Тайные хроники Холмса - Джун Томсон

— Подумайте об этом, мой дорогой друг. У вас есть достаточно времени до нашего завтрашнего отъезда в Гилфорд на поезде в четыре семнадцать.

Последовав рекомендации Холмса, я все время размышлял над этим делом, но когда на следующий день мы с ним отправились на вокзал Ватерлоо, я был по-прежнему далек от решения этой загадки.

II

На станции в Гилфорде нас встретил Фредерик Лоусон. Он рассказал, что, как и мы, остановится на вилле «Виндикот» на случай, если во время наших поисков потребуются его профессиональные услуги.

До Литтл-Брэмфилд было около пяти миль болотистой пустоши. В сгущавшихся сумерках все вокруг выглядело мрачно; единственной растительностью там был вереск, низкие кустики утесника да несколько низкорослых деревьев, которые на фоне темнеющего неба казались увечными стражниками, поставленными охранять пустынный пейзаж.

До конца путешествия оставалось всего полмили, когда Лоусон обратил наше внимание на находившееся справа от дороги поместье Хартсдин. Это было квадратное, из серого камня, угрюмое здание, фасад которого не оживляли ни кустарник, ни вьющиеся по стенам растения, ни весьма строгий розарий и лужайка перед домом. От чугунных кованых ворот к портику с простыми колоннами вела посыпанная гравием дорожка.

Холмс явно остался доволен первым мимолетным осмотром, поскольку откинулся на обитые подушки сиденья с умиротворенной улыбкой.

Вскоре мы прибыли на виллу «Виндикот». У дверей особняка из красного кирпича нас встретила мисс Рассел и сразу провела в уютную, со вкусом обставленную гостиную к камину с весело потрескивавшим огнем. В кресле у камина сидел седовласый пожилой джентльмен, которого мисс Рассел сразу же нам представила. Это был ее отец, утонченный представитель старой школы, болезненная хрупкость черт которого свидетельствовала о слабом здоровье. Беседа велась на самые общие темы, чтобы не беспокоить его. А вот после обеда, когда мистер Рассел удалился в свою комнату, мы стали обсуждать волновавший всех нас предмет: детали осмотра, назначенного на предстоящий вечер. Карета должна была довезти нас до развилки, а затем повернуть обратно. Ровно в половине одиннадцатого, именно в тот час, когда за четыре дня до этого мисс Рассел стала свидетельницей странной сцены в поместье Хартсдин. Погода оставалась ясной, да и луна еще была достаточно полной. Так что все было как в тот раз.

— А после осмотра, — предложил Холмс, — пусть карета возвращается сюда. Поскольку доктор Ватсон и я должны будем провести еще кое-какие наблюдения неподалеку от поместья Хартсдин. Обратно мы вернемся пешком, ведь оттуда всего полмили. Могу я попросить, чтобы в карету положили две накидки, которые нам могут потребоваться?

— Какие еще у вас возникли соображения, Холмс?— спросил я, когда мы надевали пальто перед поездкой.

Холмс, однако, не желал ничего объяснять.

— Подождите, мой дорогой друг, и все увидите сами, — сказал он и уже на лестнице насмешливо добавил: — Не, забывайте о Бабингтонском заговоре!

Но я все еще не видел никакой связи между заговором и нашим делом. Тем временем карета катилась по гилфордской дороге. Ночь была холодной, воздух — морозным, деревья с голыми ветвями неподвижно застыли на фоне бледного неба, на котором висела большая белая луна, такая яркая и близкая, что я хорошо различал темные загадочные пятна на ее поверхности.

Хотя Холмс занял правое сиденье, то, на котором сидела тогда мисс Рассел, я тоже смог, наклонившись вперед, рассмотреть поместье через окно кареты.

На сей раз мое внимание привлек не дом, а сад. Сквозь узоры чугунных ворот я отчетливо видел лужайку, посеребренную лунным светом и обильной росой, быстро превращавшейся в хрустящий белый иней. Поблизости деревьев не было, а значит, не было и тени, а те, что без листьев стояли вдоль дорожки, наблюдению не мешали.

— Любой, кто появился бы на лужайке, сразу был бы хорошо виден из кареты. — Именно на это обратил внимание Холмс, когда мы поравнялись с воротами, а затем миновали их. — Я убежден, Ватсон, что мисс Рассел не ошиблась.

Несколько минут спустя он постучал по окну условным сигналом, по которому кучер должен был остановиться. Мы выбрались из кареты, отправившейся в обратный путь, оставив нас на дороге с накидками в руках.

