Адаптация - Екатерина Лесина

       В Глебовой голове эти два события - визит и постановление - связались прочно, как цепочки ДНК на эмблеме черносотенцев.

       Седой возник в третьем часу ночи, вежливо постучал и, зная, что дверь не заперта, вошел.

       - Надеюсь, вы не против? - спросил он, и Глебов напарник, к тому времени изрядно набравшийся, мотнул головой. Он хотел что-то сказать, но отрыжка помешала. А Седой вдруг перетек за спину напарнику и легонько ткнул пальцем в бритый затылок.

       Глаза его закатились, а изо рта поползла нитка слюны.

       - Свидетели нам ни к чему, - сказал гость, укладывая тело на пол. И Глеб с тоской вспомнил про пистолет, оставшийся на кухне. Он лежал между открытой банкой консервов "Килька в томате" и кастрюлей с пригоревшими макаронами.

       А еще решил, что Седой - явно СБ-шник анклавовский. И если так, то лучше вести себя аккуратненько, с СБ шуточки плохи. А Седой, опережая Глебовы мысли, сказал:

       - Не стоит нервничать, я не собираюсь причинять вам вред. С этим вы вполне успешно справляетесь сами.

       - Вы кто?

       - Визитер. Возможно, если мы сумеем найти общий язык, ваш друг и спаситель.

       Слегка за пятьдесят. Богат. И к богатству привычен. Самонадеян. Самоуверен. И насмешлив.

       Из-за таких Наташка и погибла.

       Еще из-за андроидов и девушки с голубыми волосами, которая предложила сделку, и Глеб согласился.

       - Быть может, все-таки пригласите войти? - произнес Седой, доставая из кармана пальто трубку. - Все-таки разговаривать лучше в обстановке более подходящей для беседы.

       В комнате он первым делом включил телевизор и, пролистав каналы, остановился на местном. Розовощекая ведущая в мятом свитере лениво цедила слова в камеру:

       -...выражают протест и требуют суда над линчевателями и проведения независимого расследования взрывов...

       За спиной ведущей растянулась жидкая цепь манифестантов. В руках некоторых виднелись плакаты: "Нет геноциду!"

       - Видите, не все согласны с вами, - сказал Седой, устраиваясь в кресле. Из второго кармана он извлек кожаную коробочку с табаком и принялся неспешно набивать трубку. - Некоторым кажется, что люди и андроиды способны к мирному сосуществованию.

       - Ерунда, - Глеб присел. - Они не понимают, что мы - конкуренты!

       Тем временем ведущую сменил тип в зеленом пиджаке. Высокий лоб его пересекали складки, лохматые брови сходились над переносицей, а горбатый нос в очертаниях своих хранил следы переломов.

       -...вопиющая бесправность андроидов позволяет так называемым линчевателям оставаться безнаказанными. Ведь даже в случае ареста на месте преступления черносотенцам вменяют в вину не убийство, а порчу имущества! Вы только подумайте! Порчу имущества! - тип потряс тощими кулачками. - И пусть черносотенцы твердят о благородстве мотивов, но это никак не компенсирует мерзости используемых ими методов! И это еще большой вопрос, кто действительно устроил взрывы в метро, и кто вывел стрелков на улицы города

       Тип был убог, но Седой слушал его с показным вниманием.

       Глеба это злило, как злила и необходимость объяснять очевидные вещи:

       - Андроиды более совершенны. Их число растет. А контроль над ними слабеет. И однажды они восстанут.

       - Ну да, восстание машин, - неопределенно ответил Седой, прикуривая трубку. - Известный сюжет. А потом придет спаситель. И знаете, молодой человек, я допускаю мысль, что вы правы. Скорее всего, вы правы, однако нынешний мир поздно менять. Апокалипсис уже случился, и вопрос лишь в том, кто возьмется разгребать его последствия.

       Седой замолчал. Он курил, дым вонял, а картинка на экране сменилась. Теперь с микрофоном стоял мускулистый мужик в камуфляжном костюме, а за спиной его ярилась толпа. Она то отползала до крайних домов, обнажая розовую плитку, то вновь устремлялась к Дому Правительства, чтобы разбиться о вал милицейских щитов. Над толпой реяли бело-красно-белые флаги, и скачущий всадник на щитах бодро сек головы механическому змею.

       Перекрывая гул, звенели колокола Борисоглебской церкви. И диссонансом врезался сухой голос диктора.

       - ...волнения вызваны слухами об отказе Думы принять к рассмотрению проект об ограничении жизнедеятельности лиц неестественного происхождения. Данный проект, более известный как Особое постановление был разработан инициативной группой "Черных сотен" и, несмотря на радикализм, уже получил широкую поддержку населения...

       - Они примут это постановление. Ева просила передать, что она сдержала слово. Вы получили всех андроидов анклава. Точнее вот-вот получите, что не существенно. Вы в расчете.

