Неудержимолость - Стефания Данилова

«Моей девочке лет семнадцать, во лбу семь пядей…»

Моей девочке лет семнадцать, во лбу семь пядейи ползвезды.Мне нравится с ней смеяться над анекдотами,не отрастившими бороды,видеть в ней подрастающего повстанца. Ничего не пить,кроме сока, чая или воды.Нет, не она захотела со мной остаться: это во мнерешили остаться её следы.

Моя девочка любит котов и единорогов (согласитесь,куда без них).От нее пока совсем никакого прока, кроме скетчей,черновиков и другой мазни.Между нами все очень интимно: лежит дорога, по бокамкоторой огни, огни.И впереди огни.Если на то пошло, мы еще стоим у порога, но дорогаманит нас, как магнит.

Я говорю ей о том, что знать не бывает рано:про отличие сальных от сильных рук,как про вход в самую истинную нирвану всё времяумалчивают и врут,обучаю искусству быть первыми среди равных —ей придётся впрок, пригодится вдруг,быть самой себе подорожником при послелюбовныхранах, не брать антилюбина из рук подруг.

Я не умею быть любовницей и подружкой, я – садовницас острым ножом в руках.Впрочем, рядом с ней мне ножа нужно. Я смотрюна рост этой девочки, как ростка.Мы бессмертим себя в петербургских лужах и ещеодного случайного чудака,и она говорит то, от чего мне лучше. Вижу в нейочертания будущего цветка.Моя девочка седлает мне и себе коня, протягиваетмне плащ, ибо слышит дождь.

Неповинную голову мне на плечо склоня, называет меня«мой дож».Мне известен путь до ближайшего видимого огня,как мои пять пальцев, сжавшие острый нож.

Если ты, девочка, станешь сильней меня, ты мне в грудьэтот нож вернёшь.

HELLoween

ни кишок бутафорских, ни крови со скотобоенрож, измазанных сажей, линз, где глаза-колодцыони являются тридцать первого приколотьсяисключительно над тобою

эти парни прекрасно обходятся без косплеяим хватает вот этих лиц, что у них с рожденьятвои волосы и лицо станут чуть-чуть белееты не можешь стряхнуть и пепел, не говоря уж о наважденьи

ты ощущаешь себя как после самой дурацкой пьянкипосвященной твоей же тризнев их руках – не тыквенные горлянкиа твои же лица в разный период жизни

и глаза так нестерпимо горят у каждойу тебя давно не бывает такого взглядаты идешь вслед за ними в черную реку дваждыно не получается ни утопиться, ни выпить яда

протагонисты фото в старых твоих альбомахно просить их уйти – как просить у дождя и снегаты их знаешь всехпоименно и полюбовнолиахи́м, римида́лв, миска́м, йалоки́н, йине́гве

утром первого тебя нет ни в комнате, ни в столицеты пропала, как выдранный лист из книги

говорят, на снегу у дома виднелись лицанавсегда застывшие в крике

Всеми сразу

И живут. Создают семьи.И работают. Ярко светят.Я настолько хочу быть всеми.Всеми сразу. Знать всё на свете.От IT до кулинарии.От гипотез до самых фактов.Почему маляр с маляриейтак похожи – узнать быкак-то.Я же знаю лишьсвоёимя.И с десяток друзей-знакомых.Расскажи, как мне бытьсними,если вдругразбужу звонком их.Я о них ничего не знаю.Как живут.Чем онидышат.Я хочу быть им, как родная.На ладонилисткомближе.Диссертации пишут. Сказки.Строят планы. Дома. Усадьбы.Я поверхностней водной ряски.Глубиной океанской стать бы.Знать, как строятся теплотрассы.Отчего зерновые спеют.

Мне так хочется– всемисразу.А собой– я еще успею?

«На чужой стороне…»

На чужой сторонепереписанный будучи набело,вспомнишь ли обо мнесловно об исключеньи из правила?

Лучше помни морози ладонь, что в карман твой я куталапару метаморфозпревращающих Южное Бутово

в сине-бежевый югну и толку, что в инее градусниккак играли в шесть рукБогородицу Дево не радуйся

как был дым без огняи без слов начиналась Поэзиякак любила меняночь, что нас в той квартире повесила

фо-то-гра-фи-я-мина олдскульном осеннем балкончикеТам мы были людьмиДо конца, до волос самых кончиков

Вспомню ли о тебеКак ты вправду держал меня за рукуНе пойду на обедСо своим недоеденным завтраком.

На родной сторонепереписанный будучи начерноКаждый текст о веснедля тебя, что бы это ни значило

Сверхновый год

Смотри, как местные бродят парами, бредят барами,как в пьяных танцах их все присутствует, кроме танца.Они, рождённые суперменами, суперстарами —не отличают салон такси от реанимации.Они не знают, как было бы круто старымив совместно нажитой четырёхкомнатной обниматься.

