Здравствуй, Никто - Берли Догерти

В тот вечер мы ждали полного лунного затмения, оно должно было начаться в 18.52. Увы, нашим надеждам не суждено было сбыться, и вообще вечер не получился с самого начала. По небу плыли беспросветные тучи, моросил дождь, и Элен была в отвратительном настроении.

Мы не хотели, чтобы оранжевое зарево города мешало нам смотреть на затмение, и потому доехали на автобусе до Лисьей Избушки. Дорога вдоль каменной ограды вела в глубь вересковых зарослей. В сырых папоротниках слышен был шорох овец.

— Черт, я даже не знаю, в какую сторону смотреть, — проворчала Элен.

— Вверх, детка, — я обнял ее за плечи. — Смотри, вон там, в каком-нибудь полумиллионе миль над нами… — Элен вывернулась из моих рук. Вообще, такие выкрутасы не в ее стиле. —

— Мне холодно и надоело, из-за этого дурацкого затмения я опоздала на ужин.

— Луна должна быть похожа на кровавый шар, — я все-таки попытался увлечь ее. — Подумай, такое не каждый день увидишь.

— Фу, мерзость, — она развернулась и пошла назад к городу. Дорога была неровная, на каждом шагу Элен спотыкалась и вполголоса чертыхаясь. — Ну что, всю ночь будешь тут сидеть? — крикнула она.

Я нагнал ее и засунул ее ладошку к себе в карман, она.уютно там пристроилось, будто в перчатке.

— А здорово было бы встретить здесь рассвет! Давай действительно как-нибудь ночью попробуем сюда выбраться. — Мне очень нравилась эта идея. Элен плелась, понурив голову, я шагнул вперед и загородил ей дорогу. — Подумай: можно взять с собой палатку, мы бы сначала увидели закат, потом — как восходит луна, как звезды высыпают на небе. А наутро — рассвет… Представь себе, как золотое и розовое сияние разливается по краю неба… — А потом мы прямиком заявляемся в школу, а маме врем, что опоздали на последний автобус.

— Можно в июне поехать. Тогда можно будет спать прямо в вереске, без палатки. Только ты да я…

— И овцы. Будут нам пятки пощипывать.

— Можно будет приехать на солнцестояние. Я знаю пещерку под обрывом, можно там спать.

— А пока что давай поторопимся домой, чего-нибудь перекусим. — Отстранив меня, Элен зашагала быстрей. — Я помираю с голоду. По правде сказать, Крис, мне жутко хреново и жутко хочется есть.

В автобусе я достал письмо. Вообще-то, я хотел дождаться подходящего момента, но теперь это стало неважно.

— Хочешь взглянуть? — я смотрел на Элен, ожидая увидеть в ней хотя бы тень того волнения, которое я испытал утром, обнаружив письмо на полу в прихожей. В один момент, даже не взглянув на штемпель, я понял, что оно от матери. Мне даже почудилось, будто я узнаю ее почерк — такой изящный на расстоянии, но вблизи больше напоминающий набор закорючек. Почта пришла, как раз когда я собирался в школу, и я сразу сунул письмо в карман, пока отец не увидел. Мне совсем не хотелось бередить его застарелые раны. Я читал его в школе во время перемены, и это, конечно, не осталось незамеченным: мой сосед Том выхватил его у меня из рук. Иногда он бывает ужасным инфантилом.

— Ага! Любовное послание! — подпрыгивал он, размахивая моим письмом.

— Да пошел ты! — мне было не до шуток. Он-то думал подразнить меня, может быть, даже заставить побороться с ним из-за письма. Но я жутко разозлился. И ничего смешного в его обезьянстве не видел.

— А ну, давай его сюда, Вилсон!

— Да ладно, все равно ничего не понятно, — он бросил письмо на пол и убежал. Оно здорово помялось, да и настроение у меня испортилось. Весь день я то и дело украдкой заглядывал в него. У матери и в самом деле был жуткий почерк, половину слов, если не больше, нужно было угадывать. Я пытался представить себе лицо матери, но напрасно. Вспоминалось только ее синее пальто с бархатистыми пуговицами, как оно пахло холодным ветром, когда мать поздно возвращалась домой.

— Глянь-ка, — я протянул письмо Элен, нарочито небрежно, словно мне все равно, интересно ей будет или нет, но в то же время внимательно следя за выражением ее глаз. Элен глянула на мамин почерк и отдала письмо обратно.

— Она что, врач? Ни слова не могу разобрать.

— Погляди, тут написано: «Здравствуй, Кристофер».

