Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1 - Игорь Соловьев

Я понял, что смотрю на Великого мага в упор и спохватился, опустив глаза, однако тот предупредительно поднял руку и шагнул к моему столику.

– Надеюсь, друг мой, вы не возражаете, если я сяду за ваш столик?

– Что вы… конечно… я… – В таком случае, уважаемая Шляпа займет почетное место за стулом напротив. Знаете, шляпы – волшебные, конечно – они как живые. У них свой характер, как у весьма своенравной юной особы, и берегитесь, если вашей шляпе не понравится, как вы с ней обходитесь! Она тут же выставит вас в самом смешном и постыдном свете, друг мой…

Что-что, а показаться смешным Грандмейстеру не грозило. Может быть, дело было в его репутации, может – в нелепой и торжественной одежде, но, хоть она и была (если посмотреть отстраненно) смешной, и любой другой казался бы в ней клоуном, Грандмейстер словно в ней родился и был совершенно без нее немыслим. В нем было нечто величественное – Великий маг сел на обычный стул, как садились, должно быть, на трон древние короли, и его присутствие сразу наполнило атмосферу ощущением спокойной силы, заставило расправить плечи, и я почему-то вдруг ощутил себя увереннее и умнее, чем обычно. Я подобрался и выпрямился, и, сам не понимая, почему, улыбнулся. Пожалуй, было в нем что-то действительно сказочное – что-то из хорошей сказки, которая… – Да, мой друг, сказка и волшебство – это то, чего так не хватает нам здесь, в мире магии. Мы забываем, что имеем дело с чудом, хотя мы и научились описывать чудо формулами…

Что ж, добрая четверть этих формул им же и была открыта – если верить слухам. Решительно неизвестно было, сколько Великому Магу лет, известно лишь, что жил он еще до Войны – то есть был старше почти каждого жителя Королевства, если вообще не самым старым. – Грандмейстер… Если позволите, я и сам об этом думал… – я замер в нерешительности, не зная, не будет ли Великому Магу скучно слушать мои глупости, но тот с величайшим вниманием смотрел на меня, сложив пальцы домиком, и едва заметное движение усов выдавало его улыбку. – Я понимаю, мы… мы маги, волшебники… Кто-то, конечно, слабее других, кому-то суждено подняться однажды до третьего ранга, а то и до четвертого… может быть. Я знаю, что магия – неисчерпаемая сила, что сами наши мысли, сама наша жизнь и жизнь планеты питает ее… И мы могли бы, наверное, создать с ее помощью, что хотим… общество, где все было бы устроено как надо… То есть… я не хочу сказать, что… – я осекся, но Грандмейстер продолжал улыбаться, и морщинки в уголках глаз придали мне решимости продолжать: – Я не хочу сказать, что наше общество плохо. Нет, мы достигли Гармонии, у нас почти нет преступности, все Темные надежно оттеснены за Рубежи, все справедливо, нет притеснения, насилия, но… – Но где среди всего этого оставили счастье? – тихо подсказал Грандмейстер, все так же улыбаясь. – Да. – я бродил мыслью вокруг да около, не решаясь сформулировать и ударить в сердцевину, но директор уловил самую суть проблемы. Можно долго описывать все мои сомнения, каждое из них, большое и малое, а можно сказать всего три слова – где же счастье?

– И почему… – Почему случилась Война, в которой погибла большая часть человечества? – еще тише спросил Грандмейстер. – Да. Великий Маг промолчал, глядя в сторону, хотя у меня было чувство, что даже не смотря мне в глаза, он видит меня насквозь. Что вполне может быть правдой, учитывая его возможности… – Что ты, мальчик мой, я не взломщик и не читаю чужие мысли без нужды. Как правило, это и не требуется, достаточно читать лица, – он поднес сморщенный кулак к губам и несколько хулиганисто хихикнул, впрочем, тут же посерьезнев.

– Чтобы получить ответы на эти вопросы, тебе, Антуан, придется пройти очень длинный путь. Возможно, очень тяжелый. И я не гарантирую, что ты получишь исчерпывающие ответы в конце этого пути, и тем более не гарантирую, что они тебе понравятся. Но, я думаю, кое-что можно просто принять на веру.

– Что же, Грандмейстер? – Счастье… пожалуй, это самая противоречивая и недоступная разуму вещь на свете. Оно приходит, когда считает нужным – бывает, оно есть в дни, когда его просто не может быть, вопреки всем разумным причинам, бывает, его нет, когда по всем расчетам наших мудрецов оно должно поселиться в нас. И еще – чем больше ты стараешься дать ему определение, тем меньше понимаешь.

