Сокровища связанного бога - Дуглас Брайан

При этом сами стигийцы вынашивали собственные алчные замыслы. Их привлекала возможность подобраться поближе к таинственному идолу — доброму богу Мгонги, который если уж рассердится, то беда! По слухам, божок был вырезан из цельного куска алмаза…

Когда пленница была передана неграм, а стигийцы получили свое золото, то хищники-работорговцы не успокоились. Они начали выслеживать Мгонгу и его спутников, надеясь по их следу выйти в таинственное селение, к загадочному идолу, о котором ходило столько легенд…

Однако дикари с их удивительным чутьем вскоре распознали слежку и в свою очередь устроили ловушку стигийцам. На той поляне, где Соня нашла чернокожего колдуна умирающим, и произошло роковое столкновение.

Негры недооценили умение стигийцев пользоваться луком, стрелами и кинжалами. Работорговцы, хладнокровные профессиональные убийцы, привыкшие уничтожать любое препятствие, возникшее на их пути, будь то дерево, растущее на дороге, женщина или ребенок, случайно нарушающие их планы, — эти люди выиграли битву против многочисленных чернокожих дикарей, хотя и заплатили за это страшную цену. Только двое уцелело, не считая кучки негров-носильщиков, запуганных стигийцами до потери человеческого достоинства.

Тут-то в дело и вмешалась Рыжая Соня. Казалось, сама судьба позаботилась привести ее на эту поляну. Страшно даже подумать о том, какая участь ожидает молодую пленницу-аквилонку, оказавшуюся в дебрях Кешана без всякой поддержки, без всякой надежды на спасение.

Та же таинственная сила сделала сейчас союзниками гирканского наемника Сирхана и Рыжую Соню. Конечно, оба понимали, что едва только достигнут цели — сокровища народа Мгонги — как этим добрым отношениям, скорее всего, придет конец. Но пока что…

В деревне Мгонги караван ждали с нетерпением. Весть о том, что сын жреца возвращается с добычей, отнятой у стигийцев, с белой девушкой и с золотом, которое снова вернулось к черному народу, разнеслась быстро, далеко опережая караван. И вот Мгонга ступил на территорию родной деревни.

Энна в ужасе разглядывала фантастическую картину, открывшуюся ей внезапно среди густой зелени. Конусообразные хижины, возле которых копошились дети — многие с раздутыми животами, хлопотали женщины с большими, отвисшими грудями и девушки с золотыми кольцами, впивающимися в упругую гладкую черную кожу их рук… Большое кострище посреди деревни… Голые черные мужчины, раскрашенные для устрашения с головы до ног в яркие цвета, вооруженные копьями и барабанчиками, висящими у пояса…

Страшный грохот больших барабанов, украшенных перьями, трещоток, труб, бамбуковых флейт оглушал Энну. Каким далеким казался ей теперь Кхитай, куда отец возил ее! Какими изящными были кхитайские девушки — многие из них стали подругами Энны. Как изысканно был устроен дом, где остановился аквилонский купец с дочерью…

Отец! Мысль о нем невыносимой болью отзывалась в груди Энны. Несчастный! Как он, должно быть, страдает, обнаружив исчезновение дочери…

А может быть, безжалостные негодяи лишили его жизни? Кто знает — не было ли это для отца Энны благом… Ведь он души не чаял в своей единственной дочери!

По приказу Мгонги чернокожие женщины с кольцами в губах (видимо, это были местные красавицы) отвели Энну, едва живую от страха, в туземную хижину, где сидело еще около десятка женщин. Все они при виде белокурой красавицы вскочили, залопотали, удивленно притрагиваясь к ее ослепительно-белой коже, касаясь ее распущенных золотистых волос. Видно было, что эти дикарки никогда в жизни не видели аквилонцев и теперь не могли поверить, что перед ними — такое же человеческое существо, как и они сами. Впрочем, и сама Энна едва ли в состоянии была поверить в это.

Десяток ловких черных рук быстро сняли с Энны все ее одежды, не обращая внимания на ее ужас и попытки сопротивления. И вот уже она стоит среди них совершенно обнаженная.

Многочисленные юбки Энны мгновенно разошлись по женщинам. Каждой досталось хотя бы по лоскуту от ее одежды.

Затем гомон голосов смолк: женщины встали и начали почтительно кланяться кому-то.

Разглядев вновь вошедшего человека, Энна похолодела. Это была очень старая негритянка, седая и безобразная. Огромная жирная туша, увешанная с головы до ног многочисленными бусами, украшениями, амулетами, различными изображениями всяких туземных божков, перьями. Казалось, на Энну надвигается ожившая лавка раритетов, древностей и экзотических сувениров.

Могучая старая женщина уложила Энну на листья, расстеленные на полу хижины и, напевая и время от времени похлопывая в ладоши, принялась умащать ее тело какими-то липкими благовониями.

Энна задыхалась. Казалось, этому ужасу не будет конца. Но вот наконец старая негритянка завершила свою работу. Энну, лоснящуюся от благовоний, совершенно голую, разрисованную с ног до головы красной краской, вывели на деревенскую улицу. Она была готова умереть со стыда. Неужели сейчас все увидят ее в этом непотребном виде? Увы! именно это и произошло.

Деревенские жители высыпали из своих конусообразных соломенных хижин, приветствуя Энну и старуху радостными криками. Девушка шла между двух своих стражей, дюжих негров, опустив голову и стараясь ни с кем не встречаться глазами. Ей казалось, что она попала в самое кошмарное из своих сновидений. О, если бы ей сейчас проснуться в своей постели, позвать служанку, одеться, выйти к утреннему кофе, обнять отца! К несчастью, это было невозможно…

Между тем негры влекли ее к зияющей черной расселине в скале. Это был вход в подземный лабиринт. И вскоре скала поглотила и негров, и их несчастную жертву.

По многочисленным переходам, ступенькам, лесенкам они продвигались вперед, в недра скалы. Вокруг теперь царила полная тьма, которую едва рассеивали коптящие факелы в руках у идущих впереди негров. Куда же ее ведут? Энна терялась в догадках. Каждая последующая была страшнее предыдущей.

Она пыталась осматриваться по сторонам. То и дело в неверном свете факелов она видела мелькавшую на стенах роспись. Какой-то неведомый древний художник оставил здесь стилизованные изображения людей, птиц. Некоторые картины показались Энне ужасными, другие притягивали взор странной, извращенной фантазией. Они не были лишены своеобразной прелести.

Постепенно чередование картин на стенах, мерный стук барабанов, ритм шага вводили девушку в транс. Она перестала дрожать, слезы высохли на ее прекрасных голубых глазах, на губах появилась слабая улыбка.

И вот шествие вступило в святая святых племени Мгонги, в таинственное святилище, о котором грезили золотоискатели и авантюристы, наводнившие Черные Королевства, Куш и Кешан.