Бали: шесть соток в раю - Роман Светлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сумку в руки, привет таможне — и вот я уже на улице, пробираюсь по живому коридору, состоящему из представителей туристических агентств и отелей, встречающих своих клиентов.
Туристические фирмы не имели к моему приезду никакого отношения. Прошлая поездка позволила мне познакомиться с людьми, которые занимались здесь торговлей недвижимостью. В Индонезии ни одна подобная организация не остается без государственного внимания и контроля, поэтому их достаточно легко проверить. Я и проверил их, используя как Сеть, так и свои связи во внешнеполитическом ведомстве. О моих проверках здесь определенно знали, так что приезд был подготовлен всерьез.
Человек, который меня встречал, стоял в стороне от туристической братии. Он просил называть его Спартак, хотя на самом деле в его паспорте значилось нечто другое (с балийскими именами разобраться не так просто). Местные гиды с удовольствием принимают всевозможные прозвища, приятные, по их мнению, русскому уху. Спартак гордился, что его «имя» созвучно футбольным симпатиям многих наших соотечественников.
Как и в прошлую мою поездку, на нем была белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, и выглаженные черные брюки. Его молодое лицо, как всегда, выражало радушие и радость.
— Господин Андрей Иванов! — громко произнес он, словно боялся, что я не узнаю его.
Спартак нарочито делал ударение на втором слоге. Он учился русскому языку у выпускника кафедры славистики Джакартского университета, основавшего на Бали свою фирму, и никогда в России не бывал. Однако ему внушили, что в России фамилия с ударением на последнем слоге — это признак деревенского происхождения, и Спартак старался всячески подчеркнуть, что считает меня человеком благородных кровей.
Нам, европейцам, сложно оценить возраст балийцев. У них упругая смуглая кожа, блестящие, чуть раскосые мексиканские глаза, пухлые губы, которые могут принадлежать человеку и двадцати, и сорока лет. Признаки старения начинают появляться лишь после пятидесяти: морщины покрывают кожу плотной паутиной, так что лица многих пожилых островитян становятся похожими на печеные яблоки.
В облике жителей Бали мне постоянно чудится африканская нотка — это и губы, и низкие, словно бы приплюснутые на кончике носы, и животная грация, то и дело проявляющаяся в обыденной жизни. У Спартака она была представлена менее, чем у других моих местных знакомых. Мне кажется, что в его жилах течет толика китайской крови, ведь китайские торговцы издревле селились на острове.
К тому же я точно знал, сколько лет Спартаку. Ему было двадцать пять; он лишь третий год работал в туристическом бизнесе, но уже достаточно бегло говорил по-русски. Жизнь заставила, ведь наши соотечественники стали частыми гостями на Бали. На магазинах и кафе появились русские надписи, в киосках — путеводители на русском, в ресторанах — меню по-русски. Когда я впервые ехал из аэропорта Денпасар, на стеклах одной из первых машин, обгонявшей мини-вэн Спартака, красовалось: «Командир Путин». И номер телефона — естественно, балийский.
«Я его знаю, — сказал тогда Спартак. — Это местный гид. Русский знает хорошо. Но со странностями…»
— Здравствуй, Спартак, — ответил я на «Иванов», и не сопротивлялся, когда он потянулся за моей сумкой.
Было жарко, влажно, пахло пальмами и цветами. Аромат Бали не перебить даже такому общественному учреждению, как аэропорт. Он складывается из запаха земли, наполненной в древности вулканическим пеплом, старых пальмовых листьев, бугенвиллей, цветущих повсюду, сигарет, которые курят местные жители, и небольших изящных лилий местных сортов. Особые оттенки этому запаху придают ароматические палочки: островитяне вкладывают их в бумажные коробочки с подношениями всевозможным духам. Такие коробочки на Бали встречаются повсюду: помимо дымящихся палочек они наполнены конфетами, печеньем и теми же сигаретами. Нужен некоторый навык, чтобы не наступать на них, когда идешь по узким местным тротуарам.
Я вдыхал этот запах, и он пробуждал воспоминания, которые забылись за месяцы, проведенные в России, — воспоминания о всяких мелочах: вкусе завтрака по-балинезийски, изящном повороте головы официантки, восхитительной пластике местных танцоров. А также об улыбках и участии, которые тебя сопровождают, отчего ты начинаешь сомневаться в известном тезисе: человек человеку — волк. Моя радость от прибытия на Бали приобрела сентиментальный характер, и, удивляясь себе, я побрел за Спартаком к автостоянке.
Спартак ездил на черном мини-вэне «сузуки-эвери». Это была чисто японская «порода», с правым рулем, соответствующим к местному левостороннему движению, и без всяких скидок на европейские привычки. В машине Спартака спокойно поместилась бы небольшая туристическая группа из пяти человек, но в прошлый раз он возил меня одного. Тогда я приплачивал ему — но совсем немного.
— Как долетели? Утомительно? — спросил меня Спартак, когда мы подошли к его машине и разместили на заднем сиденье мой багаж.
Я отделался общими словами про легкую болтанку над Индостаном и Бенгальским заливом.
— Над Явой грозы. — Спартак сокрушенно покачал головой. Казалось, факт непогоды над главным индонезийским островом заставляет его испытывать передо мной вину за все свое отечество.
— К счастью, мы их миновали.
Сентябрь на Бали — конец сухого периода. Это глубокая весна: не стоит забывать, что остров, куда я прилетел, находится к югу от экватора. Менее чем через месяц здесь начнется сезон дождей, который, впрочем, не мешает евроазиатам приезжать сюда на рождественские и новогодние праздники. Встречать Рождество или Новый год с бокалом ледяного шампанского под теплым дождем при температуре 26 °C — для русского человека это просто классно!
В любом случае настоящего периода дождей на Бали не бывает. Сверхъестественные сущности этого острова как-то договариваются с владыками ветров, и те гонят дождевые тучи мимо их владений. Если на Яве в феврале можно высунуть руку из окна и не увидеть ладони — столь плотна пелена воды, льющейся с небес, — то на Бали обложные дожди редкость редкостная.
Спартак завел машину и включил климат-контроль. Постепенно становилось прохладно. Как и многие южане, жители Бали стараются, чтобы в их автомобилях было свежо.
Выехав за пределы аэропорта, мы вскоре миновали памятник королям Южного Бали, погибшим во время пупутана 1906 года — коллективного самоубийства на глазах у собственных и голландских солдат. Обнаженные по пояс, с копьями и кинжалами крисами в руках, члены королевской семьи неподвижно смотрят перед собой, словно призывая проезжающих быть свидетелями их ужасной и вместе с тем подчеркнуто театральной смерти. Уже не веря, что отвага и холодное оружие — все, чем владели тогда балийцы, — помогут им отстоять свободу своей родины, эти люди посвятили свои жизни богам и покончили с собой. Но боги, чей гнев самоубийцы хотели направить против захватчиков, предпочли мести блаженство покоя в своих бесчисленных храмах — и остров на полстолетия стал голландским.