Ночь поющих птиц - Сьюзен Барри

— Это, пожалуй, самый безупречный сапфир из всех, какие ты когда-либо увидишь в своей жизни, — сказал он, наблюдая, как Анжела открывает футляр и разглядывает довольно громоздкий перстень.

Анжела вынула кольцо из атласной коробочки и надела на палец. Оно было тяжелым и каким-то неуютным. Девушка не особенно любила сапфиры и торопливо сняла кольцо.

— Это действительно великолепный камень, сеньор, — вяло согласилась она.

Дон Фелипе с легким сарказмом улыбнулся, сверкнув ослепительно белыми зубами, темная бровь поползла вверх.

— И это все, что ты можешь сказать? Ты не впечатлена? Ни капли?

— Напротив, — натянуто уверила Анжела, — я весьма впечатлена, сеньор.

Продолжая улыбаться, он взял ее за руку и снова надел перстень на палец — который вскоре будет обременен еще и обручальным кольцом — и обнаружил, что кольцо очень велико.

— Ты должна дать мне одну из твоих перчаток, cara[5], — сказал он. — Тогда я буду уверен, что новая оправа окажется тебе впору. Что до ее формы, я думаю, ты можешь оставить это на мое усмотрение.

— Да, сеньор, — согласилась она.

На его лице промелькнула тень раздражения.

— Твое обращение несколько удивляет меня, — признался дон Фелипе, — принимая во внимание, что ты скоро выходишь замуж. Ты ведь сама сказала мне, что только что была на примерке подвенечного платья, не так ли?

— Да, сеньор.

— Тогда не будет ли естественнее, если ты станешь обращаться ко мне «Фелипе», а не «сеньор»? Нам довольно тяжело будет жить в браке при таком отношении друг к другу.

— Хорошо, сеньор… я хочу сказать — Фелипе!

Он снова взглянул на нее, потом отвернулся и прошел к окну, которое Анжела раскрыла, едва войдя в комнату. Футляр с кольцом снова был убран в карман.

Дон Фелипе смотрел на выложенный черной и белой плиткой внутренний дворик и кадки с яркими растениями, залитыми ослепительным солнечным светом.

— Я заметил, — произнес он наконец, взглянув на пронзительно голубое небо без единого облачка, — что полумрак в комнате не пришелся тебе по вкусу. У тебя английская привычка распахивать окна.

Анжела растерялась, потому что в его голосе явственно слышалось осуждение.

— Я… думаю, я привыкла к этому, пока жила в Англии. И в Швейцарии, — призналась она.

— Обе — страны с весьма прохладным климатом. — Он развернулся и посмотрел на девушку. — Ты училась в школе в Англии?

— Да.

— Тебе там нравилось? Может быть, тебе казалось, что твое место именно там?

— Я… я бы так не сказала.

И тут Анжела решила, что стоит все-таки сказать правду: она наслаждалась каждой минутой своего пребывания в Англии, а Испания в буквальном смысле слова душила ее. Она вспоминала о мягкой английской траве, нежных ветерках, влетающих в окно, и запахах роз и гвоздик и чувствовала себя обделенной. Девушка облизнула губы и нервно сглотнула. Дон Фелипе сурово спросил ее:

— Ты вернулась в Испанию, но здесь ты несчастлива? В этом дело?

Она пожала плечами:

— Думаю, я привыкну к этому.

— Но ведь это твоя страна. Тебе придется жить здесь всю оставшуюся жизнь! Разве эта мысль не радует тебя?

— Хм… Не особенно, сеньор.

Дон Фелипе нетерпеливо взмахнул рукой. Другая была спрятана в кармане. Анжела знала, что его пальцы сейчас сжимают футляр с кольцом — сильные, беспокойные пальцы человека со вспыльчивым характером. Встретив расстроенный и даже ошеломленный взгляд его красивых темных глаз — странно, что у мужчины могут быть красивые глаза, пришло Анжеле в голову, — она почувствовала, что он не просто сбит с толку этими словами, а считает ее довольно нелепой женщиной, которую не мешало бы научить уму-разуму — с помощью хорошей порки, например. Внезапно она почувствовала к нему отвращение.

Раньше у нее не было времени особенно задумываться на эту тему, но теперь ей вдруг стало ясно, что дон Фелипе пугает ее. То, что он был испанцем до мозга костей, страшило еще больше. Как случайный знакомый — человек, сидящий рядом за столом на обеде, или даже партнер в танце — он был вполне приемлем; но как человек, женой которого ей предстояло стать, который получит право распоряжаться ее жизнью и, возможно, сочтет, что с ней тоже не так-то просто ладить, — он действительно ужасал Анжелу.

От мысли о том, что она собирается за него замуж, девушка покрылась холодным потом. Дон Фелипе увидел, как ужас заплескался в ее глазах, как нервно запульсировала жилка у нее на шее, как порывисто сжались в кулачки пальцы безвольно опущенных рук.

На мгновение он задался вопросом, не делает ли ошибку, женясь на этой девочке? Но потом дон Фелипе припомнил все выгоды этого союза и сказал себе, что происходящее просто абсурдно и все, что ему следует, — постараться поближе узнать будущую невесту.

Ну конечно! Почему же ему раньше не приходило в голову, что она мало похожа на прочих испанских девушек? Если уж начистоту, совсем не похожа! Она выглядела как англичанка и, судя по всему, думала как англичанки. И с этим надо было что-то делать.

— Я получил согласие твоей бабушки отвести тебя сегодня вечером на ужин в ресторан, — сказал он. — В городе будет fiesta[6]. Не хотела бы ты довериться мне и вместе со мной насладиться этим зрелищем?

— Я, я…

Перспектива явно привела девушку в ужас.

Дон Фелипе был уже не просто обеспокоен — ей показалось, что он вот-вот взорвется от возмущения.

— Ну?

— Хм… Д-да, спасибо, сеньор… Фелипе! Я буду очень рада, — закончила Анжела таким тоном, словно он потребовал от нее подтвердить, что она будет просто счастлива, если ей выдернут все зубы. — С вашей стороны очень мило — поверьте, что я говорю правду! — пригласить меня!

Он резко отвернулся, потом снова повернулся к Анжеле и чопорно поклонился.

— Я заеду за тобой сегодня вечером в восемь часов. Будь так добра, не заставляй меня ждать, когда я приеду! — подчеркнуто официально попросил дон Фелипе.

Глава 3

Когда он заехал за ней, на улице уже стемнело. В этой южной провинции ночь опускается быстро, и, когда они отправились в путь на его мощном автомобиле, Анжела жалела, что не сможет насладиться великолепными пейзажами Андалузии.

Перед этим, ожидая, пока он приедет за ней, Анжела провела последние полчаса разговаривая с бабушкой в ее богато убранной спальне.

Теперь пожилая сеньора отправлялась в постель довольно рано. Вот и сейчас она уже сидела среди бесчисленных подушек на кровати из испанского красного дерева и выглядывала из-за роскошного балдахина. Донья Миранда, в просторном пеньюаре, потихоньку пила горячий шоколад и обсуждала с единственной внучкой перспективы предстоящего вечера; ее великолепные волосы — иссиня-черные, без единой седой пряди — были заплетены на ночь в косы.