Синий Шихан (Роман 1) - Павел Федоров

- Ну, дай хоть на печи поспать до утречка, - хитрил Митька.

Но вдовушка была неумолима.

- А что люди скажут? Нет, Митенька, без венца не будет хорошего конца, - осторожно подталкивая гостя в сени и прижимаясь горячей щекой к его щеке, отвечала вдовушка.

Митька выходил на улицу, тер снегом пылающее лицо и шел домой как в тумане.

"А почему на самом деле не жениться? - думал Митька. - Высокая, красивая, пройдет мимо с перевалочкой... С такой женой на люди показаться - завидки всех возьмут. Одна коса, почти до самого пояса, чего стоит..." Но вся беда в том, что вдова была малость постарше его. Однажды уже он попробовал заикнуться об Олимпиаде матери. Такой ералаш поднялся в доме! Да еще пригрозила мать, что пойдет к атаману. А брат Ивашка целый месяц проходу не давал. Посмеивался с издевочкой. Мать на Маринку Лигостаеву метит. Соседи... Маринка озорница и насмешница. Наденет брата Гаврюшки шаровары с лампасами и скачет на коне как бешеная... На скачках первый приз взяла, всех казаков перещеголяла. С такой женой тоже намаешься. Взглянет своими черными глазищами, да еще нарочно певучим голоском спросит:

- Митя, а Мить, скажи, какие бывают перепелиные яички, пестренькие, как твое личико?

А сама стоит за плетнем, щурится и хворостинку пунцовыми губами покусывает. А глаза так блестят, словно в них две капли чистого дегтя плеснули.

Конопатины на лице просто сводили Митьку с ума. Весной дружно выползают и рассыпаются целыми семьями, в особенности на носу. Такая срамота, хоть на улицу не показывайся. Попробовал сводить. Агашка Япишкина - шинкарка - научила мазать щеки свежей барсучьей печенкой. Не помогло. Умывался парным молоком, тер лицо свиной кожей, весь ободрался щетиной. Зимой как будто конопатин стало поменьше, а сегодня нечаянно взглянул на очищенный землей блестящий как зеркало лемех и отвернулся... Самому противно стало. Вспомнив еще о своих рыжих растрепанных кудрях, Митька вздохнул, повернулся и лег вниз лицом, он уже окончательно решил, что лучшей жены, чем Липка Лучевникова, ему не сыскать. Пусть гневается мать, а он все равно женится после пахоты.

- Пахать скоро прикончим? - спросил Митька брата.

- А что, небось надоело? - в свою очередь спросил Иван, с наслаждением выпуская изо рта табачный дым.

- А какой интерес семена в сухую землю бросать? Весна проходит, а дожди где? - проговорил Митька.

- Да, интересу мало, - согласился Иван. - Может, еще даст бог дождика...

- Нынче, наверное, молебствие будет, - деловито заметил Митька. Хорошо можно помолебствовать... - сладко потягиваясь, добавил он, и этой фразой вывел старшего брата из терпения.

- Чем хорошо-то? - спросил Иван.

- А веселья много. Я тот год дудку вырезал... Наберу полон рот воды и девкам за пазуху. Смехота!

- Какой же ты, братец, дурак! - рассердился Иван. - Люди всем народом идут богу молиться, а вам интерес девок в речку швырять. - И, сердито сплюнув, добавил: - Пора балбеса женить, а у него свистульки на уме.

- Вот возьму и женюсь, - буркнул Митька.

- Приспичило? - Неожиданное желание меньшого брата как-то сразу развеселило Ивана.

- Отпашемся - и женюсь, - упрямо повторил Митька.

- Невесту-то выбрал? - Вообразив Митьку женатым, Иван улыбнулся.

- За ефтим дело не станет, - самодовольно ответил Митька, не переставая думать о полногрудой вдовушке.

- Кто же все-таки суженая-то? - допытывался Иван, соображая, что и на самом деле сейчас подходящий случай женить Митьку и потребовать у матери раздела. Но этой затаенной мысли решил не высказывать.

- Кто суженая, потом узнаете, что говорить прежде времени.

Покосившись на брошенный Иваном окурок, Митька снова отвернулся, пытаясь поймать скакавшую на кошме блоху. Этим он старался отвлечь себя от нестерпимого желания покурить.

- Засуха пойдет, не до свадьбы будет, - задумчиво проговорил Иван. Чувствуя перед братом вину за скрытый задаток, достал кисет и бросил его Митьке со словами: - На уж, закури, все равно жениться собираешься. Только вот где денег на свадьбу взять?

- Старых быков продадим, помоложе купим. Что останется - на расходы, - быстро свертывая цигарку, оживленно рассуждал Митька.

- Быков, может, по случаю недорода на хлеб придется менять. А недород, как пить дать, будет. Купец сегодня говорил... Аглицкий золотой прииск все просо у киргизов под чох скупает, муку... Значит, заморские господа чуют, откуда суховей полынь тащит. Им надо рабочих кормить, чтобы больше золота приносили.

