Озеро - Банана Ёсимото

Это судьба, что там, в доме напротив, обитал именно Накадзима. Другой не смог бы понять и разделись мои чувства. Из-за того, что ежедневно мы смотрели в окна друг на друга, мне стало казаться, будто мы живем вместе. Когда он тушил свет, я думала: "Вот, Накадзима уже пошел спать, и мне, пожалуй, пора ложиться". Стоило мне вернуться из поездки к родителям и открыть окно, как из окна Накадзимы доносилось: "С возвращением!"

Мы даже сами не заметили, как такое естественное участие в жизни друг друга и умение безошибочно отличать из всех шумов звук открывающегося окна стали началом любви.

Вскоре наступил долгий период прощания с мамой, во время которого мне приходилось постоянно мотаться между домом и своей квартирой в столице. Тогда возможность вернуться к себе и увидеть свет в окне Накадзимы явилась для меня спасительной отдушиной. В те тяжелые дни это было подлинным счастьем.

Там, в родительском доме, оставалось много добрых воспоминаний о папе и умирающей маме, но вечерами я одна-одинешенька садилась в поезд, чтобы вернуться в свою квартиру, поскольку ребенком у мамы я была тоже одним-единственным.

Мне не с кем было разделить этот путь.

Жестокая действительность, в которой вот-вот умрет моя мама, воспоминания о прошлом, грусть, свойственная любому живущему человеку.. Вечерами дома я чувствовала, как все это перемешалось во мне, и я перестала понимать, что к чему. Кто я: взрослый человек или ребенок? Где живу и где мои корни? Голова шла кругом.

А что, если мне позволить себе увлечься Накадзимой? Может, он сможет утешить меня? Может, станет мне поддержкой и опорой? Что, если этот силуэт в окне напротив станет мне более близким? Разве мне не станет легче? Мне совершенно некогда было даже подумать об этом.

В тот период Накадзима занимал самое Правильное место в моей жизни. Будь он ближе или дальше, я думаю, было бы только хуже.

Несмотря на то что наши окна были довольно далеко друг от друга и их разделяла улица, я ничуть не ощущала этого. Словно между нами существовала какая-то связь. Как ни странно, мне даже казалось, что я слышу его голос, который никак не могла уловить из-за шума машин. Когда в сумерках я видела его бледное лицо и беззаботную улыбку, для меня это было лучшим утешением.

Когда мы с отцом похоронили маму, я особенно нажаловалась Накадзиме.

Встретившись на улице, мы иногда пили вместе чай. И вот как-то раз мы случайно столкнулись, когда после маминых похорон и трехнедельного отсутствия дома я вернулась к себе, навела порядок в квартире и отправилась в супермаркет за продуктами. Мы решили найти в "Старбакс".

Шумная и оживленная атмосфера в кафе, аромат кофе, молодые, живые голоса вокруг.. С непривычки от всего этого у меня на мгновение закружилась голова. Я подумала, что такая обычная жизнь — это то, по чему, наверное, больше всего тоскуют души умерших. И там, на том свете, пожалуй, больше всего не хватает именно таких обыденных и, казалось бы, бесполезных вещей.

— Теперь мне больше не придется каждые выходные мотаться домой. У меня там почти никого из родных не осталось. Достаточно будет наведываться изредка, — сказала я.

Осторожно потягивая кофе, очень горячий, судя по выражению лица Накадзимы, он спросил:

— У тебя мама умерла?

— Как ты догадался? — удивилась я.

— В последнее время ты постоянно уезжала, и я подумал... — смутился Накадзима.

Но это совсем ничего не объясняло. Вероятно, он догадался обо всем по моему обессиленному состоянию. Я решила, что он, должно быть, очень чувствительный и проницательный человек. Если разглядывать меня из окна напротив, то я теперешняя как будто смотрюсь меньше себя обычной. Такое ощущение, словно я немного усохла и зачахла. Очевидно, что видящий меня с первого взгляда догадался о том, что я потеряла близкого человека.

— Зато мне больше не будет одиноко по выходным. Прости, но я рад. Знаешь, какими бесполезными и пустыми для меня были по запрошлая и прошлая недели из-за того, что в твоем окне было темным-темно... Твое окно совершенно особенное. Я сразу отличаю его от всех прочих. Никакой назойливой суеты, никакой небрежной грубости, а только тихий, спокойный свет.

— Правда?

Казалось бы, его обрадовала новость о потере мной близкого человека, но меня, приникшую принимать формальные соболезнования, просто пронзила насквозь подобная искренность.

— Да. без света в твоем окне, Тихиро-сан, мне мучительно грустно.

