Моя Теодосия - Ани Сетон

– Добрый день, сэр, – сказала она сухо. – Я приехала только потому, что обещала. Я не могу оставаться с вами ни минуты.

– Но почему? – спросил он огорченно. – Нам есть о чем поговорить, и я… Я привез вам кое-что почитать. Думаю, вам понравится, – добавил он.

Тео молчала, щеки ее горели.

– Все это не разумно, – произнесла она наконец. – Мы даже не знаем, кто мы такие… Я хочу сказать, мы не знаем друг друга.

– Боже правый! – рассмеялся он.

– И только-то? Ну, это поправимо. Я Вашингтон Ирвинг, брат доктора Питера Ирвинга. Живу на Уильям-стрит, занимаюсь правом, но, на мой взгляд, это невероятно скучно. Я люблю читать романы и стихи и мечтать о дальних краях, – он улыбнулся Тео. – И очень люблю говорить о литературе с красивыми молодыми леди. Ну-с, теперь ваш черед, Дульсинея.

Тео, успокоившись, улыбнулась в ответ.

– Я Теодосия Бэрр, дочь Аарона Бэрра.

Он кивнул.

– Я так и подумал. Я слышал, как говорили про вас: образец привлекательности и начитанности. Ну, а теперь, когда формальности выполнены, вы останетесь ненадолго и позволите мне почитать вам?

Она улыбнулась в знак согласия. В конце концов, почему бы и нет? Она уже избавилась от глупого страха. И юноша настоящий джентльмен: доктор Ирвинг был очень хорошо известен в городе. И, потом, он ей нравится, этот юноша. Он не похож ни на кого из тех, кого ей приходилось встречать.

Они уселись на кучу сосновых иголок. Он расстелил свой сюртук так, чтобы можно было прислониться к валуну, обросшему лишайником. В тени сосновых и тополиных крон было прохладно, с реки дул легкий ветерок, поэтому не было обычных в этих местах москитов. Пахло дикой земляникой и хвоей.

Поначалу Тео и Ирвинг сидели молча. Юноша не спешил читать. Их обоих охватило ощущение покоя.

– Сегодня мой день рождения, – объявила Тео наконец.

Ирвинг перестал созерцать неведомые дали и взглянул на нее.

– Неужели? – он сорвал маргаритку и воткнул ей в волосы. – Тогда вот вам букет цветов в честь столь прекрасного дня. Вам шестнадцать?

– Семнадцать, – она покачала головой, почувствовав легкую досаду.

– Тогда мы ровесники, – пробормотал он.

– В самом деле? – она была удивлена. – Я думала, вы старше.

Он пожал худыми плечами.

– Этот разговор никуда не ведет, – сорвав травинку, Ирвинг стал жевать ее.

– Я думала, вы мне почитаете. – Тео была удивлена. Юноша, казалось, погрустнел и отчего-то расстроился.

Он поднес было руку к карману, но уронил ее в траву.

– Да. Глупый рассказ про голландские земли в верхнем течении Гудзона. Я сам его написал, но он плох. Вам будет неинтересно слушать.

– Не будет, – возразила она.

– Пожалуйста, – и невольно протянула к нему руку, которую он взял в свою ладонь. Она с ужасом заметила в его глазах удивление.

Отпустив ее руку, он продолжал говорить, как ни в чем ни бывало.

– Я хотел бы написать для вас стихотворение, Дульсинея, но тут я не силен. Скучная проза удается мне больше. И все же я могу попробовать.

Откинувшись назад и упираясь в землю локтями, он смотрел на нее со смешанным выражением юмора и нежности. И Тео становилось не по себе от этого взгляда.

Маргаритка в твоих волосах,Как звезда в голубых небесах,Освещает мне путь и манит… и манит…

Он усмехнулся.

– Не могу подобрать рифму к «манит», но это не важно, – он вздохнул и вдруг вскочил, наклонившись вперед, и неожиданно громко закричал:

– Смотрите! Видите вон тот бриг?

Она посмотрела в ту сторону, куда указывала его рука, и кивнула, озадаченная.

– Это «Инфанта», – он произнес это слово, как заклинание.

– Она идет из Бостона, это испанский корабль – испанский! – Ирвинг повернулся к ней и сказал: – Больше всего в жизни я хотел бы быть на ее борту. Знаете ли вы, что такое тоска по далеким краям?

Она покачала головой.

– Нет. Да и с какой стати? Вы обеспечены и счастливы, вы женщина! Но я каждую ночь мечтаю о Старом свете! Прямо как лихорадка, Англия, Франция, Испания. Я их увижу когда-нибудь – до того, как умру. И напишу про них, да так, чтобы и другие почувствовали все то очарование, которое знакомо и дорого мне. По крайней мере, я надеюсь, что так будет, – он замолчал.

Но глаза Тео сияли, губы ее шевелились.

– Я уверена, что вы это сделаете.

В эту удивительную минуту она увидела в этом юноше благословенность, услышала в его словах тоску и отзвуки мечты, и как бы очутилась рядом с гением на его звездной одинокой вершине.

Он прикрыл глаза.

– Ты милая, – прошептал он. – Мне кажется, ты и впрямь понимаешь.

Одним стремительным движением он положил голову ей на колени и так зловеще улыбнулся, что Тео вздрогнула.

– Не пугайся так, моя милая малышка Тео – ведь так они тебя называют? Я устал думать, а здесь так мягко. Кажется, вот-вот заснешь.

Сердце Тео билось так сильно, что ей было больно, белая косынка у нее на груди подымалась и опускалась в такт дыханию. Она пыталась обдумать происходящее, но не могла собраться с мыслями. Хотела оттолкнуть его голову, однако руки не повиновались ей. Она дрожала.

– Чего ты испугалась? – спокойно спросил он. – Я ничего тебе не сделаю.

Засмеявшись, он сел, и Тео тут же залила волна облегчения, смешанная, однако, с чувством стыда и досады.

Он обнял ее за плечи.

– Тебя ведь никогда не целовали, Тео? Не такая уж это страшная вещь. Думается мне, что ты не откажешься от поцелуя в свой день рождения.

Он быстро притянул ее к себе и прижался своими губами к ее губам. И сразу же отпустил ее.

– Видишь? Это вовсе не смертельно, не правда ли?

Она вздохнула и неуверенно рассмеялась. Не так уж страшно, нет. Мило, очень мило, но мимолетно… Она ожидала молнии, а увидела лишь пламя свечи, неспособное разбудить то темное нечто, что покоилось в глубине ее души. Что же это было, чего она ожидала? Ей этого было не понять. Но оно миновало ее, оставив только воспоминание о неловкости и неприязни.

Она холодно улыбнулась Вашингтону.

– Я уже должна ехать обратно. Скоро вернется отец. Спасибо вам, добрый сэр, за поцелуй в день рожденья.

Он с хмурым удивлением посмотрел на нее. Она была так хороша с ее бело-розовой кожей, мягкими черными глазами и приветливой улыбкой. Как только он увидел ее этим утром, ему захотелось поцеловать Тео, и, несмотря на то, что она строила из себя скромницу, он почувствовал – ей хотелось того же. Он не был искушен в этой области. И вот он поцеловал ее, вот это свершилось, и теперь она отгородилась холодной и явно наигранной сдержанностью.

– Тео, – спросил он вдруг. – Ты любишь кого-нибудь?

– О, нет, – ответила она просто. – И я никогда не выйду замуж.