Ищи на диком берегу - Джин Монтгомери

1. В ПУТЬ

Прочный корабль с двадцатью снарядивши гребцами, отправься сам за своим отдаленным отцом, чтоб проверить, какая в людях молва про него.

Гомер, «Одиссея» [2]Главному правителю Российских колоний в Америке, господину Александру Андреевичу Баранову, Ново-Архангельск, на острове Ситха

Милостивый государь мой, Александр Андреевич!

Податель настоящего письма пытается свершить невозможное. Сей юноша, Захар Иванов сын Петров, направляется на Аляску, дабы разыскать отца, корабельного плотника Ивана Петрова. Отец Захара покинул дом свой много лет назад и с той поры не давал о себе знать».

Отец Сергий оторвался от письма и задумчиво покосился на окно. Дождь бичевал воды Охотского моря, над ними стлался мглистый туман. «Такой уж у нас август, — думал он, — день-деньской дождь или туман, туман или дождь. Где еще в нашей матушке-России найдешь другое такое дождливое место, как Охотск?»

Священник окунул перо в чернила, окинул взглядом стены из грубых некрашеных досок. Бревенчатая изба была и школой, и церковью вместе. В красном углу — маленький алтарь с иконой, большая печка-каменка заняла весь второй угол. В комнате было голо и неуютно. Пахло деревом, сырой одеждой, людским потом, хотя в избе никого не было — только угловатая фигура священника сутулилась над письмом.

Закончив письмо словами: «Храни тебя Господь», отец Сергий подписался, сложил лист и запечатал его воском.

— Захар! — позвал он. — Захар!

В дверях появился высокий, крепкий парень в серых шерстяных штанах и коричневой холщовой рубахе. Вид у него был нескладный, и стоял он как-то неуклюже на своих здоровенных ногах. Густые темные волосы были подстрижены неровной лесенкой. Серые глаза, лицо румяное, открытое, грубовато-добродушное.

Священник протянул ему письмо.

— Ох, не хочется мне отпускать тебя, Захарушка…

— Надо ехать, батюшка. — Захар неспокойно вертел письмо в больших обветренных руках. — Век буду благодарен за вашу доброту, вырастили вы меня, выучили. А только все это время, все эти годы недоставало мне отца, все-то думал: «Где он, что с ним делается?» Поеду поищу. Найду — хорошо, не найду — значит, не судьба, заживу сам, как сумею.

— Я понимаю, сынок, но ты ведь и не знаешь его толком. Ты еще мал был, когда отец твой подался на Аляску…

Захар перебил его:

— Иначе нельзя было. Он тогда плотником завербовался на верфи, на пять лет. Тут как раз матушка моя померла. А ему уже было не отвертеться.

Священник вздохнул:

— Знаю. Помню. Уж больно он был отчаянный, жизнью своей не дорожил. Начнет об Аляске говорить — не остановишь: «У кого голова на плечах и руки умелые, того Аляска не обидит, не обойдет». А когда твоя мать померла, его и подавно потянуло прочь отсюда. Да я-то о тебе пекусь. Путь туда долгий, опасный. Сколько кораблей на этом пути потонуло — не счесть. Так и отец твой мог пропасть, кто знает? А если и добрался он до Аляски, если и писал тебе письма… и письма те могли пропасть. Я вот часто думаю: что людей туда гонит, какая сила, чего ради идут они в незнаемые края?

Отец Сергий умолк, размышляя о первых русских пришельцах на Аляску. Отчаянный, неукротимый народ эти сибирские охотники — ни бога, ни черта не боятся. Уж если собрались они на промысел, лучше не становиться у них на пути. «Промышленные» — они ни перед чем не останавливались! Те, кому удавалось вернуться в Сибирь, привозили с собой неслыханно богатую добычу: шкуры котика, песцов и самый дорогой и красивый мех на свете — калана, или, иначе, морского бобра. За калана китайцы платили баснословные деньги.

— Я-то знаю, что меня туда гонит, — сказал Захар. — А вот что погнало туда вашего друга? — он показал на письмо. — Что он там искал?

— Александр? Долги его туда загнали. Когда я с ним здесь познакомился, он был торговцем пушниной, один неудачный год — и он влез в долги по самые уши. В то время компания купцов Шелихова и Голикова основала на Аляске колонию для надзора за добычей пушнины. Им понадобился новый управляющий, они и предложили Баранову взяться за это дело. Было это в 1790-м, взяли его на пять лет. И вот поди ж ты, двадцать семь лет прошло, а он все еще там… — Отец Сергий вздохнул. — Так ты не передумал, Захарушка?

Захар покачал головой.

— Нет, батюшка, не могу. Никак мне нельзя отступаться.