– Вы считаете, что несмотря на… – Считаю. Есть и подлинное счастье; а сказки, как и многое из того, что сегодня принято считать дикарским мифом, на самом деле…

…Нас прервал томный, тягучий голос – за соседним столиком сидели Кэрол с Альбиной, и Каролин громко провозгласила: – А я тебе говорю, что сказки – вздор, и чудеса – вздор. Как ни украшай серую обыденность нелепым пафосом, наша жизнь останется такой же пустой и бесцельной…

Старик улыбнулся еще шире и поднялся, Кэрол тут же замолчала на полуслове, уставившись в меню. А потом старик меня изрядно удивил: недвусмысленно проводив глазами проходящую мимо пятикурсницу, одетую в облегающее платье, он подмигнул мне, указав взглядом на весьма соблазнительные округлости, отчего я немедленно ощутил, как погорячели щеки и отвернулся, смущенный. Тем временем, Великий маг и Грандмейстер, директор Университета, тихонько щелкнул пальцами левой руки, держа ее за спиной, и в тот же момент профессор Тордониос, заместитель директора, поскользнулась на ровном месте и упала лицом в кремовый торт, что лежал на столе, мимо которого она как раз шла. Грандмейстер, нахмурив брови, поднес палец к губам, значительно и очень серьезно посмотрев на меня, и, взяв в правую руку бороду, степенно покинул Пиршественный Зал. И я, и Кэрол согнулись пополам от хохота, обеими руками зажимая рот и нос, чтобы, не приведи Высшие Сферы, не навлечь на себя подозрение профессора, которая уже подняла крик – и какой…

***

Мы зря боялись навлечь гнев заместителя директора – падение вызвало взрыв хохота, правда, только среди студентов. Профессор Януш Томашевский, деливший стол с коллегами, первым подскочил и помог даме подняться, отряхнув с ее головы крем.

– Кто бы это ни был, профессор… Это в любом случае мелко и низко, недостойно мужчины! – А кто-то видел здесь мужчин? – оборвала его профессор, высвободив руку. – Я лично – ни одного. Впрочем, вы бросьте эти мерзкие шовинистические штучки, Томашевский. Или я по-вашему, настолько слаба, будучи женщиной, что не в силах встать на ноги и стряхнуть эту гадость самостоятельно? Хотите этим показать мне свое превосходство, а, профессор этики и терпимости? – голос профессора Тордониос звучал все громче, и с каждым словом профессор отступал все дальше и дальше назад, бормоча извинения. Альбина, дочь Томашевского, вскочила из-за стола и быстрым шагом подошла к отцу, тот машинально положил руку ей на плечо. Тордониос напоследок выкрикнула еще пару угроз, обещая непременно разобраться и покарать, и, яростно цокая каблуками, вышла из Зала.

– Какое счастье, видеть кару для старой ведьмы, – протянула Кэрол. Неудивительно – она успела несколько раз сцепиться с профессором в дискуссиях. Впрочем, и я, хоть никогда лично и не ссорился с заместителем директора, был в душе скорее рад. Тордониос у нас вообще не любили, должно быть, за то, что в ее громких словах о заботе над нашими «неокрепшими душами» слишком отчетливо проступала рука Арканума, в котором она раньше и работала – и за последними реформами образования, включая упрощение учебной программы, скучнейшие занятия по терпимости и групповым взаимодействиям, всем этим ритуальным фразам, которые мы обязаны отчеканивать с завидным постоянством, чувствовалось ее неуловимое влияние.

– Знаешь, – заговорил я вдруг неожиданно для себя, – мне кажется, что все эти уроки толерантности и прочего… нет, я не говорю, что это все неправда или плохо, но… как-то это не соответствует духу Университета. – Да говори уж прямее, мы же не на собрании. Я вот вообще не верю ни в какую толерантность и любовь к ближнему. Может, и то, что человечество себя едва не истребило – тоже не так уж и плохо. По крайней мере, лучше честно сказать, что люди друг друга ненавидят и пользуются малейшей возможностью истребить, и желательно, с выдумкой.

– Незачет, на пересдачу! – пошутил я, и Каролин усмехнулась, после чего легко поднялась, махнув пышной черной юбкой, и пересела за мой столик. – А что до духа, милый мой Антуан, не верю я ни в какой дух. Камни и камни… – Но ты же помнишь, энергия, которая пропитывает эти стены, руны… Вся магия, которая бурлит в стенах Университета, все это оставляет свой след… – Разве что от таких, как наш Великий Старец, он останется надолго. Не от муравьишек же вроде нас с тобой… – Да… Как он тебе? Почему он так себя ведет?

Странно, но я почти не говорил по душам ни с кем – как-то не привык. Разве что с Элли – с ней, мы, конечно, делились секретами с самого детства, пока… Ладно, что снова вспоминать… Кэрол была умной, интересной личностью, но язвительной, и я как-то не решался подойти и заговорить – еще отпустит что-нибудь насмешливое, и чувствуй себя потом круглым дураком.