Енот допрыгался - Олег Дивов

Разумеется, говорит Дядя. Странно было бы предположить, будто женщина, зародившаяся из голубого огня в степи, окажется во всем подобна нам. Тем не менее физически она вполне человек, что засвидетельствовал доктор, который ее осматривал. Я бы немного больше сказал, но это уже выходит за рамки допустимого в приличном обществе.

Голубой огонь и обломки, бормочет Рик, голубой огонь и обломки. А что за обломки?

Железки, говорит Дядя. Странные бесполезные железки. Мы побоялись брать их в руки, очень уж это дело отдавало бесовщиной. Но я видел обломки своими глазами. Трое наших, и я в том числе, специально ездили проверить слова Енота. Чтобы потом никто не посмел обвинить его во лжи. Обломки, наверное, и по сей день там, только в землю вросли, не забудь лопату. Место могу показать на карте.

Какой смысл, хмыкает Рик. Но что же это было?

Никто не знает, говорит Дядя. Может, знает она сама. И если знает, наверное, сообщила Еноту. А может, и нет. Для нас главным было то, что она человек. Доктор пошептался со священником, тот пришел, глянул на нее одним глазом… И сказал: красота ее, конечно, вызывает у меня понятные опасения. Но то, что дщерь сия ведет себя как новорожденное дитя, прямо указывает на чудо. А чудо – оно и есть чудо. Шапки прочь, всем смирно, помолимся. Сказал как отрезал. Он ее и окрестил потом. Он такой был священник… Правильный. Бывший капеллан. Оружие терпеть не мог. Говорил, как увижу своего прихожанина с ружьем, так и подмывает схватить ружье за ствол да прикладом – прихожанина по башке!

Постой, а другую-то бабу нашли вы, спрашивает Рик.

Джонни Конь неожиданно фыркает.

Сама вернулась к осени, ухмыляется Дядя. Злая, как сто чертей. Мы ее искали, честно. Но те индейцы, они тоже слышали взрыв и видели голубой свет. Перепугались, снялись с нажитого места и удрали к самой границе. Больше их тут не было.

И что же, говорит Рик, вот так все с таинственной женщиной устроилось само собой? Приняли как родную, выдали за Енота – и спокойно зажили?..

А как бы ты хотел, удивляется Дядя. Здесь тебе не Вашингтон. И даже не Линкольн. Съезди на север, там тебе расскажут про Бродячего Духа. На западе – про Человека-Жука. Нечисти вокруг до черта. Говорящие койоты, рогатые змеи… И поди разберись, правда это нечисть или чья-то белая горячка вышла погулять.

Я разбирался. И на севере, и на западе. Я побывал везде и вот добрался сюда. Удивительно, как просто они утаили свое местное чудо. Взяли и ассимилировали его.

Но зато сохранили.

А могли… Страшно подумать, что могли сделать с беспомощной девушкой эти существа, иногда стрелявшие друг в друга, если не попадалось более достойной мишени. Дядя о таком не расскажет, не вспомнит, он постарался забыть, хорошо постарался.

Он ведь тоже был когда-то «молодым идиотом». И он, и этот сказочно благородный Енот. И милейший Огест Вильям Чарлтон, мирно дремлющий в навозе у крыльца. Ой, неспроста забавный алкоголик Плюх так ненавидел страшных братьев Клеменсов…

Убийцы. Грабители. Насильники.

Я отвлекся. Это простительно – мне все уже ясно.

А Дядя говорит.

Енот сказал: я ее нашел, она будет моя. Мы согласились. А дальше… Понимаешь, говорит Дядя, я не могу утверждать, что она сломала Еноту жизнь, боже упаси. Но все у него пошло наперекосяк. Когда бедняжка очнулась – это случилось примерно через сутки после того,

как ее нашли, – она была не просто слаба, будто новорожденная. Она и вела себя так же. Не умела говорить, не умела ничего делать, на ноги ее ставили доктор и Енот вместе. А она только глядела во все стороны огромными своими глазищами и иногда тихо плакала. Даже жевать пришлось ее учить, я уж молчу об остальном. И тогда Енот стал ее нянькой. Он уволился с ранчо, перебрался в город, купил домишко на отшибе и забрал девушку к себе. Ну, если честно, Еноту много помогали. Потому что она почти всем понравилась с первого взгляда. А кому не понравилась, того попросили не распространяться об этом. Знаешь, я так подумал, реши священник объявить ее отродьем дьявола, у него возникли бы проблемы. Но это я подумал много позже и в чисто философском плане. А тогда все решили, что нам на голову свалился ангел. И уж если кому-то должно было достаться такое счастье, то, конечно, Еноту, невезучему в любви. Сама мамаша Шварцкопф натаскивала девушку готовить и шить. Доктор преподавал ей гигиену и всякие другие полезные вещи. Священник вел с девушкой беседы о божественном. И фактически научил ее говорить. Хотя рот она открывает редко. Что выгодно отличает ее от большинства местных дам. Но ее и так понимаешь, просто по взгляду. С Енотом она, кажется, не разговаривает вообще. Им это ни к чему. Заметь, она с самого начала знала, кто ее спас, и глядела на Енота как на божество. А может, он ей тоже с первого взгляда понравился. Когда ей было плохо, когда она плакала, едва приходил Енот, она кидалась к нему в объятия и успокаивалась.

И наконец их обвенчали, заканчивает историю Рик. Года через два, да, после того, как она тут появилась.

Около того, кивает Дядя. Жених напялил звезду депутата, невеста учтиво щебетала благодарности, весь город перепился в хлам. Енот взял ссуду и переехал в дом на главной улице, во-он тот, отсюда видно. Казалось, теперь всеобщему счастью не будет конца… Кстати, о концах. Что-то у нас тут пусто.

Упреждая движение Рика, я показываю бармену на наш столик. Джонни Конь странно косится на меня. Вероятно, шестым индейским чувством понял, что никакой я не коммивояжер.

У них спальня на втором этаже, хихикает Дядя. И даже сейчас, если пройти мимо, когда стемнеет, слышно, как весь дом ходит ходуном. В этом смысле они редкостно счастливая пара. То, что нет детей… Такое случается. Это горе, конечно, но тут все в руке божьей. А может, она и правда ангел, и тогда какие уж дети от брака с простым смертным. Было время, я склонялся к мысли, что она именно ангел. Сейчас мне как-то все равно, не те мои годы, чтобы ломать голову над чужими проблемами, а раньше я искал разгадку. И только в ангельской сущности жены Енота мог ее найти.

Несколько секунд Дядя молчит, глядя в пустую стопку.

Потому что не может обычная женщина так переменить взрослого самостоятельного мужчину, бормочет Дядя. Мужчину, который способен всадить весь барабан в консервную банку, крутящуюся на конце веревки, и побриться в темноте.

Джонни Конь хмыкает и выдает странную ремарку.

Баба не мужик, говорит Джонни Конь.

Несколько мгновений Рик и Дядя оторопело глядят на Коня.

Сильное высказывание, говорит Дядя. Умри, не оспоришь.

М-да… Побриться в темноте и я могу, замечает Рик. А вот насчет консервной банки… Не пробовал. И не буду.