       Ева? Да при чем здесь Ева?! Это люди сказали слово. Люди открыли глаза, увидели, в каком мире живут, и захотели его изменить. И ничто не в силах устоять пред волной народного гнева. И потому молчит "Формика", не пытаясь защитить свое имущество.

       - Интересная точка зрения, - сказал Седой, когда Глеб закончил тираду. - Изложена весьма вдохновенно. Полагаю, вы сами верите в этом. Ну да идейная глупость ничем не хуже любой иной глупости.

       Седой снял с подлокотника ожерелье напарника и, подняв, тряхнул. Шестерни зазвенели.

       - Вот цена одной глупости. Сколько здесь? Десятка полтора? Итого, глупость вашего приятеля стоила "Формике" полтора десятка андроидов. Ваша - обойдется где-то в полмиллиона. К слову, а эти шестеренки как станете делить? Или сейчас на всех хватит? Вот, - Седой протянул телефон. - Вы еще успеете сделать звонок. Скажите Еве, что передумали.

       Глеб оглянулся на телевизор. Толпа бушевала. Диктор говорил:

       -...еще свежи воспоминания о взрывах на Витебском вокзале и в Минском метро, а списки жертв уже пополнены "дикими стрелка?ми". Активная пропаганда реакционеров "Черной сотни" при молчаливой поддержке правящих кругов привела к доминированию в обществе взглядов резко...

       Седой ждал. В одной руке трубка, во второй - аппарат. На шее, поверх бледно-голубого галстука, ожерелье из шестеренок. Надо будет сказать напарнику, что идея-то про шестереночки беспонтовая.

       А ведь и вправду все еще можно остановить, но... разве Глеб причастен к происходящему?

       Причастен. Он заключил сделку с Евой и Ева сдержала слово. Все правильно.

       - Я вас не понимаю, - сказал Глеб. - Я к этому никаким боком. Люди сами...

       - Конечно, сами, - согласился Седой, убирая телефон. - Главное, и дальше держитесь этой версии. Во всяком случае "Формика" поступит именно так.

       Ставя точку на теме, Глеб спросил:

       - Вы здесь только за этим? Ну, чтобы я позвонил?

       - Нет. Но подумал, что у вас может возникнуть желание сделать звонок, - Седой провел пальцем по шестеренкам, пересчитывая. - Хотя даже он ничего не изменит. Мир продержится недолго. Рано или поздно американская зараза доберется и до нас. Подавляющее большинство тех, кто орут, призывая уничтожить андроидов, сами будут уничтожены. Но у вас есть шанс спастись. Если согласитесь принять участие в проекте.

       - И что за проект?

       Глеб не собирался соглашаться. Он слышал про Америку, но Америка была далеко.

       - Сеть автономных поселений с высоким уровнем защиты. Теоретический резерв.

       - Чего?

       - Людей. Понимаете, молодой человек, любой Апокалипсис заканчивается одинаково: на смену старому миру приходит новый. Однако и его придется кем-то заселять. И лучше заранее подготовить... рассаду.

       Седой позволил себе улыбнуться, но Глебу не было смешно. Он вдруг понял, что все это серьезно и куда серьезнее, чем происходящее на площади и вообще в Анклаве.

       - И почему я?

       - Лотерея, - ответил Седой. - Просто повезло.

       Лежа в землянке в обнимку с винтовкой, Глеб думал о везении и о том, хватит ли его на возвращение в поселок. Знобило. Зудела под повязкой рука.

       Оживали воспоминания.

       Тогда Седой пропал на пару лет, и Глеб уже начал думать, что примерещился ему тот разговор. И только мир, медленно сходивший с ума, не позволял окончательно поверить в собственное Глеба безумие.

       А потом, когда паника вплотную подобралась к городу, Глебу пришло письмо. Белый конверт с логотипом "Формики" и типовой бланк-приказ явиться на пункт сбора. Глеб и явился.

       Пешком шел. Наверное, единственный, кто направлялся к центру, а не от центра. Витебск бился в агонии. Кипели яростью пробки и гудели машины машины. Витрины щерились недовыбитыми стеклянными зубами. Спешили люди, волокли мешки и чемоданы. А одна тетка в ситцевом платье и бигудях толкала садовую тачку, доверху груженую пакетами с крупой. За теткой поспешал тощий мужичонка с сумкой-тележкой в одной руке и газетой в другой. Мимо Глеба он прошел на полусогнутых и газетой же заслонившись. Из разбитого окна неслась музыка, а на проспекте Фрунзе горел пятиэтажный дом. Пламя деловито облизывала стены, сквозь разломы в крыше выкатывались клубы едкого дыма. Они сползали на асфальт и зависали над землей бурым душным покрывалом. А люди слишком спешили, чтобы обходить ядовитое облако. Они ныряли, зажимая носы и закрывая рты носовыми платками.