«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца» - Чарльз Брандт

«Я лишился места шофера мясного рефрижератора в компании «Фуд Фэйр», когда они меня застукали – я, так сказать, попытался стать партнером в их бизнесе: воровал говядину и курятину, а потом сбывал в их же рестораны. Работа осталась только временная и уже за рамками проф-союза – замещать заболевших водителей. И кроме того, я давал уроки бальных танцев, а вечерами в пятницу и субботу еще подрабатывал вышибалой в черном клубе «Никсон боллрум».

Иногда выполнял заказы для Расса – не за деньги, просто из уважения. Я никогда не был наемным киллером. Просто ковбоем. Выполнял небольшие поручения. Помогал. Ты помогаешь, и тебе в случае нужды помогут.

Посмотрев фильм «В порту», я подумал, что ничем не хуже этого Марлона Брандо. И сказал Рассу, что, мол, неплохо бы мне влезть в профсоюз. Мы тогда еще сидели в баре в Саут-Филли. Он созвонился с Джимми, который был в Детройте и дал мне трубку. Первое, что я услышал от Джимми: «Я слышал, ты красишь дома». Под этим подразумевалось, что ты приканчиваешь, кого попросят, забрызгивая кровью стены и пол. Я ответил: «Я и по плотницкому делу могу». То есть намек на изготовление гробов, на то, что в случае чего я и от трупа избавлюсь.

После этого разговора Джимми пристроил меня в «Международное братство», где мне платили столько, сколько я еще никогда в жизни не получал, даже с подворованным. И доплачивали на покрытие расходов. Я выполнял поручения и для Джимми, и для Рассела».

– -

«– Значит, это он надоумил тебя позвонить. Ты мог бы звонить почаще. – Джимми пытался сделать вид, что ему все равно. Собирался заставить меня сказать, почему Рассел дал мне разрешение ему позвонить. – Раньше ты звонил все время.

– Об этом я и толкую. Позвоню я тебе, а что мне потом говорить старику? Что ты его не слушаешь? Он привык, чтобы к нему прислушивались.

– Старик будет жить вечно.

– Никто не спорит – он еще спляшет на наших похоронах, – сказал я. – Он очень разборчив в еде. Сам готовит. Мне не позволяет даже поджарить ему яичницу с колбасой, потому что однажды я поджарил ее на сливочном, а не на оливковом масле.

– На сливочном? Я бы тоже тебе не позволил.

– И знаешь, Джимми, старик ест очень умеренно. Всегда предлагает разделить трапезу. Говорит, съешь все, и заболит живот.

– Ничего, кроме уважения, я к твоему другу не питаю, – сказал Джимми. – Никогда его и пальцем не тронул бы. Есть вещи, на которые Хоффа способен из мести за то, что его выставили из профсоюза, но Хоффа и пальцем не тронет твоего друга.

– Я знаю, Джимми, и он тоже тебя уважает. За то, что ты начал с нуля и так поднялся. За все то хорошее, что ты сделал для простых ребят, рядовых членов профсоюза. Он всегда готов подсобить тем, кому в жизни не повезло. И ты это знаешь.

– Так поговори с ним насчет меня. Хочу убедиться, что он ничего не забывает. А Макги я от души уважаю.

Лишь считаные люди называли Рассела Макги. Его настоящее имя было Розарио, но все звали его Расселом. Кто знал его поближе, звали его Расс. Ну а те, кто знал его совсем уж близко, называли его Макги.

– Как я уже сказал, Джимми, уважение взаимно.

– Говорят, свадьба будет еще та, – сказал Джимми. – Итальянцы съезжаются со всей страны.

– Точно. Это хорошо для нас. Джимми, я должен обсудить с моим другом то, как уладить эту ситуацию. Время подходящее. Все на свадьбе. Он настроен очень положительно насчет этого вопроса.

– Это сам старик предложил все уладить или ты? – быстро спросил Джимми.

– Я поднял вопрос, но наш друг очень открыт в этом плане.

– Что он сказал по этому поводу?

– Он очень открыт в этом плане. Сказал, давайте после свадьбы сядем с Джимми у озера. И все, как полагается, утрясем.

– Хороший он человек. Такой вот он, Макги. Вырваться к озеру, а? – Джимми произнес это так, как будто сдержанность вот-вот ему изменит, но сдержался.

– Хоффа всегда стремился утрясти всю эту херню с самого начала.

Джимми тогда все чаще и чаще величал себя Хоффа.

– Лучшего момента не будет, чтобы все утрясти, – весь город соберется на эту свадьбу, все заинтересованные лица, – напомнил я. – Так что уладь все.

– Хоффа с самого начала только и думал о том, как все эту херню уладить! – проорал он в трубку, видимо, на тот случай, если кто-то в Лейк Орион еще его не услышал.

