Влюбись в меня себе назло (СИ) - Медведева Татьяна Леонидовна Стелванда

Больше всего поражают её огромные сияющие бархатисто-карие глаза. Если мой отец, мачеха и её матушка, проживающая вместе с ними, в кофейной глубине очей своей ненаглядной Анжелочки видят ангельскую кротость, душевность и любовь, то я всего этого не заметила в свои прошлые приезды в Москву. Увидела лишь раздражение и презрение к себе.

Со мной она вела себя как с надоевшей приживалкой. Орала, когда никто не видел, оскорбляла по-всякому и придиралась по мелочам. Как-то раз оставила меня, восьмилетнюю, в незнакомом районе Москвы, а родителям наврала, что я якобы сбежала.

Обычно наши московские встречи с отцом длились две-три недели. А тут вдруг вздумал папенька забрать меня на весь учебный год, наверное, хотел заменить мной свою падчерицу. Прилетел на Дальний Восток и заявил, что пришла пора мне учиться по-настоящему, а не шаляй-валяй в захудалом городишке.

Сумел как-то убедить мою доверчивую матушку, что в столице для учёбы больше возможностей, ведь надо уже думать о поступлении в вуз. Отчима в это время не было в Тихинске, поскольку находился в командировке в краевом центре, а то бы никому не удалось так легко меня увезти надолго. По его мнению, и в глубинке можно получить хорошее образование, если не лениться.

Вообще-то, я должна быть отчасти благодарна Москве. Она научила меня защищать себя, не теряться в непредвиденных ситуациях, не впадать в ступор и не краснеть, как рак в кипятке, столкнувшись с чьей-либо насмешкой или издёвкой, а быстренько находить нужные словечки, чтобы ответить и шутливо, и метко, и иронично, а иногда и ехидно.

К оттачиванию остроумия сначала меня подтолкнула моя "ангельская" сестричка, а уж частная школа, можно так сказать, прямо разожгла во мне пламенное желание изучать искусство вести словесные баталии.

Решила ещё перед первым сентябрём, никому не дам себя в обиду, лучше стану занозой, но не тряпицей, в которую сморкаются холёные мажорики. А в том, что в частной школе учатся одни богатенькие буратины, которые будут демонстрировать родительский достаток, почему-то не сомневалась.

Так и оказалось: ребята попались с гонором. Не скажу, что они принялись сразу открыто издеваться надо мной. Вели себя сдержанно и даже вежливо. Педагоги также были учтивы, хотя некоторые, когда я затруднялась с ответом на уроке, снисходительно восклицали: "Конечно, вы в школе этого не изучали! Даже в московских муниципальных этого не проходят. А уж в далёкой провинции подавно!"

Если честно, никого в моём новом классе (кстати, вместе со мной в нём оказалось всего пятнадцать учеников) нельзя было назвать задирой. В старом же каждого второго мальчишку можно так окрестить. Но всё равно там мне было комфортно и привычно: я в нём как рыба в океане.

А тут чувствовала себя чужой. Ко мне относились с высокомерным пренебрежением, как к недалёкой особе, недостойной внимания. Хмыкали и ухмылялись по-снобски, хихикали над моими попытками подружиться, бросали в мой адрес колкие и насмешливые словечки.

И тогда я решила изменить своё поведение. Отлично, пусть будет полный улёт. Если они стремятся сделать меня изгоем, я буду им, но отщепенцем очень неудобным для них, об которого они зубки сломают. Как говорится, спасение утопающих - дело рук самих утопающих.

И я стала демонстрировать своё равнодушие к ним. Отвечала сквозь зубы, если ко мне обращались с издёвкой. На брошенные обидные фразы и взгляды отзывалась не менее оскорбительными выпадами. В общем, я училась острить и давать сдачи.

Иногда мне это удавалось очень легко и удачно, иногда - не очень, сама оказывалась, как говорится, в луже, опростоволосивалась. Но меня уже понесло. Стала много читать, ежедневно учила уроки. Выписала по интернету книгу Матиаса Нельке "Находчивость. Искусство отражать удар" и другое подобное чтиво. Из книги поняла, что обидчика нужно ошеломить своей непредсказуемой реакцией, только тогда он отцепится.

