Эрмиты. Петербургская сказка - Алексей Бобринский

— Значит, это не их шарик, — решил Федя.

— Или вообще не шарик, — выпалил Иоанн.

— Как это не шарик?

— Ну, что-нибудь другое…

— Да вот же он: круглый, тяжёлый. Что же это тогда?.. — Федя совсем растерялся.

— Пока не знаю. Но видно, что вещь важная, раз дед Фасад велел вернуть!

— Ладно, что делать, пошли дальше искать. Мам теперь надо к Исаакиевскому собору, к бабушке Солее, — сказал Теодор, — может, она чего подскажет.

И друзья продолжили своё путешествие.

…А в это время до Адмиралтейства как раз добрался бравый артиллерист Семён Пантелеймонович. Под полуденным солнцем путь от Петропавловской показался неблизким. Пантелеймоныч решил искать своё ядро со стороны Александровского сада. Одно за другим обследовал он старые орудия, стоящие там, каждому осторожно заглянул в дуло, осмотрел сложенные пирамидками ядра, но заветного среди них не обнаружил.

Ох, и надо же было такому случиться, — горестно произнёс старик, усаживаясь на скамейку в тени. — Вишь, улетело, закатилось, а я, пожилой человек, за выслугой лет, дважды контуженный, бегай ищи его по городу… Куда дальше-то путь держать?

— Ка-ар! — ответила ему ворона Карла. — Да тут какие-то мальчуганы ростом с аршин с твоим снарядом бегают! Ты их ищи!

Но Семён Пантелеймонович птичьего языка не знал и потому ничего ей не ответил.

Глава четвёртая

МЕДНЫЙ ВСАДНИК

ТЕОДОР носился как угорелый, находя для себя всё более неожиданные развлечения, а потом и вовсе куда-то пропал. Иоанн же рассказывал Феде давние петербургские истории. Оказывается, Исаакиевский собор строили три раза, но никак у царских зодчих не получалось его выстроить. То Нева выходила из берегов и подмывала фундамент, то молния сжигала храм дотла…

— И тогда наш прадед, дедушка Неф, который на Адмиралтейских верфях тогда трудился, придумал в фундамент положить маленький сердечный камушек.

— Сердечный камушек? — переспросил Федя.

— Да. И с тех пор ́эрмиты в фундаменты новых домов прячут такие камушки. Если сердечный камушек есть, то мы этот дом оберегаем и охраняем.

Иоанн не успел окончить свой рассказ, поскольку внезапно навстречу им выскочил Теодор — верхом на чёрном пуделе, со свежим зелёным огурцом в руках.

— Смотрите, как я умею! — прокричал счастливый Теодор и принялся ловко кувыркаться на пуделе, а тот был вовсе и не против — приветливо вилял хвостом и, кажется, улыбался. Теодор сделал последний кульбит, ловко спрыгнул на землю и поклонился. Пудель лизнул мальчика в щёку и побежал по своим собачьим делам.

— А огурчики-то бабушкины созрели! — весело сказал Теодор и с хрустом надкусил огурец.

Ребята стояли у Медного всадника и смотрели на величественный и гордый Исаакиевский собор, который возвышался перед ними. И тут рядом послышалось зловещее шипение.

— Кажется, у кого-то колесо спустило, — неуверенно сказал Иоанн. В этот момент Федя почувствовал, как что-то холодное коснулось его руки. Он повернул голову и остолбенел…

— А-а-а! — завопили ребята хором. — Змей ожил! Бежим! Мальчики не сговариваясь бросились к собору в поисках защиты.

Ноги, вдруг одеревеневшие от страха, не слушались Федю, да ещё и ́эрмиты тянули его в разные стороны. За спиной слышалось гадкое шипение змея:

— От меня не уйдёш-ш-шь, отдайте ш-ш-шар, ш-ш-шалопаи!

От этого шипения ужас стискивал грудь, не позволяя дышать. Но Иоанн, Теодор и Федя всё-таки достигли укрытия. Они шмыгнули в кусты, где обнаружили вход в пещеру и каменные ступени, ведущие вниз.

— Уф-ф. Сюда он не пролезет — побоится сердечного камушка в фундаменте храма, — отдышавшись, сказал Иоанн.

— Кажется, про этого Баламута-змея и говорил нам дедушка Фасад, — вспомнил Федя. — И зачем ему шар?..

А змей, остановившийся прямо перед входом в подземелье, с досады размахнулся хвостом — и стукнул по земле, да так сильно, что в другой части Петербурга, в Смольном соборе, зазвенели колокола на колокольне, а по фасаду старого дома на Литейном проспекте поползла большая трещина. И изо всех самых тёмных уголков города Баламуту откликнулись тысячи голосов — писком, оханьем, скрежетом и мерзким хохотом…

…Под Исаакиевским собором на много метров вниз простирается пещера. Своды её украшают картины ночного неба с россыпью серебряных звёзд. В середине пещеры из потолка растёт огромное дерево. Но не вверх, а совсем наоборот, кроной вниз. И, по преданию, заканчивается оно в самом центре Земли. Вокруг же огромного ствола плещется озеро, растекающееся каналами во множество арок. Из пещеры по воде можно попасть в любую часть города.

