Властелин замка - Виктория Холт

Я ужасно волновалась при мысли, что сейчас войду в замок, что забыла обо всем. Вслед за Жанной я прошла через тяжелую обитую железом дверь в большой холл, каменные стены которого были украшены великолепными гобеленами и оружием. Я сразу же заметила предметы мебели в стиле времен Регентства — среди них великолепный стол резного дерева с позолотой, с тонкой решеткой, бывшей столь популярной во Франции в начале восемнадцатого века. К тому же периоду относились и изящные гобелены в стиле Бюве. Это было чудесно; и мое желание остановиться и все рассмотреть почти превозмогло мой страх, но мы уже выходили из холла и поднимались по каменным ступеням.

Жанна раздвинула тяжелый занавес, и я уже ступала по толстому ковру, резко контрастирующему с каменными ступенями. Я стояла в небольшом темном коридоре, в конце которого виднелась дверь. Дверь распахнулась, и мы вошли в библиотеку.

— Если мадемуазель подождет...

Я кивнула. Дверь закрылась, и я осталась одна.

Потолок комнаты был высокий и прекрасно расписан. Я знала — здесь хранились огромные сокровища, и мысль о том, что меня, возможно, отошлют отсюда была невыносима. Вдоль стен комнаты рядами выстроились книги в кожаных переплетах, а чучела голов диких животных, казалось, служили им свирепыми стражами.

Граф — опытный охотник, подумала я, и представила его себе неумолимо преследующим свою добычу.

На камине стояли часы с резным Купидоном наверху, по обе стороны которых располагались две изящно расписанные вазы севрского фарфора. Стулья были обиты гобеленом, и украшены резными деревянными цветами и завитками.

Но как бы ни была я увлечена этими богатствами, мысль о грядущей беседе с грозным графом не давала мне покоя и я проговаривала про себя то, что собиралась ему сказать. Я должна держаться с достоинством, сохранять спокойствие и не казаться слишком настойчивой. Я не должна показывать, что страстно желаю быть допущенной к работе здесь; ведь если у меня получится, в дальнейшем я смогу получить новые заказы. Я считала, что мое будущее зависело от нескольких следующих минут. Как я была права!

Раздался голос Жозефа: «В библиотеке, месье...»

Шаги. Вот-вот я увижу его. Я подошла к камину. Там лежали поленья, но огня не было; я смотрела на картину над часами времен Людовика XV и не видела ее; сердце мое колотилось, я сцепила руки в попытке унять дрожь, и вот дверь открылась. Я сделала вид, что не услышала этого, и таким образом выиграла несколько секунд, чтобы собраться.

Короткое молчание, затем холодный голос произнес:

— Как странно!

Он был на несколько сантиметров выше меня, а рост у меня не маленький. В темных глазах застыло удивление, но похоже, они умели быть теплыми, орлиный нос подчеркивал надменность лица, но полные губы говорили о доброте. Костюм для верховой езды был очень элегантен — пожалуй, даже слишком. И шейный платок и на каждом мизинце по золотому кольцу. Он был сама утонченность и вовсе не так грозен, как я себе его представляла. Мне бы обрадоваться, но я почему-то почувствовала легкое разочарование. И все же, этот человек скорее поймет меня, чем тот граф, которого я рисовала в своем воображении.

— Добрый день, — сказала я.

Он сделал несколько шагов вперед. Он был моложе, чем мне представлялось, на год или два старше меня... может быть, моего возраста.

— Несомненно, — сказал он, — вы будете любезны объясниться.

— Разумеется. Я приехала для работы над полотнами, требующими внимания реставратора.

— Нам представлялось, что сегодня приедет месье Лоусон.

— Это было бы совершенно невозможно.

— Он приедет позже?

— Он умер несколько месяцев назад. Я его дочь, и продолжаю работу над его заказами.

Вид у него был озабоченный. «Мадемуазель Лоусон, эти картины имеют большую ценность...»

— Если бы они ее не имели, вряд ли стоило бы их реставрировать.

— Мы можем доверить их только специалистам, — сказал он.

— Специалист — это я. Вам рекомендовали моего отца. А я с ним работала. В действительности, он больше занимался реставрацией зданий... над картинами же работала я.

«Это конец», — пронеслось в моей голове. Он раздражен — я поставила его в неловкое положение. Он, конечно, не позволит мне остаться. Я сделала отчаянную попытку. «Вы слышали о моем отце. Это значит, вы слышали и обо мне. Мы работали вместе.»

— Вы не объяснили».

— Я решила, что дело срочное. Я сочла необходимым безотлагательно явиться по вызову. Если бы отец принял заказ, я бы приехала с ним. Мы всегда работали вместе.

— Пожалуйста, садитесь, — сказал он.

Я села на стул с высокой резной спинкой, на котором можно сидеть только прямо, а он уселся на диван, вытянув ноги.

— Не думаете ли вы, мадемуазель Лоусон, — медленно произнес он, — что, если бы вы сообщили о смерти вашего отца, мы бы отказались от ваших услуг?

— Я считала, что вашей целью была реставрация картин, и у меня сложилось впечатление, что здесь важнее работа, а не пол реставратора.

Опять та же самонадеянность, которая на самом деле была лишь внешним проявлением моего волнения! Я была уверена, что он собирается отказать мне. Но мне ну ж н о было бороться за свой шанс, потому что я знала — если только я смогу получить его, я покажу им всем, на что я способна.

На лбу его появились морщины, как будто он старался прийти к какому-то решению, украдкой же он наблюдал за мной. Он невесело усмехнулся и сказал:

— Странно, что вы не написали и не сообщили нам...

Я встала. Мое достоинство требовало этого.

Он тоже встал. Никогда еще я не чувствовала себя такой несчастной, как в тот момент, когда с надменным видом шла к двери.

— Одну минуту, мадемуазель.

Он заговорил первым. Это было похоже на маленькую победу.

Не оборачиваясь, я взглянула через плечо.

— С нашей маленькой станции идет только один поезд в день. В девять утра. Вам нужно будет проехать около десяти километров, чтобы сесть на парижский поезд.

— О! — испуг невольно отразился на моем лице.

— Вот видите, — продолжал он, — вы поставили себя в очень неловкое положение.

— Я не думала, что к моим рекомендациям отнесутся пренебрежительно, даже не взглянув на них. Я никогда раньше не работала во Франции и была совершенно не подготовлена к такому приему.

Это был хороший ход. Он ответил на вызов.

— Мадемуазель, я уверяю вас, во Франции к вам отнесутся так же учтиво, как и в любом другом месте.

Я пожала плечами.

— Я полагаю, здесь есть гостиница... где можно переночевать?

— Мы не можем вам этого позволить. Мы предлагаем вам наше гостеприимство.