Военная контрразведка и армия. Записки ветерана органов военной контрразведки - Борис Васильевич Гераскин

где в тот период отец работал слесарем, выдвинул его на должность директора Бучанского крахмального завода, находящегося под Киевом. Заводом он руководил с трехлетним перерывом, вызванным служебными перемещениями. В 1936 году по доносу его исключили из партии «за связь с врагами народа». Отец критически относился к некоторым мероприятиям партии, однако по принципиальным вопросам всегда занимал ее сторону.

Будучи человеком порядочным, он болезненно воспринял несправедливость. Стремясь реабилитировать себя, неустанно писал в партийные инстанции, доказывая свою правоту. Пока длилось бюрократическое разбирательство, его сняли с поста директора завода. Отец вынужден был вернуться в Киев — к своей основной профессии шофера. Изнурительная борьба отца за правду продолжалась более трех лет. В 1939 году его восстановили в партии с объявлением взыскания и направили директором крахмального завода в Черниговскую область. Через год он снова переехал в Киев, где встретил начало Великой Отечественной войны.

Высокие темпы наступления немецко-фашистских войск на первом, неудачном для нас, этапе войны позволили противнику уже в конце августа 1941 года выйти к Днепру, захватить Правобережную Украину и создать непосредственную угрозу Киеву. Обстоятельства вынудили эвакуировать из города ценности, промышленные предприятия и жителей. В эвакуации участвовал и отец. Он перевозил автомашиной в Харьков стариков, женщин и детей. Возвратиться в Киев уже не смог — город заняли немцы. Остался только с тем, что имел при себе. Куда было податься? Учитывая свой непризывной возраст, решил ехать к себе на родину — в Рязанскую область, где и трудился в сельском хозяйстве.

В 1944 году возвратился в освобожденный Киев. Ужасающее зрелище открылось взору. Гитлеровцы варварски разграбили и разрушили город, превратив в гигантскую груду камней. Старинный дом № 21 на Пушкинской улице, где до войны жила наша семья, чудом уцелел, но комната оказалась уже занятой. Отцу пришлось поселиться буквально в подворотне — холодном, продуваемом ветрами, малоудобном для нормальной жизни помещении. Только спустя много лет его жилищные условия улучшились: дали одну комнату в общей квартире.

В послевоенные годы отец участвовал в восстановлении города, работал в военных и гражданских организациях шофером, вел обычную жизнь пенсионера. Его здоровье пошатнулось. Он стал часто болеть. Я постоянно помогал ему материально.

* * *

С раннего возраста отца приучили трудиться. Он не брезговал никакой работой. Домашние никогда не приглашали электрика, водопроводчика, не сдавали в ремонт обувь. Отец все делал сам. Труд для него был своеобразным жизненным наркотиком. Это помогало ему даже в самые мрачные, голодные времена иметь честно заработанный кусок хлеба.

К людям отец относился мягко, по-доброму. Избегал конфликтов, предпочитая ссоре компромисс. Сожалел об отсутствии у него хорошей общеобразовательной подготовки. Вместе с тем проявлял по-своему философский склад мышления, опиравшийся на житейский опыт. Еще в 30-е годы говорил мне, что с началом войны в армии обязательно будут введены офицерские звания и погоны — так оно позднее и произошло. Имел привычку наиболее интересные мысли и события записывать.

Скончался мой отец, Василий Иванович Гераскин, 15 августа 1973 года в Киеве. Похоронен на Байковом кладбище. В наследство мне досталась самая мудрая книга человечества — Библия, изданная 100 лет назад в Москве по благословению Святейшего Синода. Это уникальное издание я храню как незабвенную память о своем отце.

Осмысливая жизнь отца, охватывающую период более 80 лет, осознаешь, какой сложной, полной забот и тревог она была. Отец всегда отдавал больше, чем получал взамен. На его глазах произошла смена эпох. Он пережил три революции, две мировые и гражданскую войны. Не много ли потрясений для одной человеческой жизни?

После похорон отца и поминок на душе было тяжело, пусто и одиноко. Никого не хотелось видеть. Переодевшись в гостинице в штатское, я пошел бродить по вечернему Киеву, окунувшись в свое детство и юность.

* * *

Родился я 22 мая 1921 года в городе Киеве на Малой Левашвоской улице. Отец мой, как я уже отмечал, Василий Иванович Гераскин, — коренной россиянин с Рязанщины, а мать, Ирина Давыдовна, — украинка с Полтавщины. Таких смешанных семей миллионы. Они — детище многовековой судьбы народов России, которые всегда по-братски делили радость и горе, забывая о своей национальной принадлежности.

Согласно гороскопу я появился на свет под знаком Близнецов. Астрологи утверждают, что именно под этим знаком рождаются художники и поэты.

Возможно это и так. Но, родившись художником, я все же им не стал. В гороскоп внесла серьезные коррективы сама жизнь.

Об отце я уже писал. Скажу коротко и о матери. Выросла она в многодетной, среднего достатка крестьянской семье Степаненко. Обладала сильным характером и волей. Ко мне и сестре проявляла строгость. Как большинство украинок, рачительно вела домашнее хозяйство, замечательно кулинарничала и шила. Никогда не отказывала людям в помощи. Заботливо опекала многочисленную родню. Скоротечная болезнь, вызванная простудой, лишила меня матери еще в раннем детстве.

Говорят, что у каждого поколения есть свои молодость и старость, своя заря и свой закат. Справедливо это и по отношению к моему поколению. Наше детство и юность прошли в напряженные предвоенные годы, закалились и возмужали мы в горниле Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, познали и многое осознали в послевоенный период, а в 80-е годы минувшего столетия перешагнули свой жизненный рубикон. Все это — целая историческая эпоха, наполненная крупнейшими политическими и социальными событиями, крутыми общественными поворотами, победами и кризисами, физическими и моральными испытаниями, тяжелый груз которых вынесло на своих плечах и мое поколение вместе со всеми советскими людьми.

Память не позволяет мне восстановить целостную картину предвоенных лет. Многое забыто. Ряд событий потерял свои очертания, растворился в глубине времени. Однако то, что когда-то поразило, задело и взволновало, встает перед глазами в виде отдельных эпизодов прошлого…

Начало 30-х годов… Мое воображение подростка поражают огромные красочные панно на стенах киевских домов: на них изображены на фоне заводских корпусов, дымящихся труб и домен, строительных кранов, высоковольтных электролиний мускулистые и строгие рабочие, женщины в красных косынках, призывающие: «Даешь пятилетку в четыре года!».

Особенно популярно изображение строящегося Днепрогэса. Он на плакатах и открытках, в газетах и учебниках, на обложках школьных тетрадей — буквально везде. Днепрогэс популяризировался как символ индустриализации Советского государства.

Именно в эти годы пятилетки строились металлургические предприятия на Украине и в Сибири, тракторный гигант на Волге, Турксиб, Кузнецк и Магнитка, новые шахты в Донбассе и многое другое. Упорным трудом страна вырывалась из оков технико-экономической отсталости.

Предполагалось, что процесс индустриализации государства должен базироваться на постепенном подъеме производительности сельского хозяйства, повышении благосостояния деревни. Однако аграрная политика партии, определившая форсированный «курс на коллективизацию»,