Моя любовь – в ваш почтовый ящик… - Фаина Раневская

А в конце концов наступило неизбежное. И ветры безжалостного времени просто начисто выдули из потенциального «героя» все его геройство. «Сегодня встретила „первую любовь“. Шамкает вставными челюстями, а какая это была прелесть. Мы оба стеснялись нашей старости», – напишет Раневская, и даже читателю станет неловко (и даже больно) от живописуемой в горьких строках ситуации…

Когда выдается классическое повествование о славном жизненном пути заслуженного «имярек», принято начинать с формальной биографии. Ну, традиция такая, что поделаешь? Может, психоаналитикам такой подход и кажется необходимым?… Возможно, и биографам-любителям из библиотечных коллекторов, такой удобный штамп тоже на руку.

Хотя трудно представить, что именно детские переживания и всякого рода комплексы так уж непререкаемо, железобетонно довлеют над всей будущей жизнью. Как вариант – могут определять отдельные моменты, добавлять некоторые оттенки в пеструю жизненную палитру, оттенять обертонами насыщенную симфонию судьбы.

Но густо закрашивать грядущее какой-либо одной доминантной краской? Едва ли… И все же, пусть и с некоторым опозданием, но последуем выверенному рецепту, рассмотрев сухую биографическую хронику.

Известная актриса театра и кино, автор популярных афоризмов и мемуаров Фаина Георгиевна Раневская родилась в провинциальном Таганроге в позапрошлом веке (1896 год). При рождении имела совсем другое «ФИО»: Фанни Гиршевна Фельдман. С началом актерской карьеры сменила «сразу все» на более привычное для слуха. Почему? Вопрос риторический.

Тут разве что к месту привести пример ее коллеги по комическому жанру – актера Семена Фарады. Тот в метрике изначально записывался как «Семен Львович Фердман». Ну, а дальше сухая цитата из вездесущей «Википедии»: «В 1971 году в титрах фильма „Вперед, гвардейцы!“, где Семен сыграл роль пионервожатого, решено было поменять „неблагозвучную“, по мнению руководства картины, фамилию „Фердман“ на псевдоним „Фарада“. Позже он официально сменил свою настоящую фамилию в гражданском паспорте и в других личных документах на фамилию Фарада».

Можно долго обсуждать, что же есть такое это «благозвучие – неблагозвучие», но факт остается фактом: многие деятели искусства обрели прописку в анналах истории исключительно под литературными или артистическими псевдонимами, заменившими реальные родовые фамилии.

Дальше снова википедийная цитата: «На момент рождения Фаины ее отец, почетный член Ведомства учреждений Императрицы Марии, был владельцем фабрики сухих и масляных красок, нескольких домов, магазина строительных материалов и парохода „Святой Николай“». Можно добавить: «купец Первой гильдии, крупный мануфактурщик, староста Таганрогской хоральной синагоги, основатель приюта для престарелых евреев…» и прочая, и прочая, и прочая…

Собственно, о детстве особо и нечего рассказать. Разве что отдельные воспоминания Раневской, как ранние судьбоносные всполохи, что в будущем будут влиять на ее жизненный путь: «Актрисой себя почувствовала в пятилетнем возрасте. Умер маленький братик, я жалела его, день плакала. И все-таки отодвинула занавеску на зеркале – посмотреть, какая я в слезах». Или еще такое: «Играть, представлять кого-либо из людей, мне знакомых, я стала лет с пяти и часто бывала наказана за эти показы…»

Деньги в семье есть, потому – хорошее домашнее воспитание: приходящие учителя обучали музыке, пению, иностранным языкам. Когда Фае исполнилось четырнадцать лет, она начала заниматься в частной театральной студии Говберга, играть в любительских спектаклях. Тогда ее родные воспринимали театральные увлечения дочери как безобидные, подростковые. Но увлечение переросло в страсть. Девочка всерьез захотела посвятить себя театру.

А ведь состоятельная семья, уважаемый отец… То, что дочь стала грезить о сценической карьере, явно не одобрялось. Как справедливо отмечают многие исследователи: во времена имперского величия дореволюционной России профессия «актриски» считалась лишь чуть-чуть поприличнее, чем куртизанки в борделе.

В возрасте девятнадцати лет Фая Фельдман уехала в Москву, практически порывая отношения с семьей. Мать будущей Великой Актрисы еще какое-то время, до эмиграции в Прагу из охваченной революционными беспорядками России, в тайне от мужа помогала дочери денежными переводами. Впрочем, недолго.

