Эксперт № 09 (2014) - Эксперт Эксперт

Виктор Ивантер: «Нам говорят: цена кредита представляет собой сумму банковской маржи и инфляции. Выходит, что повышение цен на капусту должно приводить к удорожанию кредита для производителя подшипников. Бред, не правда ли?»

Фото: РИА Новости

«Все это необходимые условия выхода на форсированный сценарий экономического развития со среднегодовыми темпами в 5,3 процента прироста ВВП на период до 2030 года, — пояснил Клепач. — Параметры форсированного сценария рассчитывались исходя из целевых задач, зафиксированных в указах президента мая 2012 года. В рамках этого сценария к концу прогнозного периода мы выходим, а местами даже превышаем стандарты ОЭСР по развитию здравоохранения, образования и научного сектора. Это будет означать существенное расширение среднего класса за счет учителей, врачей, научных работников, военнослужащих, а доля представителей среднего класса превысит 50 процентов (сейчас, по разным оценкам, она составляет 20–25 процентов)».

Свое обоснование недопустимости низких темпов роста дал академик Ивантер: «Экономические итоги 2013 года — 1,3 процента прироста ВВП — абсолютно неприемлемы. К тому же надо учесть, что 40 процентов этого прироста обеспечили финансовые услуги, валовая добавленная стоимость в этом секторе выросла на 12,5 процента, отражая быстрый рост высокомаржинального потребительского кредитования. Есть версия, что низкие темпы роста позволят нам развиваться качественно — медленно, но качественно. Это абсолютно бессмысленное заявление, потому что инноваций без инвестиций не бывает, а инвестиции в стоя`щую экономику никто не будет осуществлять.

Минимальный темп роста ВВП, позволяющий обеспечивать неухудшение уровня жизни населения, составляет порядка двух процентов в год. Эту дельту мы вынуждены ежегодно тратить на аварийные ремонты и преодоление последствий техногенных катастроф, что является неизбежным следствием многолетнего недоинвестирования экономики, проедания основного капитала. Теперь изношенная техносфера мстит нам за пренебрежение собой. В отличие от финансовых долгов, которые можно реструктурировать, рефинансировать или, на худой конец, просто не обслуживать, физические долги приходится отдавать с лихвой, доплачивая еще и жизнями людей».

Возможности ускорения роста, по мнению Виктора Ивантера, связаны с сохраняющимся резервом загрузки производственных мощностей. По оценкам возглавляемого академиком Института народнохозяйственного прогнозирования, в обрабатывающей промышленности резерв мощностей составляет около 40%, с существенным разбросом — от 15% в черной металлургии до 44% в машиностроении. «Сдерживает наращивание использования мощностей, а значит, и рост выпуска, оборотный капитал, — поясняет Виктор Ивантер. — А он стоит на рынке безумных денег: реальные кредитные ставки для предприятий сегодня в России существенно выше не только чем в развитых странах, но и чем в значительном числе крупных развивающихся стран. Сегодня предприятия не в состоянии нормально обслуживать банковские займы со ставкой 12–15 процентов годовых в рублях и одновременно исправно платить налоги и зарплату. Высокие ставки по кредитам негативно воздействуют не только на инвестиционную, но и на производственную активность через снижение доступности финансирования текущих затрат, особенно у предприятий с длительным производственным циклом. Таким образом, смена парадигмы денежно-кредитной политики является попросту безальтернативной. Но тут мы упираемся в историю с инфляцией. Нам говорят: цена кредита представляет собой сумму банковской маржи и инфляции. Выходит, что повышение цен на капусту должно приводить к удорожанию кредита для производителя подшипников. Бред, не правда ли?»

По оценкам ИНП РАН, монетарный фактор определяет не более 30% роста цен. «Поэтому надо системно расширять предложение денег в экономике, — убежден Виктор Ивантер. — Но как это сделать? Качественное расширение рефинансирования Центрального банка должно базироваться на проектном финансировании коммерческих банков. Последние должны получать рефинансирование под конкретные кредиты конечным заемщикам. Нынешняя процедура получения таких кредитов, включая нормы резервирования, уровни дисконта и так далее, неудовлетворительна.