Они до старости не дотянут в амфетаминовоми алкогольном своем пожарище без огня.А мы идем с тобой через поле в цветах карминовых,печали прежние в них роняя и хороня.А ты все думаешь почему-то, что поле – минное.А ты все смотришь куда угодно, чтоб не в меня.

Не надо строить мне зиккуратов, дарить каратов,мне хватит текста, что между нами произойдёт.

Предсмертным боем живого сердца под бой курантовя так мечтаю с тобою встретить Сверхновый год.

«Где ты была, когда я тебя нашёл?..»

Где ты была, когда я тебя нашёл?Где был твой свет, неистовый и живой,синь твоих глаз, волос золотистый шёлк?Когда я тебе говорил – «Вот он, я, я – твой»каждый листок на дереве, что был жёлт,смущённо краснел, желая побыть тобой.Ты была камнем. И камень тот был тяжёл.А я смотрел, смотрел на тебя, как слепой —ни в чем тебя не винительным падежом.

И вот, ты появляешься жизнь спустя,tabula rasa, умоляя – «пиши во мне»,а мне интересно, что в западных новостяхбрешут о девальвации и войне,табачных акцизах, космических скоростях,и в сердце моем, как у мертвеца в гостях,очень давно уже никого и нет.Есть бесперебойный офисный Интернет,глаза болят от экрана. Но не грустят.

Ты стала девочкой-золото, девочкой-синь.Мне полюбился каменный мой мешок.Он держит удары, он придает мне сил.Не пропускает взглядов электрошок.Не обезобразил, только преобразил.Мне в нем тепло, комфортно и хорошо.

Удобно тебе в мягкой шкуре, что я носил?Где ты была, когда я к тебе пришел?

«На то, чтобы увидеться со всеми…»

На то, чтобы увидеться со всеми,нам не хватает времени и сил.У каждого из нас работы, семьи,как раньше, мы уже не затусим.

Страшимся смерти меньше, чем дедлайна,и входим с ритмом века в резонанс!Ах, где же многорукий богдалайна[4],когда бы он все выполнил за нас?

Ночь впереди воистину большая:перевести, отправить, сдать, добить!Я занята, но это не мешаетмне каждого и помнить, и любить.

И думать где-нибудь на перекурео вас, раскиданных по городам;о истинно большой литературе,что я из вас когда-нибудь создам,

о каждом, сохранившемся в контактах,о каждом, близком сердцу и душе,кому ответить на простое «как ты»не успеваю столько лет уже.

На то, чтобы увидеться со всеми,в каком-то замечательном годуя разменяю будни на весельеи время обязательно найду!

– А помнишь, да? – Конечно же, я помню!– А помнишь те веселые года?

И каждый будет каждым снова понятбыть может, даже лучше, чем тогда.

Машина времени

Я шла и голосовала машинам времени,вдруг какая-то возьмет да и подберёт?Одна остановилась, и вот уже все быстрей менянесло в мое же прошлое,но вперёд.

Приехала к старому дому, летом, полет нормальный.Только сначала перед глазами все кренилось курсивом —прохожие, окна домов, в своем я увидела маму,она была как-то по-особенномукрасива.

Я вернулась во время, когда еще в школу и не ходила,а толк из меня не вышел на затяжной,в несколько лет, перекур.Тогда я любила, кажется, мультики про лопоухогои крокодила,а не словесный паркур.

Какая удача, мой возлюбленный шел навстречу.С магаза, типа.Да, мы жили в одном доме, девятый этаж,девятый дантовский круг.Я стрельнула у него сигарету и, пока он вытаскивалZippo,сказала ему, что хочу сыграть с нимв одну игру.

Что через пятнадцать лет я за ним приду, мол,и буду метить на безымянный – так, чтоб сразу.Он сказал, что он сам бы лучше и не придумал,как в новом рассказе закончитьфразу.

Мы разговорились; скурили на пару полпачки кряду,он уже намекал, что на чай пригласить был бы рад, нохоть мое сердце драли на флаги котята,была пора возвращатьсяобратно.

Уже в своем времени я обратилась к немупо имени-отчеству:«Извините, пятнадцать лет назад похожая на меняне бросила Вам в лицо несмешным пророчеством?»Он нахмурился, видимо, подумал,«что за фигня»,

И рассмеялся: «с первым апреля, таких вот шутокмне еще не рассказывали;откуда такие мысли, скажите на милость?»Я не хочу верить, что этот временной промежутокпреодолела в кровати;мне всё приснилось.

«Не давай мне, Господи, рыбу…»