Бедствующая в постреволюционной Москве Раневская попробовала попросить помощи у одного из приятелей своего отца. Тот ответил весьма изысканно, чтобы не обижать юное творческое дарование: «…дать дочери Фельдмана мало – я не могу. А много – у меня уже нет…» Так что апеллировать к достатку семьи не получалось. Приходилось надеяться только на себя. Благо, что Москва принесла не только финансовые стеснения, но и порадовала новыми знакомствами: с Мариной Цветаевой, Осипом Мандельштамом, Владимиром Маяковским, Василием Качаловым.

Забегая вперед хочется сказать, что чуть позднее состоялось и судьбоносное знакомство с Анной Ахматовой (трепетную дружбу с которой Раневская пронесла через всю жизнь): «Любила, восхищаюсь Ахматовой. Стихи ее смолоду вошли в состав моей крови».

Но вот только на театральном поприще как-то все не заладилось. В 1915 году юная Фаина выступала в подмосковной Малаховке, в местном «Дачном театре». Играла всего одну маленькую роль, да и то без слов, – артистки цирка Брике, в пьесе Леонида Андреева «Тот, кто получает пощечины». Успеха тогда ни она, ни труппа, ни сам спектакль особого не имели. Мечта о сцене упорно отказывалась воплощаться.

А ведь вокруг столица со всеми ее соблазнами. Может, уйти в завсегдатаи богемных сборищ, стать статистом-наблюдателем Серебряного века русской литературы? А потом найти в литературных салонах удобного мужа да и засесть в Москве-матушке навсегда? А там, глядишь, и ангажементом помогут молодой замужней даме, если не станет проявлять излишних комплексов?

Возможно, подавляющее большинство «подающих артистические надежды» молодых девушек-провинциалок так бы и сделало. Но только не Раневская!

Главное – играть! И, распрощавшись на длительное время со звездными знакомствами, Раневская отправляется на задворки бывшей Империи – играть, играть!

Дальше в течении пятнадцати лет – работа в самых разных местных драматических театрах: Керчь, Феодосия, Ростов-на-Дону, Баку, Архангельск, Смоленск, Сталинград… а еще, до кучи, Передвижной «Первый советский театр» (этот так вообще везде колесил).

Но мечта о Москве не забыта. В 1924 году Фаина Раневская даже ненадолго возвращается в объятия столичной богемы, некоторое время пытается играть в труппе Театра московского отдела народного образования. Но тогда что-то не срослось! Пришлось снова на время отступить в привычную провинцию. Чтобы уже через несколько лет, в 1931-м, прочно обосноваться на столичном театральном Олимпе. Впереди будут престижные сценические площадки: Камерный театр, Центральный театр Красной Армии, Театр драмы (ныне им. Маяковского), Театр им. А. С. Пушкина… и Театр им. Моссовета, в котором она проработала в общей сложности свыше четверти века.

То, что в жизни Раневской большое место занимали музыка и литература, можно даже особо не подчеркивать. Во-первых, в детстве – при домашнем-то воспитании! – она серьезно обучалась музыке, пению, литературе. Во-вторых, профессия актрисы вроде сама собой обязывает (точнее раньше, в недалеком совсем прошлом, обязывала!) быть искушенной в этих вопросах. Ну, и в-третьих, Раневская считала музыку и литературу светлыми лучиками в темном царстве «сознательных строителей коммунизма».

Интересны ранние воспоминания Раневской о встречах со Скрябиным: «Лицо его было обычным, заурядным, пока он не стал играть. И тогда я услыхала и увидела перед собой гения. Наверное, его концерт втянул, втолкнул мою душу в музыку. И стала она страстью моей долгой жизни».

Еще одна «страсть долгой жизни» – высокая литература: Лев Толстой, Анна Ахматова, Пушкин, Чехов (именно о них она будет «с придыханием» писать в своих дневниках).

Особая связь с Чеховым. Не только сам звучный псевдоним «Раневская» взят по фамилии одной из чеховских героинь. С Антоном Павловичем связаны и яркие детские воспоминания: «Говорят, любовь приходит с молоком матери. У меня пришла со „слезами матери“. Мне четко видится мать, обычно тихая, сдержанная, – она громко плачет. Бегу к ней в комнату, она уронила голову на подушку: плачет в страшном горе. Я пугаюсь и тоже плачу. На коленях матери – газета: „…вчера скончался А. П. Чехов“». Подобное «явление любви» через слезы, возможно, многое объясняет в мироощущении Великой актрисы. Ведь Чехова можно воспринимать не просто как признанного мастера прозы, но и как создателя особого паттерна человеческого существования.