Суперзвезда - Виктория Готти

Челси обижало, что люди думали о ней и маме как о нуждающихся, но она знала, что это правда.

Мария Хаттон работала домработницей у одинокого джентльмена мистера Патрика. Большинство домработниц с детьми жили у своих хозяев в бунгало или в отдельных комнатах, но мама считала, что только мексиканцы и чернокожие могут опуститься до того, чтобы жить в доме хозяев. Поэтому она снимала маленькую квартирку, с тараканами и сгнившим водопроводом; замок парадной здесь вечно был сломан, и Челси боялась выходить на улицу не только по вечерам, но и днем.

Мать часто брала ее с собой в дом господина Патрика, когда ходила туда мыть туалет и полы, выгребать золу из камина, стоя на коленях на каменном полу. Дом господина Патрика находился в дальнем углу Беверли-Хиллз и не был очень большим. Поэтому Челси знала, что и сам он тоже не был большой знаменитостью, как другие, кого она видела в глянцевых журналах, которые всегда читала их соседка миссис Гонзалес.

Он был совсем незнаменитым — не таким, какой собиралась стать она.

Радостное возбуждение подступало к самому горлу, Челси закрывала глаза и представляла, как сильно изменится ее жизнь. Когда ей исполнится пятнадцать, у нее будет агент, как у старшей сестры Анжелы Клементи. Остальное будет подобно сладкому сну. Она мечтала стать актрисой, любила играть и легко могла перевоплощаться. Не это ли делают все актрисы? Скоро она распрощается с дешевыми магазинами, с жалкими платьями от Армии спасения, которые она вынуждена носить. Ее будут узнавать везде, у нее будет особняк посередине Беверли-Хиллз и круглосуточная прислуга в доме. А еще будет дворецкий и шофер.

Потом хорошее настроение проходило, и Челси вспоминала, что отец Анжелы Клементи был служащим на киностудии, а у Челси отца вообще не было. Голоса просыпались и звучали до тех пор, пока она не ослабевала настолько, что не могла встать с постели, и тогда приходила в дикую ярость, и все заканчивалось истерикой и воплями. Вот почему она залепила Анжеле Клементи прямо в глаз. Она не могла удержаться. Почему у этих было все, а у них с мамой ничего?

Отец Том взмахнул длинными тонкими пальцами над головой Челси, осенив ее крестным знамением.

— Боже милостивый, благослови сие дитя, ее мать, их дом, храни их от…

«Какая зануда». — Страшный внутренний голос опять овладел Челси, и она знала, что скоро начнется истерика.

«Какой еще дом? Эта дыра не имеет ничего общего с настоящим уютным домом, жалкая дыра!»

— Все зло, что окружает…

«Какое зло? Неужели правда — привидения есть? И демоны есть? Мама, неужели дьявол действительно живет во мне?»

— Избави нас от…

«Избавь нас от чего? Голода? Холода в неотапливаемом доме?»

— Отдают себя в руки Твои, готовые любить и почитать…

«Мама, почему бы не любить и почитать мужчину? Столько лет прошло с тех пор, как ты просто разговаривала с мужчиной, не пора ли начать снова?»

— Аминь.

«Или, может быть, ты любишь только меня?»

Когда молитва закончилась, Челси откинулась на подушку и закрыла глаза. В ее голове копошились мысли, каждая из которых все ближе подталкивала ее к истерике.

Почему у них нет денег?

Почему мама не может устроиться на настоящую работу, как другие женщины в их доме, те, что сидят по вечерам на крыльце, развлекаясь кофе и сплетнями? Ей хотелось, чтобы ее мама наряжалась и куда-нибудь ходила субботними вечерами, как другие. Куда подевался папа? Кто ее отец?

Челси знала ответ. Она была незаконнорожденной. Мама никогда не скажет, кто был ее отец. Если верить сплетням, он не был одним из тех четверых, с которыми она тогда встречалась.

В свои лучшие дни Мария Хаттон была, что называется, тусовщица, иногда подрабатывающая в массовке малобюджетных фильмов. Челси получилась случайно, но это стало очень тяжелым уроком. Именно тогда Мария пришла к Богу — чтобы очистить душу и вымолить прощение.

Челси старалась быть хорошей девочкой, пыталась поверить в этого Бога, соблюдать те же ритуалы, что и мама. Но на словах все гораздо проще, чем на деле, особенно когда становилось так страшно при виде отца Тома. Для Челси было все труднее ходить с матерью в церковь по воскресеньям, каждый вечер в тесной спальне читать молитвы. Челси сомневалась, что ее душа когда-нибудь очистится. Открыв глаза, она встретилась с взглядом Марии.

