В пещерах мурозавра - Наталья Суханова

— Он вообще был необычный мальчик — это было и в его внешности, — сказала Бабоныко.

— Ну, а не было ли на нем чего-нибудь воинственного?

— У Фимы? Воинственного? Он же не какой-нибудь хулиган! Нет-нет, у него не было ни камней, ни этой, как ее, шпаргалки… ну, из которой в птиц стреляют…

— Рогатки?

— Я и говорю: рогатки. Нет-нет, ничего такого.

— Но я имею в виду не столь примитивную воинственность. Вы бы не заметили, например, если бы у него были латы, шпага, пистолет или что-нибудь в этом роде?

— Пистолет? Но его ведь держат в… в конуре.

— Вы хотите сказать, в кобуре?

— Совершенно верно, я, по-моему, так и сказала.

— Кобуру бы вы заметили?

— Безусловно!

— А патронташ? — решился-таки на очень прямой вопрос Людвиг Иванович.

— О, да! Как революционный матрос… с этими ленточками на берете, в брюках клеш и в… бушмене, булате… совершенно верно, и бушлате. Да, вы знаете, в свое время, будучи немного моложе, я ведь участвовала в киносъемках, представьте себе! Я должна была изображать совершенно простую девушку. Но подумайте — рэжиссор сразу заметил, что я не того уровня. Он предложил меня перевести в дворянки. Я полагаю, у рэжиссоров глаз острый, как у расследователя.

Людвиг Иванович уже очень утомился. Да и по Матильде Васильевне, по тому, как все чаще путала она слова, видно было, что она тоже утомлена… Тем не менее понадобилось еще добрых полчаса, чтобы выяснить все-таки, что, когда Фима выходил утром во двор, патронташа на нем не было и что, побыв во дворе, он вернулся в дом.

Свои показания Бабоныко закончила очень твердо:

— Одно из двух: или Фимочку похитили, или у него было важное дело, или он скрывается где-то и не имеет права себя обнаружить, или… или, знаете, овладел какой-то тайной и… и хочет ею овладеть как следует!..

— Но это уже не одно из двух, а одно из четырех… Впрочем, это неважно. Спасибо, Матильда Васильевна, за ваши показания и пригласите, пожалуйста, ко мне Тихую.

Глава 6

Показания бабушки Тихой

Бабушка Тихая была похожа на игрушку «заводная мышь» — такая же серенькая, с широким, но острым носом, так же бесшумно, и очень быстро перекатывалась с места на место, и это было тем более поразительно, что она всегда ходила в огромных сапогах. Людвиг Иванович и глазом не успел моргнуть, как Тихая обежала всю комнату, ко всему принюхалась и только после этого села перед ним, пристально глядя маленькими круглыми глазками.

Сначала Людвигу Ивановичу показалось, что разговаривать с бабушкой Тихой по сравнению с Матильдой Васильевной — одно удовольствие: ни киносъемок, ни причесок, ни восторженных фантазий. Тихая четко ответила на вопросы о фамилии, о возрасте, о социальном положении, о доме. Но вот дальше застопорило.

На все вопросы о Фиме, о том, что он делал сегодняшним днем и чем занимался вообще, бабушка Тихая отвечала мрачно и решительно:

— А оно мине нужно?

— Ну как же не нужно?! — пытался ее урезонить Людвиг Иванович. — Мы не знаем, где сейчас находится мальчик и каким образом исчез он из комнаты. Может, мальчику плохо, может, он нуждается в помощи! Подумайте, ведь каким-нибудь фактом, какой-нибудь деталью вы можете помочь всем нам, помочь мальчику!

— А оно мине нужно? — упрямо сказала бабушка Тихая и, подумав, прибавила: — Оно кому ни то нужно?!

— А как же! А как же! — снова воскликнул Людвиг Иванович. И опять долго и убедительно говорил, как «оно» всем нужно, чтобы Тихая рассказала, что ей известно; однако после этой речи старуха вообще замолчала, поджала губы и отвернулась к стене.

Измученный Людвиг Иванович вытер со лба пот, машинально вытащил из кармана конфету, развернул ее и сунул в рот. Кончик носа бабушки Тихой затрепетал.

— Ето што ж за конхвета? — другим, подобострастно-ласковым голосом спросила она.

— Но вы еще не ответили на мой вопрос, — напомнил Людвиг Иванович, угощая ее.

— Ну, што сказать… — куда охотнее заговорила Тихая. — По первоначалу казался мальчишка как мальчишка. Ног не вытирал, пыль носил, но ужасу такого не было.

— Какого «ужасу такого»?

— Ну, штобы ни лечь, ни встать без страха божьего. Как есть казнь египетскую в обличье невинном господь наслал за грехи наши, за грязь кухонную и лень ерихонскую…

— А если ваш бог наслал, чего же в пидстанцию бегали? — раздался Нюнин голосок.

