Времена года - Арпад Тири

Матэ прошел в свой кабинет. Возле печки стояло ведро с углем и растопкой. Уборщицы занимались растопкой печек еще на первом этаже. Матэ наложил в печку угля и затопил ее. Занимаясь этим, он запачкал руку и повязку на ней и, отойдя к окну, вытер руку платком.

Кабинет его располагался на третьем этаже, а окна выходили на городской бассейн. Матэ смотрел на высохшие бассейны, в которые ветер еще осенью набросал сухих листьев с каштанов, на ряды пустых кабинок для переодевания, поблекший зеленый цвет которых напомнил ему о давно прошедшем лете, на полукруглую каменную террасу, где в купальный сезон по вечерам играло молодежное трио.

Невольно думая о Крюгере, Матэ пытался вспомнить, что же ему предстоит сегодня сделать. В половине девятого на столе зазвенел телефон. Матэ снял трубку и сразу же узнал мелодичный, по-дружески теплый голос человека, который ему звонил. Последний раз этот человек приободрил Матэ перед самым рождеством.

— У нас в обкоме организуется отдел по работе с шахтерами, — сказали ему тогда по телефону. — Будешь работать в этом отделе?

Сейчас этот голос сказал:

— Посылаю к тебе человека. Он ищет любую работу. Пока выяснится его дело, пристрой его куда-нибудь. Он согласен на все.

Матэ отложил дела. Через несколько минут дверь отворилась и на пороге появился Агоч, которого Матэ не видел уже много лет. Изменился он мало: разве что похудел немного, вернее, осунулся, на лице уже не было прежней хитроватой улыбки, да и жесткие рыжеватые волосы заметно поредели. Но и похудевший, Агоч все же заслонил собой всю дверь.

Побледнев, Матэ встал из-за стола.

«Боже мой! — подумал он. — Теперь опять все-все вспомнится...»

Зима

Землю завалило толстым слоем снега. В девять часов вечера термометр показывал больше тридцати. Солдаты сильно страдали от холода.

В землянке перед нарами на большом железном противне горел древесный уголь. Капитан, погрузившись в свои невеселые думы, сидел за низким, сколоченным из грубых досок столом. Свет «летучей мыши» освещал его задумчивое лицо и костистые пальцы рук, которыми он подпирал голову. На одном из пальцев поблескивали два кольца. В полку капитан был единственным офицером, над которым не подсмеивались солдаты.

Позади капитана на узкой скамейке сидел, закутавшись в несколько грубых солдатских одеял, Матэ, прижимая к груди крохотную рождественскую посылочку, которую ему вручили сегодня вечером. Посылочка состояла из нескольких конфет и пачки печенья.

Стрелки на часах показывали половину третьего ночи, но в землянке никто не спал.

— На Новый год начпрод обещал выдать каждому по бутылке французского шампанского. Из немецких трофеев, — произнес Матэ, поправляя угли на противне. Он даже несколько раз подул на них, чтобы они быстрее разгорались.

Капитан протянул руки и взял котелок, на дне которого еще осталось немного черного кофе. Жадно выпив кофе, он на миг взбодрил себя, словно выпил не кофе, а палинки.

— Французское шампанское? — грубо переспросил он. — В последний раз я пил шампанское в «Синей бухте». Если не ошибаюсь, было это ровно год назад.

Землянка, в которой они сидели, была отрыта на узкой полоске местности, между хутором и рекой. Днем, выйдя из нее, можно было увидеть замерзшую реку с беспорядочно нагроможденными друг на друга льдинами. Землянку выкопали еще осенью, поглубже в земле, и только сейчас по-настоящему оценили все ее преимущества: промерзшая земля, твердая как камень, надежно укрывала от минометного огня; а русские вот уже который день подряд обстреливали позиции батальона из минометов, не жалея мин. Перед самой землянкой проходил длинный ход сообщения, стенки которого были основательно размыты дождями, а на участке километра в четыре полуобвалившаяся траншея была вообще не глубже корыта.

Днем с хутора, где размещался штаб, позвонил подполковник и приказал во что бы то ни стало ночью захватить «языка». Капитан пытался было объяснить ему, что в сложившейся ситуации это задание выполнить невозможно, так как русские солдаты открывают ураганный огонь по любому участку, где заметят хоть какое-нибудь движение, но подполковник и слушать не стал никаких объяснений.

Весь день после обеда и весь вечер капитан просидел в задумчивости, ожидая, пока на противоположном берегу реки, где располагался полевой аэродром противника, не загорятся сигнальные огни. Капитан по опыту знал, что вскоре после этого русские обычно прекращают огонь и делают небольшую передышку. Огни зажглись около двух часов ночи.

Однако ради большей безопасности, прежде чем выслать разведывательный дозор на безымянную высоту, поросшую белоствольными березами и укутанную глубоким снегом, капитан выждал несколько минут. И только тогда, когда в темном небе послышалось глухое монотонное жужжание русского самолета, капитан приказал прапорщику, возглавлявшему дозор, отправляться в путь.

Безымянная высота была важным тактическим пунктом, который не только господствовал над окружающей местностью, но и отрезал путь к реке с севера. В течение осени она много раз переходила из рук в руки. Вот уже несколько недель, как высота эта находилась на ничейной земле, и взбираться на нее отваживались только разведчики.

От Матэ не ускользнуло выражение лица капитана, когда тот, стоя перед входом в землянку, смотрел вслед почти бесшумно удалявшимся на лыжах разведчикам. В тот момент капитан уже не владел своим лицом: выражение страдания и жалости застыло на нем. В душе все жалели разведчиков, а особенно самих себя. Успех операции зависел от того, заметят ли их русские в течение первых пяти минут пути или не заметят. Все, в том числе и капитан, тешили себя надеждой, что не заметят, хотя в глубине души каждый был уверен, что и этим солдатам суждено умереть на этой высоте.

Капитан сидел, уронив голову на стол, и думал: «Погибнут и эти, бедняги!» На миг он мысленно увидел перед собой сразу всех вытянувшихся по стойке «смирно» прапорщиков, которым он до этого приказывал разведать эту высоту. У всех были одинаковые лица, суровые и испуганные.

Первый разведчик пришел к капитану из штаба в воскресенье перед самым рождеством. Он пришел один. На лице выражение озабоченности, но отнюдь не страха. В ту же ночь капитан послал его на эту проклятую высоту. Не прошло и двадцати минут, как прапорщик выпустил в небо одну за другой две красные ракеты, сигнализируя о том, что он в опасности.

На следующий день труп разведчика нашли у подножия высоты в развороченной яме. Обмундирование порвано, лицо в синяках. Видимо, он катился сверху метров пятнадцать. Когда труп осмотрели, то увидели, что одна пуля попала прапорщику в спину, другая — в