– Джимми, я понимаю, что ты понимаешь, что это необходимо уладить, – продолжал я, – нельзя все так оставить. Знаю, что ты пыжишься, пытаешься что-то там разоблачить. Но думаю, ты все это не всерьез затеял. Джимми Хоффа – не крыса и никогда ею не был, однако… все кругом озабочены. Люди ведь не в курсе, они не понимают, почему ты так сильно расшумелся.

– Черта с два Хоффа не всерьез затеял это все. Погодите, вот Хоффа вернется, просмотрит бумажки профсоюзные, и тогда вы поймете, отчего он так расшумелся.

Я все-таки кое-чему научился от моего старика – не первый день возле него крутился. И по голосу могу понять, что человек затевает. И тогда мне показалось, что Джимми вот-вот сорвется и тогда его уже не удержать. Что я уже не смогу его взнуздать. Джимми был прирожденным профсоюзным переговорщиком и в тот момент был убежден, что силен и что ему есть что предъявить из документов.

– Джимми, вспомни о том деле прошлого месяца. О том джентльмене из Чикаго. Нисколько не сомневаюсь, что все кругом считали его неприкасаемым, и он сам тоже так считал. Его проблема состояла в том, что он позволял себе необдуманные высказывания в адрес наших друзей.

Джимми понимал, о каком «джентльмене» идет речь. Я имел в виду его приятеля Сэма Джанкана (Момо), чикагского босса, которого недавно убрали. Иногда я выступал посланником между Джимми и Момо, всегда передавая все только на словах, никаких записок.

До того как его убрали, Джанкана имел огромный вес в определенных кругах и его имя не сходило с заголовков газет. Момо решил перебраться из Чикаго в Даллас. В его братве был и Джек Руби[7]. Момо владел казино и в Гаване, потом вместе с Фрэнком Синатрой они открыли казино на озере Тахо. Он встречался с одной из сестер-певиц Макгуайр. С Джоном Кеннеди у них была одна на двоих любовница – Джудит Кэмпбелл. Это было в период президентства Джона, когда они вместе с его братом Робертом использовали Белый дом как номер мотеля для интимных встреч. Момо помогал Джону Кеннеди во время избирательной кампании. Только потом Кеннеди всадил ему нож в спину. Ну а Момо решил отыграться на Роберте.

То, кем был Джанкана и в чем он был замешан, нагляднее всего свидетельствует статья в журнале «Тайм», опубликованная за неделю до расправы. В ней говорится о том, что Рассел Буфалино вместе с Сэмом Джанканой по заданию ЦРУ в 1961 году участвовал в подготовке вторжения на Кубу в заливе Свиней, а в 1962 году – в подготовке покушения на Кастро. Если и было что-то, способное свести Буфалино с ума, так это увидеть свою фамилию в газете.

Сенат США официально вызвал Джанкану для дачи показаний под присягой о том, нанимал ли он мафиози для совершения покушения на Кастро. За четыре дня до слушаний в сенате Джанкана был убит в собственной кухне выстрелом в затылок. Убийца еще 6 раз выстрелил ниже подбородка – сицилийский обычай, – чтобы всем было понятно, что убрали его за длинный язык. Все выглядело так, будто прикончил его кто-то из своих ближайших друзей – допущенный поджаривать ему колбаски на оливковом масле. Рассел не раз говорил мне: «Если сомневаешься, не сомневайся».

– Наш чикагский приятель мог навредить очень многим людям, даже нам с тобой! – выкрикнул Джимми.

Я вынужден был держать трубку подальше от уха, но все равно было достаточно громко.

– Ему следовало все записывать. Кастро. Даллас. Джентльмен из Чикаго не любил ничего записывать. А эти знают, что Хоффа все записывает. Если со мной что-то случится, записи всплывут.

– Джимми, я не из тех, кто всегда и всем поддакивает. Так что ты уж не говори мне, что, дескать, «они не осмелятся». После того, что произошло с нашим чикагским другом, ты-то уж должен понять, что к чему.

– Знаешь что, ты бы о себе лучше позаботился, мой дорогой ирландец. Ты ведь ближе некуда ко мне, как многие считают. И запомни, что я тебе сказал. Свою задницу прикрой. Себе мордоворотов найми.

– Джимми, ты ведь понимаешь, что пришло время сесть и все обсудить. Старик протягивает руку помощи.

– Вот с этим я согласен.

Джимми, будучи опытным переговорщиком, знал, когда следует отступить на шажок.

– Вот и прекрасно, – вздохнул я с облегчением. – Мы съездим к озеру в субботу около половины первого. И Джозефин не тревожь, пусть женщины спокойно себе обедают.

– Я буду к половине первого, – пообещал Джимми.

Я не сомневался, что он появится именно к половине первого. Что Расс, что Джимми, оба были людьми пунктуальными. И дело было не в минутах и секундах, дело было в уважении. Джимми всегда оставлял за тобой 15 минут. Если ты и после этого не приходил, встреча считалась несостоявшейся. Каким бы крутым ты ни был. Или ни считал себя.