Седьмая вода - Галина Валентиновна Чередий

— А когда мы к маме поедем?

— Я звоню в больницу каждый час. Она пока в реанимации, а туда не пускают. Мне даже не позволили посмотреть от двери. Но я им заплатил хорошо, Васенька, они будут тщательно за ней ухаживать и, как только будет можно, позвонят нам сами даже среди ночи.

— Спасибо, дядя Максим, — сказала я, и он болезненно поморщился.

— Не понимаю, за что ты меня благодаришь. Ведь это я не уследил за моей Мариночкой, — широкие плечи мужчины вздрогнули и бессильно поникли. — Я не знаю, как я… если она.

Вид этого всегда твердого, как скала, мужчины, который стал опорой для нас с мамой в самый тяжелый момент нашей жизни, подействовал на меня, как удар в грудь. Видеть его сломленным по-настоящему страшно. Если даже он так напуган, то что же делать мне?

Повинуясь неожиданному порыву, я поднялась и, подойдя, осторожно положила руку ему на плечо. Может и странно, но, несмотря на годы, прожитые бок о бок в одном доме, я никогда не дотрагивалась него. Максим Григорьевич накрыл мою руку своей большой горячей ладонью, и это прикосновение стало чем-то новым для меня. Словно между нами установилась за одно мгновение связь, некий мост, который не выходило построить многое годы до этого. А может, мы недостаточно пытались? Да и пытались ли вообще?

Неожиданно я ощутила движение у плеча и увидела неслышно подошедшего Арсения с другой стороны. Он стоял так близко, что тепло его обнаженной кожи просочилось через мою блузку, и я, вздрогнув, отшатнулась.

— Пап, ты должен быть сильным, — твердо сказал Арсений. — Марина скоро придет в себя, и она будет нуждаться в тебе, собранном и владеющем собой. Ты просто обязан быть спокойным и поддержать ее, как всегда и делал.

Я нахмурилась, удивленно глядя на Арсения. Наверное, первый раз я слышала, что он говорит хоть что-то без насмешки и циничного подтекста. Его слова звучали с настоящим чувством, и для меня это было тем более странным, потому что говорил он о моей матери. Видимо, многое и в самом деле поменялось в этом доме, пока меня не было.

Я была рада воспользоваться возможностью покинуть кухню, делая вид, что желаю оставить отца и сына наедине. Хотя с удовольствием сбежала бы не только с кухни, но и из дома и даже города.

Мои вещи все еще стояли у порога, и я потащила чемодан на колесах к лестнице. Но едва дошла до первой же ступеньки, как его ручку бесцеремонно выдернули у меня из ладони. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это Арсений. Достаточно было и его запаха, от которого на моем лбу, похоже, моментально выступила легкая испарина.

— Я могу и сама, — слабо возразила я, понимая, что и этого делать не нужно.

Такие, как он, не делают ничего из желания просто помочь по доброте душевной. Скорее уж чтобы подчеркнуть даже в мелочах собственную значимость и слабость и никчемность других.

— Знаю, что можешь.

Этот хрипловатый голос всегда вызывал у меня странную смесь ощущений.

С одной стороны, любой мужчина, наверное, убил бы за умение звучать так. Кирилл уж точно был бы в обмороке и надолго захандрил от зависти. Такое ощущение, что этот мерзавец Арсений каждым словом пробирался под кожу женщины и дотрагивался до самой ее глубинной сущности, заставляя все, что есть в ней от первобытной, живущей на чистых инстинктах, похотливой самки, отзываться на эти чисто самцовые вибрации. А с другой стороны, этим же дико сексуальным голосом он произнес самые обидные и унизительные вещи, что я только слышала за свою жизнь. Так стоит ли удивляться, что вместо возбуждения во мне все сжимается, готовясь к обороне?

Не проронив больше ни слова, мы дошли до моей старой комнаты. Я развернулась, чтобы забрать у мужчины чемодан, но он просто протиснулся мимо меня внутрь и поставил его у шкафа-купе. Я, не желая оказываться с ним в одном замкнутом пространстве, топталась в дверях, ожидая, когда он уйдет.

С минуту Арсений стоял посреди комнаты и оглядывался, словно припоминая что-то, а я нервничала и потела, как чертова загнанная лошадь.

Наконец он двинулся в мою сторону, намереваясь уйти, и я шагнула в сторону, чтобы сохранить между нами максимум пространства. Но, естественно, уйти просто так он не мог. Это был бы не Арсений.

— Не хочешь хоть обнять меня, вроде, столько лет не виделись? — спросил он, и я слегка вздрогнула.

Видение его сильных рук, блуждающих по моей коже, и невнятные звуки едва различимого шепота, говорящего о том, чего просто быть не может, будто толкнулись в мое сердце, заставляя его дернуться и испуганно рвануть в горло.

Не доверяя своему голосу, я просто покачала головой, стараясь удержать маску полного равнодушия на лице.

— Жаль. Я скучал по тебе.

И почему опять он звучит так, как будто говорит правду, а не готовится к очередной гадости?

Еще бы ты не скучал, братец. Столько лет тебе было не над кем глумиться при любой возможности и безнаказанно отравлять жизнь.

Арсений вышел, и я едва сдержала облегченный вдох, закрывая за ним дверь. Но в последнюю секунду он уперся в нее рукой, и наши лица оказались в считанных сантиметрах друг от друга.

— Скажи, ведь если бы не это несчастье, ты бы еще долго не приехала?

Хорошо мне знакомая злость сводного братца прорвалась в его голосе.

— Скорее всего, так, — ответила я, прочистив горло.

Он еще с полминуты смотрел в упор, и я видела, как темнеют его серые глаза, становясь по цвету больше похожими на тяжелые грозовые облака.

— Ты вообще когда-нибудь собиралась вернуться?

Уже не вопрос, а буквально требование ответа.

Только я не та девчонка, что робела от этих ноток в его голосе. Вздернув подбородок, я глянула на него прямо, вкладывая в этот взгляд всю смелость, которую воспитала в себе за годы вдали от дома.

— Ясно, сестренка.

Арсений резко отстранился, отпуская дверь, и она захлопнулась. Я на дрожащих ногах пошла в душ и, смыв с себя дорожную грязь, повалилась в постель и моментально заснула.

ГЛАВА 2

Арсений.

Мне хотелось ударить в захлопнувшуюся перед носом дверь так, чтобы от нее только щепки остались. Явилась! Еще хуже и холоднее, чем была! Не-е-ет, никакая она не Царевна-лягушка и не Василиса Прекрасная, а самая настоящая Снежная Королева! Глаза эти…