Нет слова «прощай» - Джон Крэйг

— Иногда, — ответил Поль. — Особенно в такие жаркие дни, как сегодня. В другую погоду можно удить в глубоких водах, а не то на отмелях. Когда как.

— Что ж, обед нам обеспечен, — сказал Кен. — Спасибо, что ты мне дал поудить.

— Ладно, — сказал Поль. — А знаешь, нам пора убираться отсюда. Похоже, что гроза все-таки будет.

Кен оглянулся. Черные тучи, которые ветер отогнал было на север, вновь поползли назад и теперь быстро надвигались на озеро. Они даже казались еще более черными и зловещими, чем раньше. На западе вспыхнула молния, затем поднялся ветер и покрыл рябью спокойную гладь воды.

— Да, я думаю, надо трогаться, — ответил он. — Еще раз спасибо тебе. До завтра.

— Ладно. До завтра, — сказал Поль.

Отводя лодку от водорослей, он быстро заработал веслами. Кен до предела вывел ручку газа и подоспел к причалу как раз в ту минуту, когда начиналась буря. Ветер рвал тополя, и, когда Кен побежал вверх по тропинке к даче, уже упали первые дождевые капли.

Гроза бушевала до самого вечера. Одно время было так темно, что Кен даже зажег в своей комнате две керосиновые лампы, чтобы почитать. Но к ужину тучи исчезли. Стало гораздо прохладнее, и мир казался свежим и чистым, когда чуть позже Кен спускался с отцом к лодке, чтобы перевезти его через озеро: отцу надо было поспеть на станцию. Дачный поезд проезжал мимо Кинниваби в восемь часов и прибывал в город в половине одиннадцатого.

Пересекая озеро, Кен увидел на нем много других лодок: все они тянулись к станции, словно спицы колеса к оси.

От пристани дорога к станции шла через невысокий холм, и, когда Кен с отцом взобрались наверх, на платформе уже было довольно много людей. Пассажиры, ожидавшие поезда, были в строгих городских костюмах, а те, кто оставались на даче, не стесняли себя условностями; это различие в одежде всегда забавляло Кена.

— Что ж, у нас в запасе еще минут двадцать, — сказал отец. — Давай зайдем в лавку и до прихода поезда купим все, что тебе нужно.

Они прошли весь перрон, пересекли пути и по узкому дощатому настилу поднялись к лавке Бена Симпсона. Это было низенькое деревянное строение, очень старое и давно уже нуждавшееся в покраске. У самой крыши виднелась длинная белая вывеска, на которой поблекшими от времени красными буквами было написано: «Магазин Кинниваби. Владелец Бен Симпсон».

Сквозь застекленную дверь было видно внутреннее помещение лавки, старомодной и беспорядочно загроможденной товарами. Покрытый линолеумом пол дыбился волнами. На самой середине стояла железная печурка, явно выбранная хозяином не за ее внешний вид, а за обильное тепло, которое она давала. У двери висело несколько волчьих и лисьих шкур. На полках, помимо бакалейных товаров, лежало много разных интересных вещей: капканы, гвозди, топоры, ботинки, рубашки, фонари, ружейные патроны, бечевка, рулоны ткани — чего там только не было!

Бену Симпсону давно перевалило за семьдесят. Это был высокий худой старик, слегка согнутый то ли ревматизмом, то ли иным, более ранним, недугом, а может быть, и тем и другим вместе.

Одно веко у него, еще с давних пор, было неподвижно, отчего казалось, что глаз смотрит как-то особенно пристально. На изборожденном морщинами лице выделялся длинный тонкий нос. Все еще густая шевелюра была разделена посередине пробором, волосы зачесаны наверх.

Пятьдесят с лишним лет тому назад Симпсона, который служил в конной полиции, прислали в Кинниваби, и с тех пор он обосновался здесь. Он зарабатывал на жизнь торговлей с индейцами — оджибуэями и кри, — которые сбывали ему пушнину и дикий рис. Кинниваби был расположен в самом сердце сравнительно узкого рисового пояса, и каждый год в сентябре, если только выдавался богатый урожай, Симпсон вывозил сотни мешков риса.

Когда Уоррены вошли в лавку, Симпсон разговаривал с Музом Макгрегором, местным лесничим.

— Слыхали про кражу? — поздоровавшись, спросил у них Симпсон.

— Нет, — ответил отец Кена. — Какая еще кража?

— Прошлой ночью кто-то забрался на дачу доктора Мойра, — пояснил Макгрегор. — Говорят, украли фотоаппарат, транзисторный приемник и еще кое-какие вещи. На той неделе Мойры на несколько дней уехали в город. Похоже, кто-то решил воспользоваться их отсутствием.

— Ну и ну, — произнес отец Кена, покачав головой. — Ведь уже много лет не было никаких краж. Кто бы мог это сделать?

Вдруг из глубины лавки донесся голос человека, которого Кен до сих пор не замечал. Низкий, хриплый голос, но достаточно громкий, чтобы все в лавке могли его услышать.

— Да что уж там гадать, мистер Уоррен! — проговорил тот человек. — Будто мы не знаем, кто станет воровать в здешних местах. Индейцы — вот кто это сделал! Как всегда.

Кен обернулся и увидел грузную фигуру Уилбэра Кроу, в полумраке стоявшего у самого дальнего от двери прилавка. Это был верзила в линялом и не в меру просторном комбинезоне, надетом поверх грубой сорочки. Старая, помятая и грязная шляпа была низко надвинута на лоб. Рядом на скамье примостились еще двое: сын Уилбэра Лез, такой же огромный детина, как отец, и его приятель Динни Хэккет, будто стремившийся укрыться в потемках.

— Откуда вы это знаете? — спросил Макгрегор. — Откуда вы знаете, что это дело рук индейцев? Никаких доказательств пока нет. Это только ваши домыслы.

— Может, и так, — сказал Уилбэр Кроу, засовывая в рот только что свернутую сигару. — Может, и так. А все же я вам скажу: этим ворюгам, индейцам, я бы советовал сматываться поскорее, пока их не накрыли.

Динни Хэккет визгливо захихикал, а Лез Кроу улыбнулся одними толстыми губами («Но только не глазами», — подумал Кен).

— Некоторые люди, как я погляжу, слишком уж легко обвиняют других, — сказал Муз Макгрегор.

— Вы что, воспитывать нас решили? — спросил Лез Кроу, шагнув на середину лавки.

Но тут вдруг до них донесся откуда-то с путей приглушенный звук паровозного гудка. Все засуетились, торопясь взять свои вещи, и заспешили к станции.

Когда Уоррены поднялись на перрон, снова раздался гудок — на этот раз уже гораздо ближе, и через несколько секунд из-за поворота показался огромный паровоз с ярким, преждевременно зажженным прожектором-фонарем.

Паровоз приближался, замедляя ход, и перрон наполнялся звуками: звоном станционного колокола и шипением пара.

— Приеду, как всегда, в пятницу вечером, — сказал Кену отец, поднявшись на площадку вагона.

— Прошу занять места! — крикнул проводник, пряча свои часы в карман синей куртки.

Убрав маленькую приставную лестницу, он зашагал в вагон, а поезд между тем стал медленно набирать скорость.

Кен