Мне даже повезло обнаружить в сетях вечерний клуб юных острословов, где развивают технику речи, учат приёмам острословия и проводят разные тренинги, связанные с художественными средствами нашего языка. Я записалась в него, он оказался платным, отец против клуба не возражал, даже был несказанно рад.

- Это зов крови, - довольно заявил, выделяя мне деньги. - У тебя в роду с моей стороны все журналисты - и я, и бабушка, и дедушка, и прадед. Вот почему ты тянешься к нашему делу, хочешь постичь его до тонкостей!

В клубе собрались мировые ребята из разных школ, руководитель - непризнанный юморист, бывший кавээнщик и знаток русской речи, шуток и приколов. Я там нашла себе подружку по душе, которая, кроме острословия, увлекалась еще аниме - японскими мультфильмами - и экспериментированием своей внешности.

Мира считала, что нужно постоянно выделяться из толпы и показывать свою индивидуальность. То и дело меняла цвет волос и всегда на необычный, то фиолетовый, то красный, то синий, иной раз в несколько цветов. У нее была целая коллекция мелков и красок, которые легко смывались.

Одевалась, на мой взгляд, тоже нелепо и чудовищно. Надевала зелёное платье с оранжевыми брюками или узкую малиновую мини-юбку с жёлтыми лосинами и футболкой с ужасным рисунком вроде черепа.

Она и меня пыталась уговорить изменить свой стиль, чтобы стать более заметной. Но я не поддалась. Мне нравилась моя внешность. К тому же после того, как я стала в классе обороняться остроумными ответами, презрительность во взглядах моих одноклассников исчезла, появилось даже уважение.

Они наконец-то поняли, что поиздеваться и зло пошутить я и сама мастер, так что спуску не дам. И не было смысла выделяться за счёт смены цвета волос и вульгарной одежды.

Между тем с началом летних каникул, перед самым приездом сводной сестры из Англии, я решила выпендриться, а может, просто позлить всю семейку, с нетерпением ожидающую "любимого беспорочного ангела". Посыпала макушку головы красной и зелёной сухой смываемой краской, купленной в мае на индийском празднике Холи или по-русски фестивале красок. А перед этим обрезала свои густые средней каштановости волосы до плеч, тем самым ликвидировала выпестованную мамой с большой любовью косу ниже пояса, и купила лосины и футболку из Мириного репертуара.

Но я никак не ожидала, что в это же время прилетит в Москву отчим по каким-то своим делам. Как только он увидел меня, красно-зелёную, с лохмами в разные стороны, в обтягивающих фиолетовых лосинах и короткой футболке до пупка, с вульгарным могильным рисунком на груди, просто обомлел. Опомнившись, стал ругаться и обвинять отца в моей распущенности.

В итоге, отчим забрал меня в Тихинск и приказал строго-настрого забыть о столичном образовании навеки, заявив, что я должна в будущем выбрать вуз поближе к дому. Потому что столица противопоказана моей увлекающейся натуре. Тем более, что там нет надлежащего присмотра. А я и рада была. К Москве я не прикипела душой.

Мой родной отец не сумел меня отстоять. Он всегда терялся перед упорной силой второго мужа мамы. В результате после этого я уже не бывала в Москве.

Впрочем, такая постановка меня совсем не расстраивала. По ватсапу я общалась с отцом раз или два в месяц, с Мирой почти каждую неделю обменивались эсэмэсками, фотографиями и видео. Мне этого хватало.

Не знаю, чем бы завершился наш с мамой разговор, если бы домой не пришёл Никита, мой сводный брат, и не отвлёк её внимание на себя. Почувствовав наше боевое настроение, он использовал против мамы самое испытанное оружие: заявил, что страшно проголодался. Мама тут же принялась накрывать на стол, она патологически не выносила, когда её домочадцы голодали. Никита - сын моего отчима. Но не мамы, рождён другой женщиной.

Глава III

В моих родственных связях, точнее семейных, можно запутаться. Я и сама лет до шести, например, думала, что отчим - мой родной папа, а тот дядя, что живёт в Москве и шлёт мне подарки к дню рождения и Новому году, наш родственник.