Мужчины настоящие и другие, которые так себе - Валерий Борисович Бочков

Ты уже невесом. Становится тихо и торжественно, как в кафедральном соборе. В этой плавной малахитовой вселенной нет звуков, кажется, тут нет и времени. Есть только ты и всесильный творец, воплотивший свои прохладные фантазии в затейливый и переливающийся всеми оттенками синего мир.

И хочется осторожно потрогать киль лодки, длинный, похожий на плавник какого-то ископаемого зверя – он в ракушках, морской траве и глубоких царапинах, точно в боевых шрамах.

Ты паришь над бездной, лезвия чуткого света вздрагивают, в них вспыхивают и оживают пёстрые рыбы, которые до этого были плавными фиолетовыми тенями, похожими на трафаретные аппликации на обоях. Лёгкое движение ласт – и ты сам становишься одной из этих рыб, гордым и грациозным созданием – восторгом Посейдона и заветной мечтой погибшей Атлантиды.

Будто видение сквозь ультрамариновый сумрак проступает хребет кораллового рифа. Точно птица над чудесным ландшафтом, скользишь ты над затейливыми кораллами, они напоминают заколдованные цветы, превращённые в каменные кружева. Хочется провести пальцами по ажурному краю, но трогать их нельзя, кораллы умирают от прикосновения человеческой руки. Стайка полосатых барбусов следует за тобой. Из тёмного грота выплывает расфуфыренным франтом рыба-попугай, в тени притаился пучеглазый лангуст, выставив антенны усов – он неотрывно следит за тобой. Напрасно – ты почти невидим, ты растворился и уже стал частью неспешного подводного мира. И тут тебя настигает озарение – вот он, рай! Вот как оно будет после жизни! Вот как оно должно быть!

А потом будет ночь. Мой восторженный мозг, моё свихнувшееся существо затопит жаркое сияние, мощная пульсирующая сила. Ничто не сможет остановить меня – сладострастную самку, я сама наброшусь на тебя, похотливая и горячая, пышущая радостной страстью; в распахнутое окно со звоном цикад будет втекать томное молоко лунного света, какие-то ночные птицы будут подхватывать мои стоны, безуспешно подражая им. Наши тела, влажные и бесстыжие в своей первобытной распутности, такие чёрные на мятых складках лунной простыни, будут похожи на блестящие эбонитовые фигуры африканских идолов, ночной бриз будет доносить горький дух морской травы, мешая его с пряным запахом нашего греховного пота и ароматом апельсинов, которыми мы кормим друг друга в передышках между оргазмами.

Лишь под утро я спрошу у тебя – что это за кольцо? То, что висит у тебя на шее?

Оно висит на простой чёрной бечёвке, старое, то ли серебряное, то ли стальное, с вытертой временем чеканкой. В кольцо вделан крошечный рубин, это глаз змеи, пожирающей свой хвост.

– Уроборос, – ответишь ты. – Самый древний символ на земле. Символ жизни и смерти, начала и конца, символ бесконечности. Я получил это кольцо от…

Я закрою твой рот ладонью, потом своими губами.

– Ничего не хочу знать, – скажу я, разглядывая кольцо. – Ничего…

В шести милях от нашего острова, там, где заканчивался коралловый риф, располагались подводные пещеры. Индейцы называли их «Гротом спящих акул». От одного названия у меня, помнится, мурашки по спине побежали, Ник успокоил, мол, ерунда, – здешние акулы почти вегетарианки. Почти? – попыталась уточнить я, – почти, это как? Ну на человека точно не нападут, – был ответ, – да и к тому же они спят – акулы.

Мы вышли в море с рассветом. Персиковая дымка ещё стелилась по невнятному горизонту, к пирсу тянулись баркасы ловцов креветок после ночного промысла. Стоял штиль, сонное море была как зеленоватое витринное стекло и я, перегнувшись через борт, завороженно разглядывала дно. Подо мной на десятиметровой глубине, зарывшись в белый песок, топорщили свои щупальца морские звёзды, большие ракушки напоминали гипсовые слепки, выложенные для продажи. Синхронной группой пронеслась стая сардин. Плоский, как блин скат, плавно спланировал и прижался к песку, угрожающе показав мне свой длинный хвост с острым шипом на конце.

– Эй! – позвал меня Ник. – Хочешь порулить?

Я встала к штурвалу, Ник подмигнул мне. Стальное колесо было тёплым от его ладоней.

На самом деле эти акулы совсем не спали. Они лежали на песке, чуть приоткрыв зубастые пасти, они глядели на нас своими круглыми и чёрными, как перезрелая вишня, глазами. Эти акулы явно следили за нами.

Мы медленно погружались, Ник чуть впереди, я за ним. Я старалась подражать его плавным, почти рыбьим, движениям. Наверное, не слишком успешно. До входа в грот оставалось метра три, я внезапно ощутила какую-то упругую силу, которая начала затягивать меня в пещеру, властно и неумолимо. Подводное течение! – я вспомнила, Ник предупреждал о нём. Меня охватила паника и я тут же вспомнила, что Ник говорил и об этом – паника является причиной пятидесяти процентов смертей аквалангистов. Я поинтересовалась про вторую половину, он ответил – дурь.

Перед погружением он просветил меня:

– Там, под нами, акулий Баден-Баден. Курорт. Внутри пещеры, бьют подземные ключи, вода в них тёплая, пресная и насыщена минералами. Эти ключи создают подводное течение, и сначала считалось, что именно течение привлекает акул, поскольку даёт им возможность отдохнуть. Акула являет собой почти идеальное создание природы – единственным недочётом этой блестящей конструкции является их чрезмерная потребность в кислороде, им приходится постоянно двигаться, чтобы обеспечить приток воды через жабры. А потом обнаружилось, что дело вовсе не в отдыхе.

Эти акулы находились в состоянии опьянения. Да, эти хищники были под банкой, они кайфовали, балдели и торчали. Они пребывали на седьмом небе, они оттягивались и отрывались по полной программе. И это было очевидно. Ближайшая ко мне двухметровая акула-лисица, блаженно улыбаясь страшной пастью, сонно перебирала грудными плавниками. Две других блаженно сплелись хвостами, вроде влюблённой парочки на пьяной вечеринке. Ник достал камеру и сделал несколько снимков.

Не помню, говорила ли я вам про чаек – когда они парят над волной, то с изнанки отсвечивают сапфиром. А на закате эта изнанка становится малиновой. На самом деле птица просто белая.

Когда мы возвращались на остров, я спросила его, что он во мне нашёл? Он засмеялся:

– Продолжаю искать. При идеальном расположении звёзд процесс поиска растягивается на всю жизнь.

Потом мы сидели на берегу, молча смотрели, как умирает закат. Прибрежный песок ещё долго оставался тёплым, в сумерках казалось, что касаешься живого тела. Ник говорил тихо, точно рассуждал с самим собой.

– В одном африканском племени есть обычай: человека, совершившего убийство соплеменника, судят так. Его связывают, сажают в лодку, на берегу собирается всё племя, включая семью убитого. Вождь подаёт сигнал, преступника сталкивают в воду, и он начинает тонуть. По закону племени спасти его имеют право лишь родственники убитого. У них есть выбор – стоять на берегу и наблюдать, как свершается праведная месть, или вытащить утопающего и