Алекс и я - Айрин Пепперберг

важнейшая операция мышления – способность к обобщению и абстрагированию – развита у них до такой степени, что позволяет говорить о наличии у них зачатков абстрактного «бессловесного» мышления («thinking without words»). А в конце 1950-х годов А. В. Крушинский показал, что этим зачатки мышления у врановых не ограничиваются, они способны также и к самой важной стороне мышления – решению новых для них элементарных логических задач экстренно, без проб и ошибок, обеспечивающих способность к постепенному обучению. Даже среди американских бихевиористов нашлись исследователи (например, A. Kamil, R. W. Powell), которые в 1970-е годы осознали, что голуби – не единственные представители класса птиц и что врановые представляют в этом плане особый интерес. Благодаря их работам удалось продемонстрировать, что врановые опережают голубей даже и по сложным видам условно-рефлекторного обучения и что у них выше способность к обобщению и к формированию установки на обучение. Наконец, в работе того же Алана Кэймила был зафиксирован случай, когда одна из подопытных соек, испытывавших голод, изготовила из кусочка газеты некое приспособление. С его помощью она подгребала к себе остатки пищи, которые валялись за клеткой, но которые птица не могла достать клювом или лапами. Даже один этот пример спонтанной орудийной деятельности представителя класса птиц должен был бы поколебать всеобщее игнорирование их потенциальных когнитивных способностей, но и эти работы не изменили господствовавшего представления о примитивности их психики.

Постепенно интерес к способностям высокоорганизованных птиц стал проявляться более систематически, хотя и не очень часто, однако это касалось в основном способностей врановых. Этот интерес был оправдан и приносил весомые результаты. Постепенно выяснилось, что когнитивные способности врановых сопоставимы с таковыми человекообразных обезьян. Так, работами сотрудников нашей лаборатории физиологии и генетики поведения биологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова было установлено, что врановые решают ряд элементарных логических задач без предварительного обучения и могут формировать абстрактные понятия (число, сходство-отличие). К настоящему времени мы обнаружили у них способность к символизации, а также к выявлению аналогий и к транзитивному заключению. Этих птиц все более активно изучают в ряде лабораторий мира, и появляется все больше доказательств обнаруженного нами сходства спектра когнитивных способностей врановых и человекообразных обезьян (см. Зорина, Обозова 2011; Смирнова 2011; Смирнова, Зорина 2013).

Вторая группа птиц, столь же высокоорганизованная, как врановые, со столь же сложным и относительно крупным мозгом – это попугаи. Парадоксально, что эти птицы, которые очень популярны как домашние любимцы, крайне редко попадали в поле зрения экспериментаторов. Перелом произошел только в конце 1970-х годов благодаря автору этой книги.

Айрин сделала объектом своих исследований попугая жако, и это тоже было вызовом тенденциям того времени. Бихевиористы, которые, как уже упоминалось, господствовали тогда в американской сравнительной психологии, под словом птица подразумевали голубя, хотя напомним, что среди птиц голуби находятся на самых нижних ступенях психического развития (индекс Портмана составляет у них около 4 единиц) и большинство других видов имеет более высокие показатели. Максимального уровня этот показатель достигает у врановых (около 15), что сочетается с приведенными выше данными об их когнитивных способностях.

Столь же высок этот показатель у крупных попугаев. В частности, у попугаев жако он превышает 16, а у ара достигает 27. Тем не менее попугай как объект психологических экспериментов казался нонсенсом даже сотрудникам журнала «Science», которые, как уже упоминалось выше, с издевательской формулировкой отвергли первую статью Айрин, по-видимому даже не прочитав ее. Вдобавок ко всему и метод, выбранный автором, тоже вызывал недоумение и настороженность. Этот метод привлек Айрин потому, что разрывал «путы бихевиоризма», он позволял мобилизовать не только способность животного к механической зубрежке, но и более сложные когнитивные способности. У животного была выражена не только пищевая мотивация, подкреплявшаяся (не очень-то) пищей, но оно было заинтересовано «социально». Наконец, этот метод позволял задействовать и присущую животным способность к обучению путем подражания.

Метод тренировки Алекса, который я планировала использовать, отличался от принятых в то время подходов. Согласно господствующему направлению в психологии, известному как бихевиоризм, животных считали автоматами, не обладающими большими способностями или вовсе лишенными способности к познавательной деятельности или мышлению (см. наст, изд., с. 123).

К тому времени, когда Пепперберг начинала «Проект Алекс», были найдены некоторые параллели между тем, как формируется речь у детей, и тем, как обучаются пению певчие птицы и попугаи. Особенно важной оказалась роль социальных взаимодействий в процессе обучения.

Для проверки гипотезы о важности социального контекста Д. Тодт (Todt 1975) разработал методику обучения жако, в которой люди играли роль социальных партнеров этих птиц. Два человека демонстрировали попугаям разнообразные типы общения с помощью голоса. Один человек, основной тренер, задавал вопрос второму человеку, который исполнял роль объекта для подражания (был «моделью» для птицы) и одновременно соперничал с птицей за внимание тренера. Эта методика и получила название модель / соперник. Например, тренер спрашивал: «Как ваше имя?», а второй человек (модель I соперник) отвечал: «Мое имя Лора». Таким образом, люди обменивались репликами, имитируя дуэты попугаев. Оказалось, что попугаи Тодта обучались успешно – усвоение нового слова часто происходило меньше чем за один день.

Эти данные резко превосходили результаты, полученные при попытках научить попугаев общению с человеком с помощью выработки обычных условных рефлексов методом проб и ошибок. Как отмечает Пепперберг, столь разительные различия совсем неудивительны. Ведь если бы выживание животных обеспечивалось только благодаря обучению методом проб и ошибок, то они редко доживали бы до того момента, когда овладеют требуемым навыком.

Поэтому, как пишет Пепперберг, когда собственные ошибки в процессе обучения становятся опасными или слишком дорого стоят животному, возможность подражания модели имеет важное значение. Она не только ускоряет обучение, но и становится важным средством передачи другим особям новых паттернов поведения, способствует их распространению.

В целом к концу 1970-х годов появились все основания предполагать, что межвидовая коммуникация такого типа может быть использована в качестве способа исследования мышления разных животных, не только высших обезьян, и Айрин не преминула воспользоваться этим методом.

Историю приобщения к этой работе, которая стала главным делом ее жизни и в конце концов принесла ей широкую известность, автор увлекательно описала в Главе 2, которая называется «Истоки». Она рассказала, как готовилась стать химиком-теоретиком, но чем дальше, тем меньше ей это нравилось, несмотря на достигнутые успехи. Между тем с детства у нее были наклонности натуралиста: в 4 года ей подарили первого волнистого попугая, и с тех пор она всегда держала дома птиц. Айрин – единственный ребенок в семье – была лишена и контактов с другими детьми, поэтому