Дьявол, которого знаешь - Вера Кауи

Она поставила будильник на шесть — Харри терпеть не мог торопиться, проверила, на месте ли свежая рубашка, пиджак был уже вычищен, брюки выглажены. Ботинки его она не трогала. Харри чистил их только сам, доводя до немыслимого блеска. Чистое белье, ключи от машины, носовой платок… Все на месте. Тесса задернула шторы и тихо вышла из спальни, прикрыв за собой дверь.

Заглянув в кухню, она увидела, что Сарж уже все съел, насыпала ему в миску еще корма, в другую налила воды — от молока он нос воротил, изредка милостиво соглашался на сливки. Перед уходом Тесса включила сушку для белья. Вечером, когда она вернется, белье можно будет уже гладить. «А Харри считает, что я чересчур организованная», — подумала она.

Он, как всегда, не поставил машину в гараж, а бросил ее в переулке. Тесса вывела из гаража свой «Гольф», потом поставила на место машину Харри и заперла гараж.

«Ну почему всегда так бывает, — подумала она, выезжая со двора, — если и муж, и жена работают, то жене приходится вкалывать в два раза больше?»

3

Настроение у Николаса Оулда было скверное. Его вымотала непрекращающаяся головная боль — бронзовый светильник пробил ему череп, и рану ему зашивали.

— Вам повезло, что у вас такие густые волосы, мистер Оулд, — успокоил его врач. — Иначе бы у вас было повреждение посерьезнее.

Да еще перелом плеча, из-за которого он ходил перевязанный и был похож на курицу для жарки. Не говоря уж о том, что больничная кровать оказалась на редкость неудобной, кормили и поили его совсем не тем, чем бы он хотел, непрерывно мерили температуру и давление и светили ему в глаза какими-то фонариками.

Николас, здоровье у которого было всегда отличное, попав в больницу, сразу затосковал. Хотел он только одного — чтобы его оставили в покое и дали возможность спокойно все обдумать, ведь кто-то злонамеренно собирался взорвать его.

Жизнь Николаса Оулда складывалась легко и благополучно — отец его был послом, в семье Николас был единственным ребенком, мать его обожала, учился он в Итоне и Оксфорде, а потом в Гарварде, так что к подобным превратностям судьбы он подготовлен не был и поначалу даже не мог поверить, что такое случилось именно с ним. А потом пришел в ярость. «Бентли» обошелся ему недешево, он ждал его два года, а теперь какие-то негодяи превратили «Бентли» в груду обломков. Причем неизвестно, какие именно негодяи. Он вел дела во многих странах, банкир всегда работает с деньгами. Если одной стране не понравилось, как он ведет дела с другой, — значит, дело плохо. Он сотрудничал с израильтянами, сотрудничал и с арабами, с Ольстером и с ирландскими националистами, а о южноамериканских странах, в том числе о тех, где власть была в руках у наркобаронов, и говорить нечего, хотя он отказался вежливо, но решительно помогать им отмывать их грязные миллиарды, несмотря на то, что это могло принести ему немалый доход. За последние шестнадцать лет он узнал про бизнес достаточно и отлично понимал, что есть и такие организации, которые не остановятся ни перед чем. Убийство для них — это просто слово, одно из множества других, и слово это они могут написать на любом языке. Тревожило Николаса на самом деле только лишь то, что он не знал, кто именно пытался его уничтожить. У Николаса были и другие причины для беспокойства, но события последнего времени отодвинули его прежние волнения на задний план.

Наверняка он знал только одно — что каким-то образом он перешел кому-то дорожку и ему было выказано неудовольствие. «Их неудовольствие! — мрачно подумал он. — А как насчет моего? Если они хотели заставить меня переменить манеру поведения, то старались напрасно». Он совершенно не переносил насилия и принуждения. Уже много лет он не позволял кому бы то ни было собой манипулировать. И все же, как только он пришел в себя, он стал размышлять о случившемся. Тем более что все равно делать больше было нечего. Читать он не мог — сразу уставали глаза и раскалывалась голова, по телевизору смотрел только новости и был весьма доволен тем, что сочиненная им история принята, во всяком случае, прессой. А кроме того, он никак не мог найти себе места. Такого с ним не было уже много лет. И, только разобравшись как следует в своих мыслях и чувствах, он понял, что все это происходит из-за того, что ему кажется, будто он утратил контроль над своей собственной жизнью.

Им не удалось отнять ее, потому что бомба взорвалась не вовремя, но они не успокоятся и наверняка повторят свою попытку.

Он не получал никакого предупреждения, скорее всего его не будет и в следующий раз. То есть под угрозой оказалась его бесценная свобода. Отныне ему придется быть осторожным во всем — куда пойти, чем, с кем и как заниматься. Уже нельзя будет жить как придется, и все потому, что некая безымянная и безликая группа людей собирается его убить. И они пострашнее тех хулиганов, которые попадались ему в Итоне.

Теперь времена другие, да и он сам уже не тринадцатилетний мальчишка: не так давно он отметил свой тридцать девятый день рождения, и во всех проведенных — и закончившихся его победой — боях он знал, с кем сражается. А сейчас впервые он мучился бессилием, и бороться надо было с легионом невидимок. Мысль о том, что отныне он будет под чьим-то наблюдением, что кто-то будет следить за каждым его шагом, приводила его в ужас. Годы понадобились ему, чтобы избавиться от бдительной заботы матери. Правда, сороковой день рождения тоже хотелось бы отметить…

Перспектива малоприятная. Обложили со всех сторон.

Придется идти на компромисс.

Компромиссов он не любил. Есть в них привкус поражения, а к поражениям он не привык.

В сотый раз он прокручивал в мозгу все случившееся, когда дверь в его палату распахнулась и кто-то воскликнул:

— Ник! Как такое могло случиться? Неужели кто-то хотел тебя взорвать? Por Dios! Hijo mio! Боже мой, сынок! — Увидев сына, бледного, с забинтованной головой и с рукой в шине, Рейна Оулд кинулась к нему, распахнув объятия, но он предостерегающе поднял руку.

— Мама!

И Рейна тут же перестала причитать.

— Не обращай внимания на мой вид, если что меня и мучает, так это не головные боли. Нет, умирать я не собираюсь. Не надо вызывать специалистов со всего мира. И нужно мне только, чтобы все меня оставили в покое.

— Слава Богу, теперь я вижу, что ты — это ты. Но ты мне все-таки расскажи, почему terroristas, эти террористы проклятые за тобой охотятся? Ведь ты же помнишь, это они взорвали моего деверя несколько лет назад.

— Взорвали, но в Испании, и он был членом правительства, мишень слишком заметная. А мы в Англии. У меня семейное дело, банк, и политических амбиций у меня нет.

— И все же это предупреждение. Разве я тебе не говорила, что колумбийцы — народ опасный? Я испанка, испанцы пришли в Южную Америку как колонизаторы. У меня там родственники. Твоя сестра — моя дочь — живет в Мехико. Я тебя предупреждала…