Сирены - Джозеф Нокс

ударили крупные капли. Сначала единичные, они становились все тяжелее, стучали все чаще, и вскоре комнату окутала пелена дождя. Я ждал.

— Такой начитанный человек, как вы, скорее всего, помнит, в связи с чем Изабель в последний раз упоминали в новостях.

— Она упала в обморок, — сказал я. — От переутомления.

Росситер не шелохнулся.

— Попытка самоубийства?

Он кивнул.

— Изабель страдает депрессией. В какой-то степени это наследственное, по материнской линии. Попытки самоубийства были и раньше, но такая серьезная — впервые. Много крови, много шума. Разумеется, газетчики пронюхали. Мы скормили им версию переутомления. — Он смотрел куда-то в сторону, видимо заново переживая случившееся. — Я лично встречался с главными редакторами, умолял их.

— Представляю, как это тяжело, — сказал я.

— Правда? — Он посмотрел на меня, переформулировал вопрос: — А знаете, что самое страшное? Страшнее того, что ваша дочь ножом пропорола себе шею?

Я покачал головой.

— Самое страшное — когда дочь возвращается домой из больницы и ненавидит вас за то, что вы спасли ей жизнь. — Он допил коньяк. — Мы с ней тогда поговорили, Уэйтс. Она сказала, что понимает свое состояние, понимает, что ее ждут тяжелые дни. И очень спокойно объяснила, что этот день был не из таких. Она все прекрасно осознавала и не могла простить мне, что я вызвал «скорую».

— Долгой же была та извилистая дорожка, которая привела дочь министра к Зейну Карверу.

— Да, дорожка была и долгой, и извилистой, — кивнул Росситер. — Моя дочь познакомилась с ним через кого-то из друзей. Насколько мне известно, она уже месяц живет в Фэйрвью.

— Месяц?

Он промолчал.

Фэйрвью — так называлась резиденция Карвера. Большой викторианский особняк в южном пригороде, полном молодежи и студентов. Дом Карвера приобрел скандальную известность благодаря вечеринкам, куда стремились попасть все, от университетских сердцеедов до местных знаменитостей.

— Не знаю, что обещал вам Паррс, но мне даны указания не лезть в гущу событий. Я слежу, как передают деньги за товар, выпиваю с дилерами помельче…

— Оно и видно, — сказал он. — Но с сегодняшнего дня ваша задача изменилась. Придется перейти черту. Еще больше запятнать себя. Вступить в контакт с ключевыми фигурами.

— И с вашей дочерью?

— Нет, нельзя, чтобы домой ее вернула полиция. Слишком рискованно.

— При всем уважении, сэр, если газетчики однажды уважили ваши просьбы, то проявят понимание и в этот раз. Да и вообще, что значит скандал по сравнению с тем, что она вернется?

— Скандал? — переспросил Росситер. — Да я, не задумываясь, ушел бы в отставку, если бы это помогло вернуть Изабель.

Я верил ему и пропустил первый тревожный звоночек. Таким тоном говорят о покойниках.

— Не хочу, чтобы из-за меня она наложила на себя руки, — сдержанно сказал он. — Понимаете?

Может быть, если бы я отчетливо видел его лицо, то понял бы, но нас окутывала тьма.

Я пожал плечами.

— Вы молоды. Вот погодите, на все будете готовы ради своих детей.

— И что же я должен сделать ради ваших?

Он помолчал, будто бы тщательно обдумывая ответ.

— Можете подобраться к ней? Проверить, все ли в порядке?

— Я могу ее лично спросить.

— В прямой контакт лучше не вступать.

— Не сказал бы, что вы облегчаете мне задачу, мистер Росситер.

— Я не хочу, чтобы дочь вернули домой насильно. И уж точно не с помощью полиции.

— Она и не поймет, что я полицейский, — возразил я. — Даже ваш особист в коридоре не сразу понял.

Росситер ничего не сказал.

— Послушайте, это опасные люди.

— В какие неприятности они ее втянули? Секс? — Он с запинкой произнес это слово.

— Вряд ли. Карвер считает себя джентльменом. Бизнесменом.

— Это ведь хорошо, да?

— Зависит от того, с какими бизнесменами вы общаетесь. Повторяю, этот человек очень опасен. Девушку с громкой фамилией можно втянуть во многое. В городе есть наркодилеры, которые обошлись бы с ней гораздо хуже. От них она бы быстро вернулась домой залечивать психологические травмы. И думать бы забыла, что вас ненавидит.

Он хотел ответить на мой выпад, но сдержался.

— А что Зейн Карвер?

— Он другой. Скорее всего, знает, кто она. Скорее всего, постарается ей понравиться. Он торгует «восьмеркой»[4] и…

— Восьмеркой?

— Героином, — пояснил я. — Слово звучит вполне невинно, если произнести его на улице или в клубе.

— Это исключено. У Изабель есть проблемы, но она не станет употреблять…

— Поначалу все так думают. Пробуют, а потом втягиваются. Это университетский район. Вот уже несколько лет Карвер снабжает наркотиками молодежные вечеринки. Он знает, что Изабель — ваша дочь?

— Наверное. — Росситер сглотнул. — Хотя обычно она стыдится об этом упоминать.

— А если знает, то играет с огнем. Ему ведь не известно, что вы не отправите за ней полицию.

— Хм… — сказал он, задумчиво крутя на пальце обручальное кольцо.

— Она и раньше сбегала из дома?

— Только в пятизвездочные отели, с моей кредиткой.

— У вас есть ее фотография?

Росситер достал из нагрудного кармана фотокарточку и протянул мне, прикрыв ладонью, будто огонек свечи. Изабель была бледной, симпатичной девушкой с пепельно-русыми волосами и умными голубыми глазами. На фотографии она смотрела чуть выше линзы объектива. Наверное, на того, кто ее фотографировал.

— Послушайте… — Росситер подался вперед. — Простите мою неуместную шутку про то, что вы выпиваете с наркодилерами. Вам сейчас нелегко.

Какое-то время мы сидели в тишине.

— Вам нужна еще какая-нибудь информация? — спросил он.

— Кто познакомил ее с Карвером?

— Боюсь, я ее никогда не видел.

— Ее?

— Его, их, не знаю.

— Может, ваша жена знает?

— Алекса — больной человек. Не надо ее тревожить.

— Ясно. Почему же вы решили действовать именно сейчас?

Он изогнул бровь.

— Изабель отсутствует уже месяц.

— Верно подмечено. — На его скулах заиграли желваки. — Должен признаться, что я сейчас нахожусь между двух огней, Уэйтс. Алекса тоже страдает депрессией. Уже какое-то время между нами… все сложно. Изабель пропала в разгар наших семейных неурядиц.

— Как мне с вами связаться?

Он протянул мне визитку с рельефной печатью. Я провел пальцами по выпуклым буквам.

— Звоните по этому номеру в любое время дня и ночи.

— Спасибо за коньяк. Буду держать вас в курсе.

Когда я уходил, он все так же сидел на диване — усталый и поникший.

5

«Рубик» был одним из тех огромных заведений, которые к вечеру превращаются в ночные клубы. На пике своей популярности он не уступал «Гасиенде»[5]. В «Рубике» давали концерты лучшие постпанк-группы. Но те времена давно прошли. Он располагался близ Динсгейт-Локс, у канала, пересекающего весь город. Собственно пивной зал освещала лишь красноватая подсветка, прямой свет не попадал сюда даже днем.