Не отвечая Нюне, Тихая сказала:

— Перебиваеть и слухаеть девчонка-то! За ето судять али нет?

Людвиг Иванович дал бабушке Тихой конфету и продолжал следствие. Так и пошло: Людвиг Иванович давал Тихой конфету, та отвечала на новый вопрос. В кармане Людвига Ивановича уже почти не оставалось конфет, когда он сказал:

— Вы очень хорошо ответили на предыдущие вопросы. А теперь вспомните, пожалуйста, если видели, что делал сегодня с утра Фима?

— Чего он выделывал сегодни, не знаю. Об том Нюнькины шпиёнки лучше моего знають. А мине не до его вытворячества было — я в кухне занята была; сколько той грязи за соседями выташшить надо было, вскоросте у той грязе по уши сидеть будем.

— Ну, а не видели, выходил Фима из дому?

— Ето видела. Мать ему вослед: сей минут назад. Ён шмыгнул и пыль поднял, аж в носу у мене засвербило. Штоб, говорю, твоей матери так чихать, как мене от тебе…

— И он скоро назад?

— Эге, скоро! А если бы тебе наказали да заперли, а потом в уборную выпустили, разбежался бы ты назад либо как? О, то-то!

— А может, он куда со двора выходил в это время? — спросил Людвиг Иванович, протягивая бабушке Тихой ириску.

— Про то не знаю. Про то не скажу! «Золотой кулючик» — хорошая конхвета. А ежели где и был Ехвимка за ето время, окромя двора, про то беспременно знаеть Тихон Харитонов, через улицу живеть, он за всю улицу знаеть, потому как у него грудная жаба и он ету жабу цельный день на веранде грееть, от пяти утра и до самого вечера, днем часок соснеть, а и то с веранды не уходить и ухом за улицею следить.

— Ну, хорошо, значит, потом Фима вернулся, и больше вы его не видели?

— Не видела и видеть не хочу.

— Что вы еще можете рассказать о Фиме?

— Фулиган. И говорить об нем не желаю.

— А вот у меня еще есть… карамель… только без начинки.

— Карамель без начинки не бываеть, — подозрительно сказала бабушка Тихая.

— Ну как же… Тут вот и написано: карамель.

— Пишуть незнамо што, — проворчала бабушка Тихая и задала каверзный вопрос: — А монпасе, ето што, по-твоему?

— Монпансье — это мелко нарезанная карамель без начинки, — наугад ляпнул Людвиг Иванович и, ошарашив Тихую этим смелым утверждением, ловко вытянул у нее еще кое-что про Фиму.

Увы, подтвердилось, что Фима действительно обломал у бабушки Тихой все цветы алоэ, а у соседей — гвоздику, но другие цветы — герань, бегонию, аспарагус, — хотя тоже с них срезал по веточке, до такого опустошения не довел.

— От алои одне корышки оставил, — твердила сердито Тихая.

Выяснилось также, хотя бабушка Тихая тут же прикусила язык, что Фимка действительно постоянно снабжал ее всяческими конфетами.

— Вы же сами сказали: «У Ехвимки все эти карамели перепробовала»!

— А алоя? — сверкнула глазами Тихая. — Конхветы! Един раз конхвету сунеть, а весь день смекай, к пожару излаживаться чи к затопу!

— К потопу?

— Потоп — это дело божье, — строго сказала бабушка Тихая. — А Ехвимка мог исделать затоп. Или тварь ползучую на нас напустить… — И шепотом вдруг спросила: — Когда Ехвимки пять ден не будеть, можно же его из книжки выписать али как?

— Из какой книжки?

— Какой-какой! Домовой! А ешшо есть интеренаты для таких фулиганов…

Закончила она свои показания не менее решительно, чем Бабоныко, но в прямо противоположном смысле:

— Убег, беспременно убег! Стибрил чё-нибудь и убег! И пущай назад не прибегаеть. Аще усю банду за собой приведёть.

— Банду? Но вы же сами говорили — никаких подростков он в дом не водил.

— А я и не говорю за подростков! Наведёть банду тварей своих.

— Тварей? Вы кого же имеете в виду?

— Ето вы их имейте у себе у виду, Ехвимкиных тварей, а я их сроду видеть не желаю, тьфу на них, на глаза бы мне оне не попадали!

И Тихая вдруг замолчала. А так как у Людвига Ивановича конфет больше не было и к тому же он торопился опросить девочку, то он и оставил разгневанно-молчаливую старуху в покое.

Глава 7

Показания Нюни

— Ну-с, так, «падмузель» Нюня, — начал весело свой допрос Людвиг Иванович. — Мы ведь друзья?

— Друзья, — прошептала, не поднимая глаз, девочка.

Была она обыкновенная длинноногая, веселая, любопытная девочка, но сейчас выглядела измученной и замкнутой.

— Расскажи-ка мне все, что знаешь о Фиме!

— А что? Фима обыкновенный мальчик…