Захар видел, понимал: старик чувствует то же, что и он сам. И грустно им было, и тяжко вымолвить «прощай». Он поцеловал священнику руку, пробормотал слова благодарности, поклонился и торопливо ушел.

Собираясь в дорогу, Захар спрятал письмо к Баранову в непромокаемый пояс, закатал запасную смену одежды в одеяло и вскинул тючок на плечо. Придя в порт, Захар сразу же нашел «Екатерину». Три мачты этого большого торгового корабля торчали в туманном небе. На этот самый корабль он нанялся матросом, чтобы добраться до Аляски.

Захар постоял у сходней, поглазел по сторонам. В полушубке, в толстых шерстяных штанах он казался еще более нескладным и неповоротливым. Из-под красного шерстяного колпака, нахлобученного на уши, выбивалась спереди прядь темно-русых волос.

Дюжие ломовые лошади, выдыхая клубы пара в холодный туман, выжидали, пока разгрузят их повозки, матросы вкатывали пузатые бочки или поднимались по сходням, согнувшись чуть ли не вдвое под тяжестью мешков и ящиков. Кучка людей — судя по одежде и по ручной клади, это были пассажиры — осторожно пробиралась к кораблю среди портовой сутолоки.

Захар дождался, когда сходни ненадолго опустели, и торопливо поднялся на корабль. Он шагал вразвалочку, отчаянно стараясь выглядеть бывалым моряком, которому не впервой подниматься на борт с тючком своих нехитрых пожитков. Его добродушное лицо было сурово нахмурено, сердце взволнованно стучало.

На палубе Захару показалось, что он попал в сумасшедший дом. Люди суетились в кажущемся беспорядке среди толстой паутины канатов и штабелей груза. От шума содрогался воздух: что-то падало в трюм с глухим стуком, бочки громыхали по настилу, матросы тащили что-то с песней, мерно раскачиваясь и топая ногами; протяжно звучали неразборчивые команды. И надо всем этим звучал гомон невидимых в тумане чаек.

Заметив человека, похожего на судового офицера, Захар обратился к нему и, стараясь перекричать шум, назвал себя. Через несколько секунд Захар уже спускался вниз следом за невысоким, жилистым матросом средних лет.

Как только они спустились по трапу под палубу, где их не могло видеть начальство, матрос остановился и повернулся к Захару. На его обветренном лице показалась дружелюбная усмешка. Захару он понравился с первого же взгляда. Весь его беззаботно-самоуверенный, лихой вид напомнил Захару отца. Захар улыбнулся в ответ и пожал протянутую руку.

— Новичок? — спросил матрос.

Захар рассмеялся:

— Что, заметно? А я-то надеялся…

Он невольно позавидовал непринужденной легкости матроса, небрежной ладности его одежды. Парусиновые штаны на широком кожаном ремне висят на самых бедрах. Рубаха завязана узлом на животе. Просмоленная матросская шапка набекрень, ленты болтаются на положенном расстоянии от уха. Захар догадывался, что за этой продуманной небрежностью скрывается многолетняя матросская выучка.

— Звать меня Степаном. — сказал матрос. — Пошли.

Захар спускался за ним в недра корабля, стараясь подражать его упругой походке. По дороге Степан учил его уму-разуму, объяснял, кто есть кто на «Екатерине»:

— Боцман у нас зверь лютый. Чуть что — в зубы, а рука у него тяжелая. Правда, убить или вконец тебя изувечить ему никак нельзя, потому что тогда компания должна выложить твоей семье двести рублей. Ну, а…

Захар рассмеялся:

— Боже мой, целых двести рублей, подумать только! Неужто я большего не стою? — И продолжал уже более серьезно: — А если несчастный случай или кораблекрушение?

Степан пожал плечами.

— На то божья воля. За это компания ни гроша не заплатит… — Степан фыркнул, но тут же добавил: — А с боцманом держи ухо востро, он шутить не любит. За один косой взгляд может выпороть. Если куда пошлет — беги со всех ног!

— Да разве у вас поймешь, что тебе говорят? Я вот сейчас на палубе ни одной команды не разобрал.

— Ничего, пообвыкнешь. На своей вахте возьми на заметку кого поопытнее, чтоб такелаж знал, и делай все, как он. Вахты держим через раз, четыре часа службы, четыре отдыха. В порту, однако, работаем без роздыху, пока не отчалим. В пути будет полегче.

Захар спросил Степана, как долго он плавает.

— Тридцать лет. В море вышел, когда мне еще двенадцати не было. Юнгой начинал.

— А в Ситхе бывал?

— А то как же. В последний раз заходили туда года четыре назад. Что здесь, что там — невелика разница: одни дожди да туманы. Только там потеплей будет.