По естественным причинам. Врачебный роман - Нина Люкке

в углу кабинета снова появлялось обычное кресло. Пила воду, чистила зубы, открывала окно, чтобы выветрить запах, свидетельствующий о том, что здесь кто-то спал, затем тихонько шла в столовую за кофе. Не включала кофемашину, во всяком случае не каждый раз, а грела чайник, чтобы сделать растворимый кофе, черный. Раньше я пила кофе с молоком, но с некоторых пор решила, что молоко, как и мягкая кровать, – недопустимая роскошь. К тому же теперь я могу об этом не думать.

В столовой риск встретиться с кем-то выше, поскольку мы делим ее с медицинским центром, находящимся этажом ниже. Однажды я встретила у прилавка психиатра, специалиста по пищевым расстройствам.

– Вы прекрасно выглядите, – сказала она. – Вы сбросили вес?

– Возможно.

– Не поделитесь секретом успеха?

– Два пальца в горло после каждого приема пищи, – ответила я, и мы засмеялись.

«Юмор – это важно, – подумала я на обратном пути в кабинет. – Важно смеяться. Всякий раз, когда мы смеемся, происходит выброс…»

«Заткнись, – сказал Туре, когда я вошла в кабинет, – просто заткнись».

Каждое утро с пяти до восьми часов я пью кофе и занимаюсь бумажной работой. Просматриваю результаты анализов крови, эпикризы болезни и выписки из больниц. Я так устала, что голова моя клонится к клавиатуре, и все же это лучшее время дня. На Солли-пласс останавливается первый трамвай. Я пишу заключения для управления социальными пособиями и выплатами страховых компаний и заполняю всевозможные формы, которые становятся все более подробными и хитроумными день ото дня, под приглушенные звуки радио NRK [5]. Нервная система не терпит эмоций в столь ранний час, да и в течение всего дня, если на то пошло, – ничего шокирующего, никакой рекламы, никакой слишком старой или слишком новой музыки. Только отфильтрованный, авторизованный, финансируемый государством поток звуков.

«Все в порядке, – ненавязчиво сообщает нам радиоприемник, – все в порядке».

Раньше, завершив сложную консультацию, я всегда обращалась к Акселю, лично или в сообщении: «Как ты думаешь, все будет в порядке?» И даже если он стоял у операционного стола, он всегда отвечал: «Конечно, все будет в порядке».

Теперь я уже не могу задать ему этот вопрос. Если бы мне пришло в голову отправить ему такое сообщение, при нынешних обстоятельствах он бы воспринял это как объявление войны. Как будто я вовсе не отказалась от права быть заверенной в том, что все в порядке.

Мне то и дело хочется написать Акселю сообщение, рассказать ему что угодно: какую-нибудь новость о пациенте, о котором я говорила раньше, которая, я знаю, могла бы его заинтересовать. Я беру телефон и тут же вспоминаю, что уже не имею такой возможности, и в голове тревожно звенит: «Что ты наделала? Что ты наделала?» Я осматриваюсь, ищу помощи, пытаюсь собрать мысли в воспоминания, реплики и события, сумма которых могла бы подтвердить, что это должно было случиться неизбежно. Как я говорила моим пациентам, супружеской паре, потерявшей сына по причине не обнаруженного вовремя порока сердца: это должно было произойти неизбежно. В их случае это правда, в моем – нет.

Первые несколько дней я просыпалась от удушья, и мне приходилось некоторое время лежать в позе эмбриона, чтобы восстановить дыхание. Всякий раз я думала: ну все, это конец. На третий или четвертый день я позвонила Акселю и сказала, что он может забрать мою долю дома. То есть я написала ему сообщение, чтобы отрезать себе путь назад. Если на следующее утро снова случился бы приступ, я могла бы сразу успокоить себя: я отдала ему свою половину дома. С тех пор, как я переехала в клинику, Аксель не звонил и не отвечал на мои звонки, однако на этот раз он перезвонил мгновенно. Позже, в тот же день, мы сидели за кухонным столом в нашем доме в Гренде, и выражение его лица говорило о том, что он осознал, что теперь будет единоличным владельцем и что страдания того стоили. Адвокат прислал нам новый контракт, мы подписали его, но ничего не изменилось. И с чего бы чему-то меняться. По крайней мере, ради девочек будет сохранен их отчий дом. Один из аргументов Акселя состоял в том, что он был не в состоянии выкупить мою долю. Об этом он сразу же сказал. Снова его извечная озабоченность деньгами и недвижимостью. Всякий раз, когда я вспоминала об этой его слабости, удушье на некоторое время ослабляло свою хватку.

Приступы прекратились, однако, как только все заботы по взаимодействию с адвокатом и регистрации права собственности завершились, удушье вернулось.

«Таким образом, каждое утро без страха обошлось тебе в полмиллиона, – резюмирует Туре. – Или, если посмотреть на это иначе, за каждое совокупление с Бьёрном ты заплатила двести тысяч».

Я не отвечаю, и Туре продолжает:

«Это бездонный колодец, который невозможно наполнить, что бы ты ни делала и сколько бы ни отдавала. Когда ты наконец усвоишь это? Ты родилась с гипертрофированным чувством долга, и оно будет преследовать тебя до смертного одра. Тебе пора научиться жить с ним и при этом не совершать столько немыслимых поступков. Ты должна смириться с ним так же, как люди смиряются с горем. Шаг за шагом».

Я по-прежнему не отвечаю, и Туре пытается зайти с другого фланга:

«Поверить не могу, что ты добровольно отдала дом. Глупее ничего нельзя было придумать. Ты потеряла свой единственный козырь в переговорах».

Мне не нужен никакой козырь в переговорах. И я не хочу быть частью того мира, где используют подобные термины. Или рассуждают о восстановлении брака.

В последнее время приступы удушья стали случаться и посреди дня. Тогда я нагибаюсь вперед, кладу руки на колени и стараюсь наполнить легкие воздухом. Утешает то, что существует предел, до которого тело способно выносить подобные выходки, и на этот раз все проходит.

«Нужно собрать волю в кулак и выстоять», – говорю я, глядя в зеркало, ведь я знаю, что мозг можно запрограммировать. Мысли, чувства и любая мозговая активность способны со временем сформировать новые шаблоны. Это работает в обе стороны. Депрессия порой подкрадывается незаметно. Поначалу может показаться соблазнительным поддаться ей, однако стоит новому состоянию укорениться, как избавиться от него будет гораздо сложнее – сложнее, чем было бы отразить первый удар. Так я говорю своим пациентам.

Успокойтесь, получайте удовольствие от жизни, питайтесь разнообразно, больше двигайтесь. Я улыбаюсь сама себе так широко, что оголяются десны.

«Как ты думаешь, все будет в порядке?» – спрашиваю я Туре, но он не отвечает. Он просто осклабился своей надменной улыбкой от уха до