Валентин Вайгель. Избранные произведения - Вайгель Валентин

В Лейпцигском университете Вайгель получил в 1558 году степень бакалавра, а в 1559 - магистра. Его бакалаврская и магистерская диссертации посвящены вопросам астрономии и космологии; в частности, в магистерской диссертации обсуждается вопрос, было ли солнечное затмение при распятии Господа Иисуса Христа естественным или сверхприродным явлением; диссертант доказывал первое. В 1563 году Вайгель поступил в Виттенбергский университет, чтобы получить теологическое образование; 2 июля 1564 года им подписан так называемый Реверс[10] (второй сохранившийся автограф Вайгеля) - он становится стипендиатом курфюрста Августа и обязуется тщательно обучаться теологии, а после окончания университета принять рукоположение и занять пасторское место, какое ему будет предоставлено курфюрстом.

Виттенбергским университетом в те годы руководил ученик и преемник умершего в 1560 году Меланхтона Пауль Эбер (1511 - 1569), богослов и замечательный поэт; его духовные песнопения и до нынешнего дня звучат за богослужениями Лютеранской Церкви. Выше уже упоминалось, что Вайгель почитал Эбера как своего второго отца. Никаких документальных подробностей об учёбе Вайгеля в Виттенберге не сохранилось; несомненно, однако, что он проникся духом Филиппа Меланхтона, отличавшеготогда Виттенбергский университет. Это дух миротворчества и терпимости (насколько это было возможно в той церковно-исторической ситуации), достаточная широта мысли, и главное для Вайгеля - стремление к живому благочестию и духовному, не формальному пониманию Церкви[11] [12]. Интересно, что впоследствии, в поздний период своего творчества, Вайгель опровергал, порицал и ругал Меланхтона; но влияние этого великого реформатора-гуманиста на Вайгеля тем не менее оказалось глубоким и неизгладимым.

16 ноября 1567 года Валентин Вайгель получил пасторскую ординацию (рукоположение) от своего учителя Пауля Эбера и был назначен курфюрстом Августом настоятелем церкви св. Мартина - главного храма города Цшопау, находящегося недалеко от Кемница в Рудных горах. Окружавшие Цшопау прекрасные леса были местом княжеской охоты, в городе проживал главный егермейстер курфюрста Корнелиус фон Рюкслебен со своим семейством, часто город посещал сам Август со свитою - так что это было достаточно почётное назначение. В 1568 году Вайгель сочетался браком с Катариной Бойхе, дочерью гроссенхайнского пастора Бальтазара Бойхе. В этом браке у Вайгеля родились трое детей: дочь Теодора (1569) и сыновья Нафанаил (1571) и Христиан (1573).

С самого начала своего служения Вайгель показал себя добрым и ревностным пастырем. Так, уже в 1568 году он ввёл специальный сбор пожертвований на бедных и всячески заботился о слабых и неимущих людях. Вайгель проводил очень скромную и нестяжательную жизнь. Он отказывался брать плату за требы, и прихожане втайне от него давали эти деньги его супруге в сенях, чтобы сам пастор этого не видел11. Избегал он и посещения всяких празднеств и застолий, на которые его приглашала съезжавшаяся на охоту саксонская аристократия. Паства очень любила его. В 1772 году, когда содержание его проповедей стало вызывать нарекания «от внешних», городской совет и церковная община писали суперинтенданту в Кемниц письма в защиту своего пастора, и в дальнейшем все официальные отзывы о Вайгеле были исключительно положительными. Он был на хорошем счету у начальства и даже назначался визитировать (инспектировать) окрестные приходы... Так, внешне в мире и спокойствии, стяжавший любовь и уважение своих прихожан, прослужил Валентин Вайгель на одном месте 21 год. 10 июня 1588 года, в возрасте 55 лет, он скончался и был похоронен там, где и служил, в городской церкви Цшопау. Благодарная память о нём сохранялась в общине ещё многие десятилетия[13].

Через пятнадцать лет после его смерти, в начале 1600-х годов, в Галле одна за другой стали выходить из печати книги Вайгеля, которые произвели эффект разорвавшейся бомбы. Оказывается, скромный, любимый народом и одобряемый начальством пастор всю жизнь писал «в стол» богословские и натурфилософские трактаты, сила воздействия которых была ошеломительна. В них отстаивались иные, противоречащие официальным, принципы духовной жизни, ниспровергалось церковное учение и устроение, осуждалось стремление Церкви искать защиты у мирских властей, порицалось всякое насилие, отвергались войны, и проч., ипроч. Идеи Вайгеля увлекли многих, так что возникло целое движение его последователей; официальная же Церковь объявило «вайгелианство» - как мы уже говорили вначале - лютой ересью. Приверженцы Вайгеля жестоко преследовались, подвергались гонениям и даже казням; его книги изымались и сжигались.

