался. Чтобы он выдал мне все свои тайны.

Словно почувствовав изменение в моем настроении и сочтя его нежелательным, Моисей тут же подскочил и сбежал, оставив меня с окровавленной футболкой и неутолимым любопытством к новенькому в нашем городке. Довольно скоро он вернулся с моей мамой и его прабабушкой, семенящей позади. На их лицах читалось неприкрытое беспокойство, и тут я задумалась, не преуменьшила ли я серьезность своей травмы. Неожиданно взыграло мое женское тщеславие, чего я раньше за собой не замечала: а вдруг на лбу останется уродливый шрам? Еще неделю назад я бы даже сочла это крутым, но не теперь. Мне хотелось оставаться красивой в глазах Моисея.

Он стоял поодаль и не вмешивался, пока взрослые ахали и охали надо мной. Когда они пришли к умозаключению, что я, вероятно, выживу и без затратной поездки на «неотложке», и обошлись несколькими пластырями, Моисей незаметно ускользнул. Иппотерапией ему не помочь, но я поклялась себе, что просочусь в его трещины и залатаю их, чего бы мне это ни стоило. Мое пустынное лето только что превратилось в тропический лес.

Глава 2. Джорджия

Где-то спустя неделю после того, как Моисей напугал моего коня и я получила по голове, мы с отцом обнаружили на нашем амбаре стенную роспись. Ночью кто-то нарисовал поразительно реалистичное отображение заката над западными холмами Левана. На фоне розоватого неба стояла лошадь с запрокинутой головой, напоминавшая Сакетта, а в седле комфортно устроился всадник. Он сидел в профиль и выглядел не более чем силуэтом, но все равно его вид показался мне знакомым. Папа долгое время мечтательно разглядывал картину. Я думала, он разозлится, что кто-то использовал наш амбар в качестве холста… по моему представлению, так поступали преступные группировки в больших городах. Но нам оставили не граффити с угловатыми или дутыми буквами, закрашенными