Должна быть серьезно пересмотрена и бюджетная политика. Вместо формального “бюджетного правила”, определяющего бухгалтерские пропорции расщепления нефтегазовых доходов между суверенными фондами Минфина и расходами бюджета, должен быть введен содержательный принцип: регулярные расходы финансируются только из регулярных доходов, а нерегулярные (конъюнктурные) доходы, то есть нефтегазовые доходы, превышающие долгосрочный средний уровень, должны рассматриваться как источник финансирования государственных инвестиций».

Весьма созвучна «экспертовской» оказалась позиция Клепача о роли институциональных реформ: «Фетишизация эффекта улучшения институтов как единственного средства ускорения роста ошибочна. Зависимость темпов роста от качества институтов носит опосредованный характер, через структурные сдвиги и изменение факторов роста. Один из уроков кризиса 2008–2009 годов состоит в необходимости упора в развитии не на финансовый сектор, а на реальное производство. Реиндустриализация России должна стать не фразой, а реальной политикой развития и модернизации экономики с необходимой бюджетной и кредитной поддержкой».

Еще более хлестко об институтах высказался Виктор Ивантер: «Институты важны, но их нельзя совершенствовать абстрактно, впрок. Их надо оттачивать и настраивать под конкретную народнохозяйственную задачу. Нельзя улучшать инвестиционный климат, не имея мощного потока этих самых инвестиций. А самый мощный фактор благоприятного инвестиционного климата — это быстрый экономический рост».

Перекройка институтов как классовая борьба

В рейтинге Doing business Россия занимает 92-е место, показывая быструю положительную динамику, при этом экономика останавливается. В предыдущем цикле роста наши показатели вряд ли были лучше (их тогда не измеряли), почти наверняка хуже, но экономика росла в среднем на 7% в год. Для сравнения: Китай, за последние двадцать лет поднявший ВВП на душу населения (в долларах) в 12 раз, до сих пор показывает невпечатляющие результаты в рейтинге Doing business, в прошлом году он был на 96-м месте.

В доминирующей у нас сейчас идеологии улучшения инвестиционного климата и совершенствования институтов, конечно, есть позитивное начало, хуже от реализации намеченных мер не будет. Например, «дорожные карты» по улучшению бюрократической среды, разработанные Агентством стратегических инициатив совместно с общественными деловыми организациями, с благодарностью принимаются российским бизнесом. Однако у этой идеологии есть принципиальный недостаток, радикально ограничивающий ее действенность. Игнорируется реальная структура поля хозяйственных игроков, неявно предполагается, что субъекты хозяйства равнозначны по отношению к экономико-правовой системе и что все они — это важнее всего — нацелены на такое развитие, которое полезно не только самим компаниям и их владельцам, но и обществу. В реальности на хозяйственном поле сталкиваются игроки с разными интересами. В отдельных секторах экономики доминируют игроки, чьи интересы фактически противостоят целям общественно полезного развития.

Разберем эти обстоятельства на примерах из сектора жилищно-коммунального хозяйства. А этот сектор, по нашему мнению, очень важен, он может стать мощным драйвером экономического роста, потенциальные инвестиции в него оцениваются в сотни миллиардов долларов.

В последнее время развернулась острая дискуссия вокруг идеи введения социальных норм на потребление электричества (подробнее см. «Свет по талонам» на стр. 24). На первый взгляд замысел представляется привлекательным. Действительно, есть проблема так называемого перекрестного субсидирования, когда за электроэнергию, отпускаемую населению по низкому тарифу, доплачивают промышленность и бизнес, потребляющие электричество по высокому тарифу. Постоянный рост тарифов, а значит, издержек производства снижает конкурентоспособность российских производителей. Простое решение — заставить население платить по высокому тарифу. Однако смущает рост тарифа, его придется поднять примерно в 1,6 раза, что представляется рискованным с точки зрения социального покоя. Отсюда более тонкое решение: предлагается ввести социальную норму, когда 70–80% потребляемого электричества будет оплачиваться по низкому тарифу (конечно, с растущей поправкой на инфляцию), а 20–30% — по тарифу, который обеспечит компенсацию перекрестного субсидирования от промышленности. Несложный расчет показывает, что этот тариф должен вырасти примерно в три раза и превысить не только американский уровень, но и тарифы почти во всех европейских странах. Больше потребляющий электричества средний класс (а вовсе не только действительно богатые люди) будет покупать электроэнергию значительно дороже. Очевидно, что этот маневр выгоден ресурсным и сетевым компаниям, они получают дополнительный доход.