Что же в Вайгеле так возмутило ортодоксальное лютеранское сообщество? Для понимания этого обратимся к рассмотрению его творчества.

* * *

С начала 1570 годов Вайгель начинает писать. Его первые произведения посвящены следующей теме: как сочетать догматическое учение лютеранства с внутренней жизнью во Христе? Дело в том, что в лютеранстве образовалась некая «лакуна». Лютер как бы «разбил» духовную жизнь человека на две части. Вторая часть - получение оправдания верой, и, вследствие этого, творение добрых дел, не по принуждению, но как свидетельство, выявление и действие веры; при этом под добрыми делами Лютер понимал не внешнее церковное благочестие, а непрестанное внутреннее славословие Бога и служение ближнему по заповедям Господним.

Первая же часть по «схеме» Лютера такова: человек, не возрождённый через веру, состоит под Законом: он пытается исполнять заповеди Божии, у него ничего не получается, он доходит до отчаяния в самом себе («verzagen»), из этого отчаяния восходит к sola fide - и далее уже эта обретённая вера оправдывает его, то есть изымает человека из-под обличающего и карающего Закона и переводит его в область Евангелия, благодати.

Этот процесс понимается как некое «объективное», то есть внешнее по отношению к человеку явление. Лютеранская догматика провозглашает, что человек simul iustus et peccator - одновременно и грешник, природа которого всецело повреждена первородным грехом, и праведник, потому что Бог в силу заслуг Христа, Посредника, Примирителя и Искупителя, «объявил» человека «не-грешником», вменил ему совершённое Христом дело спасения. Вследствие этого Бог уже не засчитывает грех человеку, Он считает его праведником - при условии, что человек верует в то, что ему вменено искупление Христово.

Но если обретение веры есть только лишь восприятие того, что вменено нам совне, если Бог «засчитывает» оправдание человеку без каких бы то ни было его заслуг и дел, в число которых включается и духовное делание, то внутренняя жизнь во Христе делается ненужной - в то время как духовная составляющая человека никуда не девается, она требует своего, и сама вера должна проистекать изнутри, из самых глубин сердца... Это и есть лютеранская «лакуна».

Одним из первых, ясно увидевших эту проблему и пытающихся её решить, был именно Валентин Вайгель; затем, не без его влияния, уже в начале XVII века Иоганн Арндт своей великой книгой, оказавшей огромное влияние на весь христианский мир, «Об истинном христианстве», поставил точку в этом вопросе, «закрепив», так сказать, в лютеранстве права всестороннего деятельного благочестия - внутренней жизни человека во Христе, покаяния, молитвы, борьбы с грехом в самом себе и проч. Первопроходцем же здесь, повторим, был Вайгель: он объединил лютеранское догматическое учение с традиционной немецкой мистикой.

* * *

Так как термин «мистика» в русском церковном языке понимается иначе, чем в традиции Западной Церкви, то нужно сказать об этом несколько слов. В русской духовной литературе, начиная со второй половины XIX века, данное понятие имеет скорее негативный характер: «мистикой» считается нецерковный, ложный, оккультный духовный опыт, и это отношение переносится на всю западную церковную мистику. На наш взгляд, такое отношение является результатом незнания христианской традиции Запада. Даже столь всесторонне образованный человек, как святитель Феофан Затворник, порицая западную мистику в своей книге «Письма о духовной жизни», определяет её как визионерство, страсть к откровениям и т. п., в качестве её представителей называя имена Бёме и Сведенборга, а также Терезы Авильской[14]. Но Бёме и Сведенборг - вовсе не мистики, а теософы[15]; также и крайности женского католического мистицизма вовсе не определяют лицо всей западной духовности. Приходится констатировать, что св. Феофан не был в должной мере знаком с традицией настоящей западной мистики; если бы он читал творения Иоганна Таулера, многих пиетистов, Терстегена и др., то он, будучи образцом научной добросовестности, составил бы о ней иное представление, и не причислил бы к мистикам нецерковных Бёме и Сведенборга.