Двое строптивых - Старшов Евгений

Аскеза в военно-монашеском ордене, впрочем, не особенно приживалась. Официально рыцарям было сделано послабление, в смысле постной еды. Как монахи, они теоретически не могли есть мясо четвероногих животных, но так как это ослабляло силы воинов, было постановлено не только нарушение этого правила, но и дополнительные приемы пищи в походах и даже, по воле магистра, принуждение к мясоедению строгих постников.

Вот почему в жизни воинов Христовых постепенно появлялись и роскошь, и охота, и излишнее винопитие, и женщины, хотя, конечно, великие магистры время от времени занимались целительством подобного рода язв.

О социальной деятельности ордена можно сказать следующее. Иоанниты недаром звались еще и госпитальерами: медицинское обслуживание на Родосе оказалось на высоте, мало кем достигаемой в то время.

Особо знаменит иоаннитский госпиталь был своими хирургами. Соответствующие чины наблюдали за наличием лекарств, больных окружал целый штат сиделок, а кормили их на серебряной (!) посуде курятиной, хлебом и вином.

И все же это был не рай земной, а лечебное учреждение, где одни выздоравливали, а другие умирали, поэтому о смерти следовало помнить. Кроме того, каждый новоприбывший пациент был обязан написать завещание в присутствии капеллана, пользуясь в случае безграмотности госпитальным писцом.

Каждое утро капеллан служил мессу, на которой присутствовали и причащались больные. Опять же, чтобы не отягощать пациентов грехами, в госпитале было запрещено играть в карты и в кости, а также читать книги, не соответствовавшие христианскому содержанию. Но для особых состоятельных господ имелся отдельный госпиталь Святой Екатерины с индивидуальными палатами, и там никто за поведением пациентов не следил.

Великий госпитальер заведовал не только самим госпиталем и островной медициной. В его ведение также входил присмотр за вдовами, сиротами и нищими, которых орденские чины несколько высокопарно называли своими господами.

Безденежным невестам на свадьбу выдавался дар от ордена. Освобождаемый из заключения преступник снабжался 12 денье, чтобы ему было на что начать новую жизнь. При госпитале трижды в неделю 30 нищих получали пищу и вино, каждую субботу во время Великого поста 13 нищих получали одежду и немного денег. Специально назначенный орденом человек надзирал над мастерскими, в которых чинились старые обувь и одежда для последующей раздачи нищим.

Также при госпитале воспитывали сирот, а с состоятельных горожан порой взимался налог на образование родосских детей, которых учили и греческому, и латинскому языкам.

Отношения латинян с греками были непростыми. Заново укрепленная рыцарями внутригородская византийская стена надежно охраняла рыцарскую часть города — Коллакиум — от греческой Бурги (Хоры). Это означало, что рыцари боялись восстания местного населения.

Родосцы-греки после некоторых колебаний не приняли религиозную унию с Римом, за которую ухватилась было умиравшая Византия, однако потом, с ее падением и ввиду вынужденного сожительства с латинянами, защищавшими Родос от мусульман, в 1474 году и родосская церковь вступила в унию, чем отшатнула от себя часть простого народа. Периодически возникали религиозные восстания, подстрекаемые фанатичными монахами.

Родосский униатский митрополит, сосуществовавший с латинским, жестоко карал подстрекателей, а великий магистр Орсини даже выслал их в некотором количестве с острова в 1476 году.

По условиям унии, греческий митрополит должен был принести клятву верности святому Петру, Римской Церкви и латинскому архиепископу Родоса. По его смерти великий магистр сам выбирал митрополиту преемника, но из двух или трех кандидатов, представляемых греками. После этого избрание ратифицировалось латинским иерархом, затем новый митрополит приносил клятву верности великому магистру и католическому архиепископу, после чего его ставили в митрополиты по православному обряду.

Поставление новых греческих священников осуществлялось совместно униатским митрополитом и католическим архиепископом, но также по православному обряду. Возможно, поэтому греческая интеллигенция, в отличие от рыбарей и крестьян, быстро приняла унию и служила у рыцарей переводчиками и хронистами, помогая тянувшимся к просвещению европейцам переводить труды античных авторов.