— Кристофер! Как официально! Мой голос звучал хрипловато. Я откашлялся и стал читать:

— «Спасибо за твое письмо. Оно стало для меня приятной неожиданностью». Дальше, кажется, так: «Извини, что не сразу ответила, я только что вернулась из командировки в Альпы. Ты ведь, скорее всего, ничего не знаешь об этом — я профессиональный фотограф. Я по-лучила заказ на фотографии для книги по альпинизму. В горы я, как всегда, поднималась с Доном». — Я остановился на минуту, чтобы перевести дыхание. Вздохнув поглубже, продолжил: «Это невероятно интересная работа, она, видимо, займет у меня еще несколько месяцев. Конечно, приезжай, когда хочешь. Буду очень рада тебя видеть. С наилучшими пожеланиями, Джоан».

Джоан!

— А ты думала, как она подпишется? С любовью от мамочки?

Я еще раз пристально вгляделся в письмо. Весь день я только и думал о том, как я покажу его Элен.

— Ну что — как по-твоему?

— Мне она не нравится, — Элен скривила губы. Да, настроение у нее было хуже некуда.

— Но ведь ты ее никогда не видела!

— Не нравится мне, что она называет тебя Кристофер. Почему бы не Крис? Кристофер звучит ужасно формально, будто бы вы с ней не знакомы. Да еще подписывается: «Джоан».

— А мне это, наоборот, жутко понравилось. Это значит: хотя наши отношения теперь изменились, давай будем друзьями.

— Ничего себе! — Элен просто распирало от негодования. — Значит, пока ты еще бестолковый щенок, — прощай на восемь лет, а когда ты подрос, — привет, давай будем друзьями?

Я почувствовал, что в лицо мне ударила краска.

— Раз уж мы об этом заговорили, ты, может быть, еще что-нибудь против нее имеешь? —спросил я, мрачно глядя в окно автобуса.

— Еще меня раздражает, что она все время пишет, какой она замечательный фотограф, как она ходит в горы, какие потрясающие заказы получает.

— Не все время. Только один раз.

— Сплошная показуха! О тебе — ни слова. Ни про выпускные не спросила, ни как отец поживает. А Гай? А что с котом, наконец? Кроме себя любимой, ей никто не интересен.

Я забрал у нее письмо, аккуратно сложил и всунул в конверт. В окне автобуса было темно; я сидел и смотрел в эту тьму сквозь свое собственное отражение.

— Ты беспощадна. Настоящая леди Гордячка, — пробормотал я.

— Ты посмотри, как она ненавязчиво намекает на недостаток времени.

Ну, ладно. Пусть так.

— Ты же сам спросил. Не спрашивал бы, я бы и не сказала.

— Лучше бы я его тебе не показывал. Элен коснулась моей руки.

— Крис, не езди к ней. Ты только сделаешь себе больно. Я этого не хочу.

— Но это мое личное дело, правда? — автобус внезапно въехал в ослепительное месиво городских огней. — Я провожу тебя до дома.

— Как хочешь.

— Я провожу.

Мы идем молча, взявшись за руки. Я зол и удручен, похоже, мы на грани ссоры. Хотел бы я знать, что с ней происходит. Иногда ее поступки кажутся необъяснимыми. Это-то меня всегда восхищало, но сейчас, наоборот, пугает. Кажется, в ней совершенно не осталось теплоты. Мы уже ссорились с ней как-то раз, примерно месяц назад, но даже тогда не было так скверно. Признаю, та ссора произошла по моей вине. Мы столкнулись на улице с лучшей ее подругой, Рутлин. Проходя мимо нас, она заговорщицки прошептала:

— Эй, смотрите — на этот раз поосторожнее!

— О чем это она? — я вопросительно поднял глаза. Такая уж эта Рутлин, больше всего она обожает смущать людей своими намеками и загадками.

— А ты как думаешь? — подразнила меня Элен.

— Постой, ведь ты не рассказывала ей?

— Ну конечно, рассказала! Я не верил своим ушам. Но ведь это предательство!

— Все-все рассказала?

— Она моя лучшая подруга, — сказала она, словно это что-то объясняло.

— Но зачем посвящать ее в наши дела?

— Ты-то, наверное, своим приятелям рассказывал. Парни вечно хвастаются такими вещами.

Я действительно мог прихвастнуть ребятам про то, как далеко я зашел с девушкой. Нередко даже делал вид, что зашел гораздо дальше, чем это было на самом деле. Но про ту ночь я бы никому не рассказал — ни за что на свете. Я представил, как Том трезвонит об этом по всей школе. Представил словечки, которые он пускает в ход, описывая то, что было между нами. Нет, никогда. Такими вещами с друзьями не делятся.

— Ты ошибаешься. Ты просто не знаешь меня. А вот я не ожидал, что ты всем разболтаешь.

— Не всем, а только своей лучшей подруге.

Я долго пережевывал ее слова: так собака, обгладывающая кость, отщипывает от нее кусочки мяса до тех пор, пока она не сделается гладкой и безвкусной.

— А матери ты тоже все выложила?

Мы шли порознь, руки в карманах, стараясь не встречаться глазами друг с другом. Больше всего в эту минуту я хотел обнять ее, но не знал, как это сделать.