Это дерево и было домом бабушки Солеи.

Кругленькая, улыбчивая, седая, с блестящими глазами, румяными щёчками и пухлыми ручками, она была точь-в-точь как многие бабушки. Но для Теодора и Иоанна бабушка была единственная и самая любимая. Кстати, у них была ещё одна бабушка, живущая в старом литераторском доме в Коломне, — не похожая на бабушку Солею и, может, потому тоже горячо любимая и единственная.

— Как же мы войдём? Двери-то нет, — удивился Федя, разглядывая дерево.

— А ты забыл, как входят к бабушке? — засмеялся Иоанн.

Федя увидел шнурок, свисающий с сучка. «Дерни за верёвочку — дверь и откроется», — вспомнилось ему. Маленькая дверь со скрипом отворилась. Феде опять пришлось пригнуться. В дереве оказалось тесно, но очень уютно. В спальне стояла кроватка с перинами и пуховыми подушками. В гостиной — дубовый стол и старая магнитола, покрытая кружевной салфеткой. На кухне вкусно пахло свежим, ещё горячим вареньем, а в печке пеклись пирожки. Все полочки и этажерки были заставлены фарфоровыми чашечками. Было видно, что бабушка любит принимать гостей, а гости любят у неё бывать — пить чай с вкуснейшими пирожками и замечательным бабушкиным вареньем.

— Проходите в гостиную, внучки! А то Феде тесно в прихожей. Чай готов, — приветствовала гостей бабушка. — Садитесь за стол. Я сейчас.

Федя с трудом примостился на крошечном табурете, и тут… произошло непоправимое: он нечаянно махнул рукой, и с десяток чашек с блюдцами рухнули на пол и превратились в груду фарфоровых черепков…

Федя собрался уж было расстроиться и даже, может быть, расплакаться, но заливистый смех братцев Теодора и Иоанна заставил его повременить:

— Ура! — дружно закричали ́эрмиты. — Бабушка! Иди быстрее — пока не поздно!!!

— Сейчас, сейчас, внучки. — ласково отвечала бабушка. — я всё успею.

Она наклонилась над черепками и принялась бормотать какой-то странный стишок:

— Поли-Оли-Рец,Цеви-Еми-Лекс.Мли-Ними-Гунгер…

Последних слов из бабушкиного стишка Федя не услышал, так как с черепками начали происходить странные вещи: они вдруг зашевелились и, позвякивая, приподнялись над полом, выстроились вокруг бабушки Солеи в хоровод — и к тому моменту, когда ́эрмитесса замолчала, в хороводе кружились совершенно целые и невредимые чашки и блюдца. Они сами попрыгали на этажерку и замерли на своих привычных местах.

— Вот это да, вот это фокусы! — Федя с трудом опомнился от увиденного.

— Да не фокусы это вовсе, — возразил Феде Теодор, — просто бабушка знает заговор на фарфор и может любую разбившуюся чашку сделать целой!

— Только нужно успеть заговор произнести не позже, чем через семьдесят восемь секунд после того, как фарфор разбился. — уточнил Иоанн.

Федя решил пересесть в большое удобное кресло и тут же вместе с ́эрмитамн принялся уплетать пирожки. Бабушка, улыбаясь, присела рядом.

— Ой, бабушка, а откуда ты узнала, что Федя с нами? — поинтересовался Теодор.

— А незадолго до вас ко мне эрмитажный грифончик прилетел, он-то все последние новости и рассказал. Подрастает малыш, скоро сменит отца — Златокрылого Грифона, того самого, что банковские сокровища стережёт, — бабушка Солея издавна водила дружбу с грифонами и грифончиками, которые населяют город со времён его основания.

— Мы тебе почту принесли, — Теодор указал на рюкзак.

— Давайте сюда, прямо на стол! — засуетилась бабушка. Она запустила руку в рюкзак и достала железную фигурку:

— Эйфелева башня. Париж, стало быть, дедушка ваш загадал. Мне теперь город на последнюю букву, на «Ж», значит. Женева! Ну что ж, со следующей почтой передам дедушке свою загадку.

Бабушка поставила башенку на полку и опять запустила руку в рюкзак.

— Тут для меня ещё кое-что, — и одну за другой принялась доставать стеклянные банки, — вот здорово! Ребята, а вы не посмотрели — там, на грядке, огурцы мои созрели?

— Да, вот какие выросли, — показал Иоанн. — Ух, и зелёные же! Хрустящие!