Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских

стрелка глубиномера, медленно клонившаяся всё это время, наконец-то остановилась возле отметки 280 (предельная глубина!) и, чуть подрагивая, замерла в раздумье…

— Ну, давай же! Ну, качнись назад! Ну, стрелочка… ну, хоть немного… — беззвучно шевелю я губами, молящим взором гипнотизируя бесстрастный прибор. Бледные матросы угрюмыми тенями сгрудились за моей спиной и с отчаянием обречённых смотрят то на меня, то на глубиномер, то на безмолвную, непривычно долго молчащую коробку «Каштана». Они ждут от меня как от командира отсека грамотных и решительных действий, но что я могу предпринять? Как могу я предотвратить неконтролируемое сползание в бездну этой многотонной железной громадины?

— Что происходит на корабле? Почему молчит трансляция? — проносятся в голове безотрадные мысли.

Но вот прекратился душераздирающий рёв, угасли вибрации в трубах ВВД. В отсеке наступила зловещая тишина, ещё более тревожная, чем раньше. Всё, что можно было предпринять, уже сделано, и сейчас остается только одно — ждать.

Корпус продолжает противно потрескивать, журчит стекающая с подволока в тазы и банки забортная вода. Новый хлёсткий удар где-то по правому борту! Снова что-то пружинисто отрывается и, громыхая по железу, падает в узкое пространство между корпусами. Волна парализующего холода вновь пробегает от пяток до макушки, когтистой лапой сжимает грудь, на лбу выступает ледяная испарина.

Впоследствии, уже в гражданской жизни, бывали у меня разные ситуации, но происходило всё настолько быстро, что подчас даже и испугаться-то не успевал. Машинально, на полном автомате предпринимались какие-то действия, и лишь после приходило понимание того, как велика и близка была отступившая опасность. Нервно куря, сдерживая предательскую дрожь в руках, вдруг начинал явственно ощущать задним числом приходящий страх. Но никогда не было мне так страшно, как сейчас. Растянутое во времени липкое, ползучее чувство осознания собственной обречённости и совершенной беспомощности холодным обручем сдавливало горло и грудь. С той мерзкой детальной отчётливостью и непостижимой скоростью, с какой, возможно, перед глазами умирающего проносится вся его жизнь, мне мысленно представилась в развитии вся кошмарная картина разворачивающейся катастрофы.

Там, в пятом, в нескольких метрах от меня, произошло что-то непоправимое. Под чудовищным давлением с оглушающим шипением и свистом в отсек врывается тугая, твердая, как железный прут, ледяная струя. Сокрушая всё, она сбивает с ног и калечит людей, оказавшихся у неё на пути. Натыкаясь на непреодолимые препятствия, она разбивается в пыль, заполняя отсек густым промозглым туманом. И с каждой секундой лодка стремительно тяжелеет и тяжелеет, принимая в себя всё новые и новые тонны воды!

— Что дальше? Видит Бог, ничего хорошего…

За считанные минуты пятый будет затоплен полностью. Теоретически лодка ещё может всплыть с одним затопленным отсеком. А практически… и с такой глубины? Затопив пятый, через несколько секунд море неминуемо вломится и сюда; межотсечные переборки не рассчитаны на такое дикое давление! Как глупо вот так погибать: не видя врага в лицо и не имея ни единой возможности противодействовать обстоятельствам!

Там, наверху, за железной скорлупой корпуса, за четвертькилометровой толщей воды сейчас ещё светит бледное зимнее солнце, в высоком небе плывут ватные облака, упругий ветер срывает пенные барашки с игривых волн, и воздух — морозный, свежий! Ещё дальше, за невнятным горизонтом, — скалистый берег в кружеве прибоя, переливающийся по сопкам тёплыми огоньками вечерний город. Беззаботные люди, спешащие по своим делам, знакомые запахи, милые звуки… Жизнь — такая желанная и далёкая!

Неужели прямо сейчас раздастся оглушительный хлопок, море с металлическим скрежетом сомнёт эту тонкую переборку, отделяющую свет от тьмы, и свинцовой тяжестью ворвётся сюда? И никуда не убежать, не спрятаться! И вдруг сразу всё кончится?! И навсегда?! И никто никогда не узнает, что здесь произошло, какие мысли в последнее мгновение проносились в моей голове…

— А ну хватит истерить! — прерываю я разматывающийся перед глазами видеоряд моего больного воображения. — Мы вроде бы ещё живы и, кажется, уже не тонем!

Я бросаю взгляд на глубиномер и убеждаюсь, что стрелка находится на всё той же отметке в 280 метров. Нервно, чуть заметно подрагивая, она словно замерла в раздумье — куда податься. Хрупкий, едва установившийся баланс может быть в любую секунду нарушен. В какую сторону качнётся этот роковой маятник?…

— А ну-ка быстро разошлись по местам! Нечего тут торчать у меня за спиной! — прикрикиваю я на растерянных бойцов, сгрудившихся возле меня, и с деланным оптимизмом кричу в «Каштан» доклад об осмотре отсека. Там моего оптимизма не разделяют — доклад остаётся без ответа.

Чтобы хоть чем-то занять поникший духом личный состав и по возможности отвлечь от упаднических настроений, даю команду приготовить к использованию дыхательные аппараты (в данных обстоятельствах абсолютно бесполезные), а сам зачем-то начинаю натирать суконкой бронзовое кремальерное кольцо торпедного аппарата.

— Последний парад наступает… — мелькает в голове созвучный ситуации куплет из «Варяга», и я криво усмехаюсь.

Где-то под ногами, в сырой щели неглубокого трюма, натужно гудят три линии вала, вращая на полных оборотах винты. Там, в корме, за дейдвудными втулками водонепроницаемой переборки, за границами прочного корпуса, в тишине и холоде вечного мрака они сейчас из последних сил молотят чёрную воду, выталкивая нашу жалкую скорлупу из губительных объятий глубины.

Но вот стрелка глубиномера едва заметно качнулась! Неужели?! Нет… показалось…

Вибрации от бешено вращающихся винтов заставляют содрогаться весь корпус подводной лодки. Сквозь мягкое сиденье я собственным задом ощущаю, как ворочаются прямо подо мной массивные гребные валы. Где-то над головой, на одной из коек верхнего яруса, в объемном камбузном лагуне, стеклянно позвякивает хранящаяся там посуда. Я чувствую и явственно слышу, как время от времени так же стеклянно и мелодично позвякивают и мои собственные зубы. От вибрации, надо полагать…

Словно в театре перед началом спектакля, всё тускнеют и тускнеют в плафонах на подволоке лампы накаливания. Постепенно их цвет превращается из ярко-желтого в чуть красноватый, а на зигзаги спиралей уже совсем не больно смотреть. В отсеке становится ещё сумрачнее и как бы даже прохладнее. Вся энергия запасённого в аккумуляторах электричества идет сейчас прямым ходом на самое главное — на питание прожорливых электродвигателей. До отсеков доходят лишь жалкие её остатки.

Работающие на полных оборотах электромоторы гигантскими насосами вытягивают из аккумуляторных батарей сотни и тысячи ампер столь дефицитного здесь, на глубине, электричества. Вся эта искрящаяся, раскаленная лава всасывается, втискивается в проводящие жилы силовых кабелей и проносится по бортовым кабельтрассам через всю подводную лодку. Миновав притихший центральный пост, вобрав в себя дополнительные потоки энергии из аккумуляторных ям четвёртого отсека, она проходит через аварийный пятый и, влекомая неведомой электродвижущей силой, вливается в электромоторный отсек.