Кроме греков и латинян на острове еще с XII века в особом квартале успешно селилось еврейство и занималось ткачеством и коммерцией. Крестоносцы их не трогали, принимая во внимание особенности местных условий и определенную приносимую иудеями пользу.

Вот, если очень кратко, какова была история ордена, обстоятельства пришествия его на Родос и отображение того, чем и как он жил. Теперь всему этому бытию грозил изогнутый османский меч.

1

Путешествие завершилось быстро и без происшествий. Орденский флаг с изображением белого креста на ало-малиновом фоне пользовался относительным уважением… среди честных мореплавателей. Ну а для прочих предназначались пушки.

Во время плавания Торнвилль еще больше сошелся с буяном Джарвисом, да и для брата Жоффруа он явился интересным собеседником: крестоносца интересовало многое из того, что молодой англичанин познал в турецком плену.

Правда, Лео оценил себя не слишком высоко, сразу сказав, что его сведения, пожалуй, не особо ценны, поскольку о турецких военных делах он сообщить ничего не может, разве что касательно литья пушек. Да и то с точки зрения случайного наблюдателя, без тонкостей и тайн технологии… Однако рыцарь-иоаннит оказался иного мнения:

— Нам с ними воевать, поэтому надо знать и то, чем противник живет, и как он живет, как мыслит. Поэтому говори, как есть, а выводы, даст Бог, мы уж сделаем сами.

Ясно, что разговор тянулся не один день, но Жоффруа в основном слушал, а сам был немногословен, да и Лео понимал, что в нынешнем положении лучше никаких лишних вопросов не задавать. Все, что нужно, узнается потом, со временем.

Шесть дней прошли быстро, в виду островов и малоазийского побережья, и наконец открылся Родос, отделенный и тогда, как и теперь, от вражеского турецкого берега лишь небольшим проливом.

Обогнув северную оконечность острова, каракка иоаннитов подошла к орденской столице. Вышедший на палубу Торнвилль с замиранием сердца смотрел на высокие зубчатые башни, увенчанные флагами, мощные стены с тройными — типично иоаннитскими — зубцами, а также ветряные мельницы на самом берегу пролива, где никогда не стихает ветер. (На мельницах иоанниты мололи не только зерно, как резонно было предположить, но и компоненты пороха.)

Правда, Лео поначалу оглядел все лишь мельком, ведь в первую очередь приковывала к себе взгляд гигантская прямоугольная 46-метровая башня Найяка, по высоте сравнимая разве что с легендарным колоссом Родосским. Эта статная башня 1400 года постройки являлась, наверное, одной из главных достопримечательностей Родоса вплоть до 1863 года — пока ее не погубило землетрясение. Она возвышалась на молу[4], тянущемся от северо-восточного угла крепости и ощетинившемся по обе стороны рядом пушек, чтобы лучше контролировать приближающиеся суда.

Башню венчал парапет с навесными бойницами и четырьмя выступающими дозорными башенками по углам. Посередине же находилась пятая башенка, восьмиугольная, намного крупнее боковых, с опоясывавшей ее снаружи каменной винтовой лестницей.

От башни Найяка до круглой башни Ангелов, стоявшей на соседнем молу, была протянута мощная железная цепь длиной в 300 ярдов, натягиваемая специальной машиной на первом этаже башни Найяка. Эта цепь (нововведение магистра д’Обюссона, исполненное по его распоряжению сен-жильским приором) преграждала проход в главную — военную — гавань Родосской крепости. И именно в военную гавань нужно было пройти каракке, на чьей палубе стоял Лео, восторженно оглядывавший крепость и гавани, которых помимо военной было несколько.

Одна гавань, довольно большая, виднелась за башней Ангелов, а между башней Найяка и круглой башней Святого Николая на соседнем молу — еще одна, небольшая, галерная гавань.