Когда Накадзима произносил мое имя, оно каждый раз словно сияло подобно драгоценному камню. Для меня это было странным и незнакомым ощущением. Что это? Вот только что. Что-то сверкнуло. Произнеси-ка еще разок!..

Однако вслух я не решалась сказать об этом и потому только мысленно несколько раз прокрутила его обращение ко мне. И кроме биения сердца от чувств, которые я впервые тогда ощутила по отношению к нему, я испытала еще и какую-то гордость.

— Выходит, это здорово, что я вернулась, — сказала я, и по моим щекам покатились слезинки, которые невозможно было сдержать.

— Смерть мамы — это невыносимая боль. Мне тоже было очень тяжело, — произнес Накадзима.

Я тогда почти ничего не знала о нем. Выходит, этот человек тоже потерял свою маму.

— Да, но этот путь неизбежен для каждого, — всхлипывая, вымолвила я.

Я заметила, что крепко сжимаю в руках большую чашку чая. В это мгновение вдруг все, что тревожило меня, и те опасения, что я, возможно, потеряла свою маленькую родину и семью, словно слегка уменьшились, и мне внезапно стало свободнее и легче.

Где-то по прошествии двух недель Накадзима стал заходить ко мне в гости по выходным. Казалось, будто он вдруг перелетал из своего окна в мое, однако в моем понимании наших отношений все было по-прежнему.

В один из дней мы совершенно случайно столкнулись на улице, и он спросил:

— Кстати. Тихиро-сан, у тебя сейчас есть парень?

— Сейчас нет. Я встречалась с одним редактором, который был так занят, что мы мог ли видеться только по выходным. Но как только мне пришлось стать сиделкой для больной мамы, наши встречи практически прекратились.

— Вот как... Иными словами, мама для тебя была важнее этого парня.

Словосочетание "этот парень" вызвало у меня улыбку.

Все, что делал и говорил Накадзима, умиляло меня. Рядом с ним я была мягкой и спокойной. Мы столько времени наблюдали друг за другом, стоя у своих окон, что в конце концов наши взгляды и мысли словно слились, а сердца тайно соединились, поэтому внешне ничего не было заметно.

— Видимо, так. Вследствие этого я особо и не расстроилась. Для меня гораздо тяжелее было вот так встречаться урывками, постоянно выкраивая время. Когда все это кончилось, я только с облегчением вздохнула. Знаешь, мне просто хотелось иногда побыть одной и как следует выспаться, — добавила я.

— Ну да... — кивнул Накадзима.

Каждый раз, кивая, он слегка морщил лоб — такая у него была привычка.

После того вечера, приходя ко мне в гости, он стал вести себя более раскрепощенно и непринужденно.

Мы вместе ели, ходили в магазин за курицей-гриль (мы оба, в особенности Накадзима, не особо жаловали еду в кафе и ресторанах и потому предпочитали есть дома), по очереди принимали ванну, после чего пили пиво и болтали, а иногда просто вместе молчали.

Присутствие Накадзимы в моей квартире заливало ее каким-то удивительным светом. Впервые в жизни с момента, как родилась, я сочувствовала, что у меня есть друг, что я не одна.

Я сама для себя сделала заключение, что Накадзима — гей и девушка, которая иногда ночевала у него, — просто его приятельница, а все свои интимные дела он решает исключительно вне дома.

Мне казалось, что он не испытывает сексуального влечения, поскольку чересчур худой. Иногда Накадзима ел довольно много и с аппетитом. Но в остальное время можно было предположить, что он вообще ничего не ест и потому сил и энергии в нем так мало, что, имен он даже близость с девушкой, просто не смог бы ее как следует удовлетворить. И я решила, что по вечерам он, возможно, ходит в какие-то специальные заведения, где встречается с людьми своего круга.

А может, мне просто хотелось так думать исходя из собственного самолюбия. Ведь Накадзима не испытывал ко мне ни малейшего интереса. Я могла бы переодеться у него на глазах, и он, наверное, ничуть не смутился бы.

Похоже, что вчера вечером Накадзиме уж очень не хотелось уходить домой.

Он выискивал всевозможные отговорки, чтобы остаться, и я вдруг спросила:

— Тебя возле дома поджидает кредитор или к тебе приехала твоя бывшая?

— Сегодня мне очень неспокойно на душе, словно в этот день много лет назад случилось нечто ужасное. Мои голова и тело обладают какой-то странной избирательной памятью. В годовщины каких-то тягостных событий я непременно чувствую внутренний дискомфорт, — сознался Накадзима.

— Ты меня извини, но не нужно сейчас рассказывать об этих неприятностях. Если ты начнешь вспоминать все в подробностях, тебе станет еще тревожнее.