Я ожидал, что Холмс пойдет к воротам поместья, но он направился в противоположном направлении, где и нашел лаз в кустарниковой изгороди. За ней начинались деревья, очерчивающие границы Хартсдина. Миновав их, мы увидели массивные стены здания, точнее говоря, судя по крутому фронтону и неровной крыше его крыла — старой тюдоровской части, — о которой уже упоминал Холмс. На опушке рощи, откуда открывался прекрасный обзор этой части замка, Холмс остановился и сел на ствол упавшего дерева.

— А теперь, дорогой друг, нам надо ждать развития событий, — прошептал он.

Его тон отбил у меня охоту интересоваться, о каких событиях идет речь, и я молча сел рядом. Это было долгое молчаливое бдение, даже накидки не спасали от ночной стужи. Удары часов под крышей отбили одиннадцать, затем минуло половина двенадцатого.

Только около полуночи появились первые признаки жизни в затемненной части усадьбы.

А затем, когда я уже было начал думать, что наши наблюдения напрасны, в одном из разделенных надвое поперечным брусом окон зажегся желтый свет, сначала колеблющийся, а затем ровный, будто кто-то внес лампу в комнату и поставил ее на стол. Вскоре такой же свет загорелся в соседнем окне, и даже издалека мы увидели силуэт широкоплечего мужчины.

В следующий миг оба окна утонули в темноте, словно кто-то задернул плотные занавеси или закрыл ставни. Фасад снова погрузился во тьму.

— Пойдемте, Ватсон, мягко сказал Холмс. — Я увидел достаточно.

Долгое ожидание, кажется, закончилось.

Полмили до виллы «Виндикот» мы прошли бодрым шагом, чтобы согреться. Длинная тень Холмса покачивалась в лунном свете. Он молчал, и, понимая, что друг мой напряженно размышляет, я не пытался прервать ход его мыслей.

Лишь когда мы дошли до ворот виллы «Виндикот», он наконец заговорил, придерживая у горла воротник. Лицо его было мрачным.

— Боюсь, что это дело закончится трагически, Ватсон. Я должен предупредить об этом мисс Рассел и мистера Лоусона. Но не сегодня. Не хочу, чтобы они провели бессонную ночь, особенно молодая дама.

Мисс Рассел и мистер Лоусон вместе с экономкой, некой миссис Хенти, ждали нас в гостиной, где в камине по-прежнему ярко горел огонь. Вскоре нам подали горячий суп и пироги с дичью.

Холмс не распространялся о наших наблюдениях, сказав только, что они были успешными, и задал мисс Рассел вопрос, значение которого в то время я понять не мог.

— Скажите мне, совершал ли когда-нибудь молодой маркиз Дирсвуд путешествие за границу?

— Нет, мистер Холмс, никогда. Гилберт однажды сказал мне, что никогда не покидал страны. А почему вы спрашиваете?

— Просто интересно. — Холмс неопределенно махнул рукой и больше к этой теме не возвращался.

Как мой друг и намеревался, до наступления утра он ничего не говорил о тех мрачных перспективах, которые, по его мнению, сулил исход этого дела. Лишь за завтраком Холмс наконец поднял этот вопрос. За столом нас было только четверо: старый мистер Рассел предпочел завтракать в постели. Холмс выразил свою озабоченность мисс Рассел и мистеру Лоусону теми же словами, что накануне и мне.

— Я не могу дать вам более подробного объяснения, — заключил он. — Однако, принимая во внимание мои опасения, не имею права продолжать это дело без вашего согласия. Более того, даже в этом случае понадобится еще и разрешение теперешнего маркиза Дирсвуда, в противном случае, боюсь, что все факты никогда не станут известны полностью.

Мисс Рассел слушала его опустив голову, затем посмотрела Холмсу прямо в глаза:

— Я бы предпочла знать правду, какой бы ужасной она ни оказалась. Конечно, если лорд Дирсвуд даст свое согласие.

— Просто замечательная молодая дама! — прокомментировал Холмс, когда мы с ним снова отправились в поместье Хартсдин; в кармане у моего друга лежало рекомендательное письмо от мисс Рассел, подписанное также и мистером Лоусоном.

Такие признания в устах Холмса были чрезвычайно редки. Женщины его не интересовали, за всю свою жизнь он испытывал чувства лишь к одной из них[8].

Остальная часть поездки прошла в молчании. Я размышлял над тем, какую трагедию Холмс имел в виду и как он пришел к такому выводу, а он, в свою очередь, погрузился в собственные размышления.

По прибытии в поместье Хартсдин мой друг немного повеселел, бодро выпрыгнул из кареты, быстро взбежал по лестнице и энергично позвонил. Дверь открыл дворецкий — видимо, Мейси, — дородный человек, который, с важным видом прочитав наши визитные карточки и письмо мисс Рассел, проводил нас в зал, где просил подождать.