— Мама, я молюсь, чтобы у нас появились деньги. Много денег, чтобы мы могли…

— Замолчи, Челси, — резко прервала ее Мария. — Никогда не проси Всевышнего о материальных вещах. — Она замолчала и медленно встала.

— Но мама, я хочу…

— Нельзя молиться Богу лишь тогда, когда тебе что-то нужно, Челси. Тебе необходима Его помощь.

— Да пошел он, ваш Бог! Да пошла ты! — взвизгнула Челси. Ее черные как ночь глаза засверкали, гнев с дикой силой сдавил все внутри.

Мария ударила рукой по железной тумбочке у кровати так сильно, что едва не перевернула ее.

— Неужели ты не понимаешь, Челси? Ты должна молиться о том, чтобы одолеть болезнь.

Челси замерла. Она чувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Сердце бешено колотилось, и мгновение она боялась пошевелиться. Разум подсказывал ей замолчать, послушно кивнуть и покорно извиниться, но сердце призывало к другому.

Только ее сердце знало, о чем молилась Челси Хаттон. Она верила, что однажды Бог услышит ее молитвы. А когда он откликнется на них, она покинет дом без оглядки.

Но этот день пока не настал. Челси почувствовала пронизывающую боль в сердце. Кожа похолодела и стала влажной. Она попыталась выровнить дыхание: вдох, выдох — медленно, ровно. И тут она потеряла сознание.

Когда подоспела медсестра, Челси уже пришла в себя. Сонливая и вялая, она все равно казалась внутренне напряженной. Ассистент врача отметил ровный пульс и дыхание.

Ей предстояла серьезная операция. В тот момент она поняла, что Господь ее наказал. Возможно, она умирала, как и предсказывала мать. Она надеялась, что Бог не заметит ее страха.

«Доктор Гаррон, вас вызывают в операционную номер три, будьте готовы. Доктор Гаррон, вас вызывают в операционную номер три, будьте готовы…»

В операционной собралась профессиональная команда: три медсестры, два местных кардиолога и анестезиолог, а также доктор Фил Гаррон, известный детский хирург-кардиолог. О его бескорыстном отношении к детям из бедных семей, нуждающимся в операции на сердце, знали все.

Грудная клетка была уже вскрыта. Хирург ввел металлический расширитель, развел ребра. Затем он вскрыл перикард, обнажив пораженное сердце ребенка.

— Вот, проблема здесь. — Он многозначительно посмотрел на каждого из стоящих у операционного стола, убедился, что все они внимательно следят за его действиями, и тогда кончиком зонда очертил контур расширенного желудочка.

Доктор Гаррон отвел взгляд в сторону, чтобы сконцентрироваться. Когда он поднял голову, в его глазах промелькнула неуверенность. Попадая к Филу Гаррону, маленькие пациенты всегда находились между жизнью и смертью. Его гениальные руки могли бы творить музыку или создавать божественные скульптуры из камня, но он посвятил себя медицине. Обычно Гаррон был уверен в своих силах, но у этой маленькой девочки шансов на спасение было мало. Плохое питание, нищета — дети расплачивались за это своим здоровьем. И все же он должен был попытаться.

— Ну что ж, приступим…

Пройдя через комнату ожиданий, врач подошел к матери. Он старался не смотреть в глаза, когда говорил ей о том, что произошло в операционной. Когда-то она была красавицей, подумал он, но одинокая жизнь и маленький больной ребенок изувечили ее лицо. Одежда на ней была старая, выцветшее темно-синее платье с обтрепанным, пожелтевшим воротничком, конечно же, куплено у старьевщика. В шкафчике Гаррона висела пара темным брюк от «Брукс бразерс» и кашемировый свитер в тон к ним. Ему стало стыдно, что он имеет так много в этой жизни.

— Почему вы отводите глаза? — напрямую спросила Мария Хаттон. — Она жива?

Хирург посмотрел на нее. Зеленая хирургическая маска все еще висела на шее.

— Ваша дочь — настоящий боец. У нее все получится.

Когда он достал очки из кармана халата, лоб его покрылся морщинами. Он изучил каждую страницу отчета, представленного медсестрой, внимательно вчитываясь в медицинские термины, сделал небольшую паузу и вернулся к началу. Здесь было что-то необычное, показалось ему. Гаррон пытливо искал. Наконец он повернулся к Марии.

— Миссис Хаттон, вы сказали, что у вашей дочери группа крови третья, резус положительный. — Теперь морщины появились в уголках его глаз.

— Да, верно.

Доктор Гаррон покачал головой.

— Вполне понятно, что вы сделали такую ошибку, если учесть тяжесть потрясения, которое вы пережили.