Возрождение Феникса. Том 1 - Григорий Володин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта усадьба когда-то знала лучшие времена. Сейчас же вишневый сад зарос, охрана отсутствует, фонтан перед господским домом выключен ради экономии воды.
На крыльце нас встречает хорошенькая девушка в чепчике, в длинном синем сарафане, под которым сияет белая рубаха. Федосья, подсказала память Сеньки имя служанки. Или просто Дося. Бросив взгляд на меня, она с облегчением выдыхает:
— Фу-ух, вызволил юного барина, дядя Тимофей.
— Он сам себя вызволил, — отмахивается воспитатель. — Я чисто за водителя.
Дося округляет карие глаза и оглядывает меня, акцентируя внимание на хромой ноге.
— Сам? А как?
Сдуваю челку со лба, чтобы приоткрыть рассечение.
— Мне бы перекисью помазать, Дось.
— Ой, Сварожечки, — служанка бесцеремонно хватает меня за руку и тянет за собой. Ладошка у нее холодная. — Пойдемте, врачевать тебя буду, барин, пока Елизавета Юрьевна не увидела и в обморок не бахнулась.
Это она про мою маму. Ну не мою, а Арсения. Хотя, вонючая чешуя болтопса, какая уже разница! Память Арсения слилась с моей. Да, из-за этого я не полюбил его близких людей, как своих, но прекрасно помню чувства парня. Теперь его прошлое — мое прошлое. Счастливые встречи, мимолетные юношеские влюбленности, посиделки с друзьями… Всё перекрывает черным крестом расстройство, когда он уехал из Московского лицея доучиваться в Тверь. Из-за травмы.
Дося ведет меня по просторному холлу. Со стороны кухни выглядывает рыжая девушка в чепчике. Ниже меня на голову, тонкая талия, широкие бёдра, симпатичные ножки, торчащие из-под фартука. Федора, вторая служанка. В доме к ней обращаются ласково Феней.
— Эй, куда тащишь барина? — верещит она, уперев руки в бока.
— В подсобку, — не оборачиваясь кидает ей Дося. И еще крепче сжимает мою руку. Да еще так прибавляет скорости, что рыжая остается далеко позади. Я едва успеваю перебирать костылем.
— Что?! — кричат нам вслед. — Не смей! Зачем?!
Дося не отвечает, хитро сверкнув глазами. Гордо выпячивает грудь, кстати, солидного третьего размера. Ну вот, дожил — уже женские бюсты на глаз оцениваю в местной системе измерения. Ассимилировался, значит.
— Ба-арин! — доносится расстроенное.
— Не придумывай. Врачевать меня идем, — приходится ответить.
— Это так теперь называется, барин? — Феня обиженно надувает щеки.
Эти две фифы постоянно заигрывают с Арсением. Да только он, стесняшка, не понимал. Ладно, будет время — наверстаю упущенное пареньком. Ой, Фалгор, не о том заботишься. Мне бы сначала понять, в какую задницу попал. А потом уже потакать подростковым гормонам.
Мы идем по коридорам. Отделка внутри дома дорогая. Старинные вазы на постаментах, неплохие картины, ажурные врезки на лестничной балюстраде. Только тут и там виднеются признаки назревающей бедности рода Беркутовых. Вон, на самом видном месте потускнела паркетная доска, неплохо бы реставрировать. А там воздушно-тяжелые шторы обесцветились от солнца. А вон стерлось ворсовое покрытие ковра.
Десять лет назад, в результате войны родов, погиб отец Арсения Всеволод. Да и не только он, также его братья, отец, их дети, их жены… многие, в общем. Выжила только Елизавета с детьми: Арсением и Еленой. С тех пор Беркутовы позволяют себе в доме только четырех слуг. Две служанки, водитель-дворецкий-охранник-нянька Тимофей и кухарка Тамара. Кормит род один завод радиоаппаратуры в Твери, да московский ресторан, остальное забрали победившие дворяне из Выборга.
В подсобке Дося запирает дверь и, хитро взглянув на меня, усаживает на табуретку. Я не против — ее крупные пышности оказываются перед самыми глазами. Хоть какой-то релакс посреди всего этого хаоса. Никакого интима пока, понятно. Так, минутку полюбоваться прекрасным.
— Сиди спокойно, барин, — ее крепкое тело тянется вверх за аптечкой на верхней полке стеллажа. — Сейчас залатаю тебя. Это пара минут.
Она прыскает мне на лоб анестетиком, вытирает влажной салфеткой корку крови и застывает в полусогнутой позе, выпятив кверху ягодицы.
— Барин, — Дося хлопает ресничками. — А засечка затянулась. Нету ничего — кожа гладенькая, незагорелая, — ее пальцы нежно оглаживаю мой лоб. — Как так-то?
Крепко задумываюсь. Для моего прошлого тела сверхрегенерация — обычное дело. Ведь каждого легионера Постимпериуса улучшают гениальные генетики и биоалхимики. Солдат Евгениус — настоящий пример генетического совершенства. Префекты же вообще сопоставимы по силе с богами. Благодаря биоалхимии мы и получаем связь с жар-эфиром. Поэтому странно то, что я вижу родную энергию в этом теле. Хотя не раз старый Химер говорил, что вместе с телом таинственная биоалхимия преображает и душу. Столь глубок уровень изменения, что не останавливается даже на клетках, а двигается в самую суть человека, превращая слабовольное естество в совершенство.
Биоалхимия изменила мою душу. Соответственно, я перенесся в другое тело со своими особенностями: регенерацией, обостренными чувствами, связью с жар-эфиром и личным магнетизмом Префекта. А нога не лечится почему? Еще недостаточно обжился в новом «доме»? А если надавить волей?
Я мысленно сосредотачиваюсь на пораженных мышцах бедра, как Дося вдруг отшатывается и взвизгивает:
— Ой, красота, мамочки!
Ась?
— Ты чего разоралась, шумная?
— Глаза, барин, — девушка резко нагибается обратно, едва не ткнув мне в щеку вздернутым носиком в веснушках. — Золотыми вдруг стали. Как два обручальных колечка, — мечтательно заканчивает.
Хм, ну и чудные же ассоциации. Хотя, вполне объяснимые. Возраст у девушки самый подходящий для брака. Зов природы, ничего удивительного. А вот я, наоборот, палюсь, как сказал бы Арсений. Слишком резко настроился на сцепку с новым вместилищем. Видимо, невольно изменяю доставшееся тело под себя на клеточном уровне. Янтарную радужку случайно вот вернул. Чревато это разоблачением. Надо отматывать назад, побуду пока хромым, ибо слишком непредсказуемы последствия. Еще не хватало внезапно «распухнуть» до