- Да что ефти начальники с приисков колдуны, что ли? Откудова они могут знать: будет дождик или нет? Сегодня его нету, а завтра может такой хлынуть, все ихние шахты затопит, - пьянея от табака, разглагольствовал Митька. - Ежели они начали у киргизишек просо скупать, значит, мне и жениться нельзя? А азиаты вечно просом торгуют да кобылятиной.

- Ладно, женим, - миролюбиво согласился Иван. - А сейчас вот что, женишок: иди отвяжи лошадей и пусти на траву. Мешку поди доели. Да не забудь вычистить колоду, там столько грязи, смотреть тошно.

Митька вышел из палатки, отвел лошадей на бугор и спутал мочальными путами. Возвратившись на стан, он подошел к колоде. Выкинув объедки сена, хотел было приступить к чистке, но раздумал. Осадок в колоде был почти на два вершка. Овсяная шелуха, отруби, сенная труха - все было перемешано с песком и превратилось в кисель. Надо было таскать из родника воду целыми ведрами и мыть колоду начисто.

Солнце уже двигалось к полудню. Припекало все жарче. Митьке лень было носить воду, да и не успел он отдохнуть от утомительного раннего уповода. Ветер обдавал стан горячей пылью. Палатка трепыхалась и манила прохладой. Вяло почесывая зудевшую спину, Митька подошел к дверям и с завистью посмотрел, как Иван, укрыв от мух голову холщовым мешком, сладко храпел и посапывал носом. Потянувшись, Митька зевнул, махнул рукой на грязную колоду, опустился на колени и на карачках вполз в палатку. Плюхнувшись головой в мягкую шерсть бараньего тулупа, засыпая, думал: "Подсохнет на солнышке, тогда и вымою, а пока отдохну... тоже не каторжный. А на Липке все равно женюсь... женюсь - и баста..."

Заснув с такими мыслями, он видел во сне молебствие, веселую молодежь, вдовушку с белой шеей... Потом Маринка Лигостаева будто бы стоптала его конем и так больно хлестнула вдоль спины нагайкой, что он проснулся и вскочил, словно осой ужаленный...

Перед ним стоял с кнутом в руках разъяренный Иван, грозно потрясая кнутовищем, орал:

- Шарлатан непутевый! До каких же ты пор дрыхнуть будешь! Открой зенки, посмотри, где солнышко-то, где?

На самом деле, солнце уже далеко перевалило за полдень и раскаленным блином висело над холмистой степью. Быки в поисках воды ушли по знакомой тропе к речке, преспокойно залегли в кустах. Туда же упрыгали спутанные кони. Искать их пришлось часа два.

- И колода не вычищена, обормот конопатый! - размахивая кнутом, кричал Иван.

После третьего удара Митька щукой нырнул под низ палатки, выскочив с противоположной стороны наружу, предусмотрительно спрятался за рыдван с сеном. Иван пытался и там достать его длинным кнутом, но это ему не удавалось. Несколько раз они обежали вокруг рыдвана. Митька, прыгая через оглобли, ловко увертывался от кнута. Улучив момент, выхватил из ярма железную занозу, угрожающе крикнул:

- Снесу башку! Кровью умоешься! Не подходи!

- Убью! - со свистом вертя над головой кнутом, ярился Иван.

- Трахну! Вот те бог, трахну! - кричал в ответ Митька, размахивая занозой.

Иван наконец опомнился. Выругавшись, побежал собирать скотину, которая разбрелась в разные стороны.

Митька взял ведро, пошел к роднику, но, пытаясь зачерпнуть, только замутил воду - набрал менее половины, и то с грязью.

Родник перед пахотой прочищали, но он засорился снова. Быки обвалили и растоптали его края. Пришлось опять чистить. Митька сходил на стан, принес лопату и выкидал из родника кучу грязного песка. Подойдя к колоде, он скрутил из клочка сена жгут и стал счищать со дна грязь. Вдруг он заметил какой-то блеснувший предмет... Митька взял его в руку. Это был кусочек необычайно тяжелого металла. Угловатые края его ярко поблескивали, с боков же прилипла рыжеватая плесень. Митька зажал находку в кулаке и, что-то соображая, замер на месте. Потом, наклонившись, свободной рукой захватил горсть песку, поднес его близко к глазам и разжал пальцы...

На грязной, заскорузлой ладони в сером песке лежало несколько одинаковых по форме и цвету комочков, блестевших загадочным колдовским светом, который, казалось, мог свести с ума...

- Золото... Золото, - прошептал Митька осипшим голосом и упал животом на старую, сколоченную из досок колоду, сжимая в руках тяжелые угловатые самородки.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В середине дня Матвей Буянов приехал в станицу Шиханскую. Он приказал кучеру подстегнуть коней и бойко подкатил к дому Петра Лигостаева. Спрыгнув на землю, постучал в некрашеные, с тесовым верхом ворота. В калитке показался высокий, черноусый, горбоносый казак с густыми темными с проседью волосами. Взглянув на Буянова, казак нахмурился, потом вышел из калитки, поклонился и протянул руку.