Потерянные души - Юлиана Суренова

И тут снизу донеслись быстрые шаги, и задорный детский голо-сок звонко закричал:

— Пап! Ты где?

Трактирщик вздрогнул и, прошептав "Неужели?!", бросился вниз. Спустя мгновение Горисвет уже обнимал жену, крепко прижимая к груди сына — бледных, исхудав-ших за время болезни, но живых, здоровых.

— Знаешь, — мальчик говорил без умолку. — Мне снился странный сон! Словно мы с мамой собираемся куда-то уезжать. Уже запрягли в повозку коня, сложили какие-то тюки… Такие тяжеленные! А ты по-чему-то не едешь с нами, стоишь на пороге и машешь рукой, сначала прощаясь, а потом… как-то по-другому, словно просишь нас оста-новиться, остаться. Но мы с мамой не можем. Что-то зовет нас ку-да-то… Потом появился настоящий колдун. Только он был не злой, как все говорят, а добрый. Сперва с тобой, у порога, а потом — раз! — и у нас, в повозке. И конь его послушался — нас не слушал, а его сразу же — повернулся и пошел назад, к дому… А потом я проснулся и совсем — совсем здоровый. Только есть очень хочется!

— Сейчас… Сейчас я тебя накормлю, сокровище мое! — он расце-ловал сына. Затем, на мгновение взглянув на спокойно улыбавшуюся жену, повернулся к колдуну, который, бледный, с посиневшими губами и усталыми глазами стоял чуть в стороне, опершись спиной о стену.

— Спасибо тебе. Не знаю, как отблагодарить…

— Жизнь за жизнь, — чуть слышно прошептал тот. — Ты ничего мне не дол-жен… — по мере того, как он продолжал говорить, его голос набирал силу. — Но, в любом случае, я рад помочь: в мире осталось не так много добрых людей… А теперь прости, мне нужно взглянуть на новорожденную, — и он стал медленно подниматься на чердак.

А Горивек повел жену и сына в залу, где старуха уже пригото-вила густой ароматный бульон.

Священника не было нигде видно и трактирщик заволновался:

— Где он? — тихо, чтобы не тревожить родных, спросил он Орхипа.

— Внизу, в подполе, — мрачно бросил тот.

— Что?! - ужаснулся трактирщик.

— Он пытался тайком выскользнуть, но я так подумал, что не след его отпускать, а то потом жди беды.

— Но что нам с ним делать?!

— Ничего, пущай посидит в компании с бочками вина, придет в себя, успокоится, отоспится до утра, авось, забудет о том, что произошло.

— Что-нибудь случилось? — рука жены осторожно коснулась плеча трактирщика.

— Нет, все в порядке… Теперь вам нужно отдохнуть, поспать…

— Нет! Я не хочу спать! Я выспался на всю жизнь! — воскликнул мальчик, недовольно топнув ножкой.

— Пойдем, солнышко мое, папа прав. И потом, он ведь — глава семьи, и мы должны его слушаться.

— Но почему? Я не хочу! Ну пожалуйста! — заканючил было он, но, подчинившись, вздохнул и зашагал вслед за матерью в спаленку. Трактирщик пошел следом, боясь, что если он оставит родных одних хотя бы на мгновение, те исчезнут.

— Они совсем такие же, как прежде, — улыбнулась ему стряпуха.

— Да, — кивнул он.

Весь остаток ночи трактирщик просидел рядом с женой и сыном. Вглядываясь в их лица, он с содроганием ждал рассвета, словно в первых лучах дневного светила они могли исчезнуть, растаяв без следа, как тени или творения черных богов. Но вот солнце взошло, заискрилось, заиграло, его лучи, проникнув через оконце, коснулись лиц людей, раскрасив их здоровым румянцем.

Только когда в комнату осторожно вошла старуха, Горивек, наконец, поднялся с кресла.

— Что? — выйдя вслед за ней в темный коридор и затворив за собой дверь, спросил он.

— Хозяин, я подумала, тебе следует знать: колдуны собрались уходить.

— Да, спасибо. Нужно проститься с ними, поблагодарить.

— И еще, хозяин, как быть со священником? Он, кажись, притих. Может, отпустить его? Не брать же такой грех на душу… — она уста-ло подняла глаза, покрасневшие от бессонной ночи.

Трактирщик призадумался. Вчера он хотел лишь одного: чтобы его жена и сын жили. Ничто иное его не беспокоило. Сейчас же, когда старая беда осталась позади, он увидел, что на горизонте показалась новая. Ведь его близких вылечил не ле-карь и не священник, а колдун, прибегнув для этого к помощи своего проклятого церковью дара.

Теперь, если правда раскроется, все они: и трактирщик с женой и сыном, и его слуги, — будут жестоко наказаны как вероотступники или, того хуже, казнены, словно слуги черных богов. И, разумеется, в любом случае, страшная и мучитель-ная смерть ждала колдуна, осмелившегося воспользоваться колдовством. Законы строги и в них нет лазейки для жалости…

Трактирщик тяжело вздохнул, виновато взглянул на старуху и пробормотал:

— Прости… Я не подумал о будущем… Может быть, если я сдамся на суд церкви, служители пощадят всех остальных? — он знал, что старая женщина много пережила на своем веку и полагался на ее мудрость.

— Нет, — качнула та головой. Она смотрела прямо на Горивека, и в ее глазах не было ни осуждения за минувшее, ни страха перед буду-щим. — Это не выход, они не станут слушать тебя, тем более, не забы-вай, что для них спасенные колдовской силой — слепые орудия чер-ных богов, которые не заслуживают ничего, кроме смерти.

— Мы не можем убить человека, даже если от этого зависит на-ша жизнь. Отпусти священника. А мы станем собираться в путь. Думаю, у нас хватит времени, чтобы уйти.

— Хочется верить в это, — вздохнула старуха. — Так я пойду, сниму засов?

Горивек кивнул. Сам же он, оглянувшись, постоял какое-то вре-мя, обдумывая, стоит ли будить жену, или подождать, пока она проснется, и как лучше сказать ей правду. Как она, воспитанная в глубокой вере, все воспримет?

И тут дверь шевельнулась, выпуская женщину. В ее глазах цари-ла грусть…

— Ты слышала?

Та кивнула.

— Прости, я…

— Все хорошо, любимый, — она подошла, прижалась к его груди.

— Ты не осуждаешь меня? Знаю, я не имел права поступить так, не спросив вашего согласия…

— Ты сделал то, что должен был. Ты спас жизнь нашему сыну, дал мне счастье видеть его здоровым. Мой мальчик остался прежним, я не вижу знака черных богов на его душе. Ничего не изменилось и во мне… Ты подарил нам жизнь. Что может быть дороже ее? Разве этот старый дом стоит хотя бы одного дня? Незачем сожалеть о случившемся… Пойдем, проводим наших гостей. А потом начнем соби-раться в путь…

И, приобняв жену, Горивек вышел из трактира.

Дождь, прекратившийся ночью, не спешил возобновить свой та-нец. Разогнавший серые тяжелые тучи, освобождая от их оков голубое бескрайнее небо, ветер утих. Чистый, прохладный воздух сверкал на солнце, словно серебряная вуаль: лучшая погода для тех, кто отп-равляется в дорогу.

Священник в мятых, заляпанных подсохшей грязью одеждах, не-ряшливо висевших у него на плечах, стоял у своей повозки, ожидая, когда Орхип впряжет коня. Его глаза были сжаты в щели, взгляд полон ненависти и презрения, с губ нескончаемым потоком срывались проклятья. Казалось, он готов был похоронить под ними и трактир, и всех людей, к которым привела его дорога.